расходятся.
— Мне всё равно. Сами решайте, кому верить.
— Верить будем экспертизе, — постукивая пальцами по широкому дубовому столу, пристально на меня смотрит.
Мне неуютно под этим исследующим взглядом. Он словно под кожу пробирается.
В кабинете повисает напряжённая тишина.
— Иди к себе, Насть, — наконец-то отпускает меня папа, прекращая эту пытку. — В четырнадцать ноль-ноль за тобой заедет Амиран, — кладёт на стол свой смартфон. — Он отвезёт тебя к матери.
— А ты?
— У меня встреча. Но я заберу вас, — погладив ладонью по волосам, отклоняется. — Ступай к себе.
— До свидания, — прощаюсь я довольно вежливо.
— До встречи, Анастасия, — многообещающе отвечает мужчина, провожая меня глазами.
Выхожу из кабинета, но намеренно останавливаюсь по ту сторону двери, прикладывая ухо к деревянной поверхности. Подслушивать нехорошо, но мне очень надо.
— Что думаешь, Евгеньич? — произносит отец спустя некоторое время.
— Врёт однозначно, — выносит тот свой вердикт.
Прикрываю глаза. Проглатываю тугой, шершавый ком, вставший в горле.
— Твоя Анастасия зачем-то выгораживает Климова-младшего.
— В розыск подали?
Чувствую, как болезненно сжимается моё сердце.
— Официально нет.
— А чего вы ждёте? — злится папа.
— Экспертизу ждём. Сегодня вечером будут готовы результаты.
— Сейчас в розыск подавай.
— Город перекрыли вчера. Вокзалы, трассы.
— Ты наивно полагаешь, что он ещё тут?
— Вряд ли.
— Соседи этой твари что говорят?
— Старуха с шавкой видела Климова-младшего у подъезда позавчера рано утром. Сказала, что еле на ногах стоял. Морда была разукрашена.
— Позавчера, — цедит папа раздражённо. — Вы его упустили, мать вашу!
В конце коридора показывается наша помощница, Галя, и я вынужденно отлипаю от двери.
— Анастасия Эдуардовна, обед подавать?
— Спросите у отца, — отмахиваюсь и, ускорив шаг, прохожу мимо неё.
«Старуха с шавкой видела Климова-младшего у подъезда позавчера. Сказала, что еле на ногах стоял. Морда была разукрашена».
Оказавшись в своей девичьей обители, забираюсь с ногами на постель и обнимаю свою любимую игрушку, огромную плюшевую собаку.
Делаю медленный вдох и выдох.
Пытаюсь угомонить бурю внутри себя.
Даня-Даня, как же я надеюсь на то, что ты уже очень далеко…
— Расскажите о том, что с вами случилось, — врач присаживается в кресло напротив.
— Настюш, — мама кивает, как бы сообщая о том, что этому доктору можно довериться.
Видит Бог, на этот визит я решилась не сразу, да и то лишь из-за того, что до ужаса боюсь повторения приступа.
— Не знаю, что это было, — опускаю взгляд вниз и начинаю перебирать тонкую ткань сарафана пальцами. — Я разнервничалась. Распереживалась, пока сидела в темноте.
— Страдаете от никтофобии? — врач делает пометки в своём блокноте.
— Да.
— Ясно, продолжайте.
Тяну носом загустевший кислород. Затем медленно выдыхаю.
— В какой-то момент я перестала слышать слова человека, стоящего напротив. В ушах внезапно зашумело. Я почувствовала, как напрягаются мышцы. И… И всё. Дальше ничего толком не помню. Вроде я упала. Лежала на полу, содрогаясь в конвульсиях.
— Бедная моя девочка, — мама прикладывает платок к щеке. Снова плачет. Плачет она уже на протяжении трёх недель. С тех самых пор, как увидела меня на пороге своей палаты.
— Я очнулась на полу, — нехотя воскрешаю в памяти тот нелицеприятный эпизод. — Тело было словно ватное. Мозг ничего толком не соображал. Я не могла понять, почему лежу.
— А помните ли вы, что помимо темноты спровоцировало приступ?
— Нет.
— Миш, её похитили, она сидела в бомбоубежище! Считаешь этого недостаточно? — вмешивается в наш разговор мама.
— Что-то подобное когда-нибудь случалось?
— Нет, — отвечаем с ней в один голос.
— Хорошо. Когда произошел приступ?
— Три недели назад.
— Он не повторялся?
— Нет.
— Были ли осложнения во время родов? — обращается к матери.
— Как сказать… Меня кесарили. Таковы были показания.
— Анастасия Эдуардовна, не могли бы вы рассказать подробнее о том, что происходило после приступа? Это крайне важно.
— После приступа я… долго спала. По пробуждении ощущала рассеянность и сильную слабость, мне казалось, что болела абсолютно каждая мышца.
— Я вас понял, — кивает, вновь записав пару строк в блокнот. — Беспокоят ли головные боли? Если да, то насколько часто?
— Не могу сказать, что часто. Доктор, скажите, у меня эпилепсия, да? Почему заболевание проявилось только сейчас, а не в детском возрасте? Когда ожидать следующий приступ? Он начнётся вот также внезапно? Я читала, что…
— Анастасия Эдуардовна, — перебивает он меня вежливо. — Давайте не будем самостоятельно ставить диагноз. Один судорожный приступ нельзя считать эпилепсией.
— А что же это такое? — поднимаю на него глаза.
— Не волнуйтесь. Мы проведём необходимое комплексное обследование. Посмотрим анализы, сделаем генетический тест, электроэнцефалографию, МРТ.
— Электро что? — переспрашиваю растерянно.
— Электроэнцефалография — это запись электрической активности головного мозга. Для проведения данной процедуры на коже головы закрепляются специальные электроды. Они передают нам сигнал в виде волн, отображающихся на специальной бумажной ленте или компьютере.
— Понятно.
— Нам нужно провести полный ЭЭГ-мониторинг — сравнить активность мозга в разное время суток, в состояниях покоя, возбуждения, сна, — объясняет он терпеливо.
— Ладно. А МРТ?
— МРТ сделаем сегодня. Процедура позволит оценить состояние тканей головного мозга. Она выявит повреждения, если таковые имеются, и поможет нам определить причину заболевания. По международным стандартам, МРТ — обязательная процедура для первичной диагностики эпилепсии.
— Ясно.
— Но начнём с неврологического осмотра. Проверим мышечный тонус, чувствительность, координацию и рефлексы. Вы не против?
— Не против.
***
— Такая чудесная сегодня погода, — подставляю щёки вечернему солнышку.
Мы с мамой неспешным шагом прогуливаемся по нашей территории.
— Как ты себя чувствуешь? — она обеспокоенно на меня смотрит.
— Нормально.
— Ничего не болит?
— Нет.
— Хорошо, — бережно сжимает мою ладонь своей.
— Мам, что тебе сказал Михаил Владимирович? — решаюсь наконец спросить.
— Толком ничего. Пока ждём результаты обследования.
Подстилаю на землю одеяло и присаживаюсь. Достаю из корзинки упакованные в фольгу бутерброды. С плавленным сыром и помидорами.
— Перекусим?
— Это ерунда, а не еда. Что хочешь на ужин, дочка? — опускается рядом.
— Мне всё равно, — пожимаю плечом и, сощурившись, осматриваю пруд, раскинувшийся перед нами. Тот самый пруд, у которого когда-то мы познакомились с Даней.
— Настюш, в субботу у отца юбилей. Ты же помнишь?
— Да, — мгновенно скисаю.
Совершенно нет желания видеть большое количество людей.
— Может быть, проедем утром в торговый центр?
— Мы же давно купили подарок.
— Да я не об этом, дочь. Думала, походим по магазинам, подберём себе наряды. М? — гладит меня по волосам.
— Давай выберем несколько моделей и пусть Рита привезёт их нам сюда, — взглядом выражаю мольбу.
— Зай, пора уже выбираться из дома. Затворничество ни к чему хорошему не приведёт.
— Знаю, просто я пока не готова.
— А ты и не будешь к этому готова, родная. Помнишь, что сказал твой психолог? Нужно выбираться из
