давить на перепонки.
— Не знаю. У меня есть фальшивый паспорт. Попробую двинуть отсюда и желательно прямо сейчас.
Первые лучи восходящего солнца подсвечивают его профиль. И я старательно запоминаю это мгновение, ведь что-то мне подсказывает: скорее всего, мы с Даней уже больше не увидимся.
— Давай, Насть, иди, — сжимает пальцами руль и смотрит в зеркало заднего вида, заметно нервничая.
Киваю.
Очень-очень сильно хочу обнять, но вместо этого снимаю с шеи свою цепочку с медальоном и одеваю на него.
— Зачем? — встречаемся глазами.
— Просто пусть будет у тебя, — отвечаю, с трудом сдерживая в себе порыв разрыдаться.
— Прости меня, Настя, — произносит он и, положив ладонь мне на шею, притягивает к себе, чтобы коснуться своим лбом моего.
— Береги себя, Даня… — шепчу я тихо.
Болит за него душа.
— Иди, пока никого, — разрывает наш контакт, и отчего-то внутри себя я чувствую страшную пустоту. — Скорее.
На ватных ногах выхожу из автомобиля. Закрываю дверь и направляюсь к указателю.
Когда раскат грома разрывает утреннее небо, всё же оборачиваюсь, хоть и наказала себе этого не делать.
Даня, смотрящий мне вслед, трогается с места и, развернувшись посреди пустой трассы, уезжает в противоположную сторону. Постепенно исчезая вдали.
Вспышкой сверкает молния.
Первые тяжёлые капли дождя падают на асфальт.
Глубокий вдох.
Выдох.
Лёгкие наполняются вожделенным кислородом.
А босые ноги… Босые ноги ведут меня домой, к маме…
Несколько дней спустя
— Ты звал меня, папа? — нерешительно заглядываю в кабинет.
— Да.
— Мы едем забирать маму?
— Чуть позже, милая. Проходи. С тобой хотят побеседовать.
Заранее напрягаюсь.
— Добрый день, Анастасия, — здоровается со мной невысокий коренастый мужчина, которого я вижу впервые.
— Вы из полиции? — имею наглость уточнить.
— Присаживайся. У Константина Евгеньевича есть к тебе несколько вопросов.
Значит да, из полиции.
— Я ведь уже рассказала всё вашим людям.
— Всё да не всё… — вздёргивает бровь этот самый Константин Евгеньевич.
— Вы о чём? — стараюсь не подавать вида, что взволнована.
— Не нервничай, Насть, спокойно. Просто присядь, — отец жестом указывает на стул, что стоит слева от него.
— Хорошо, — делаю то, что просит. Настороженно разглядываю незнакомца. Не нравится он мне уже заранее. Почему-то кажется каким-то скользким и неприятным.
Что ещё замечаю… Отец вроде и мягок со мной, как в предыдущие пару дней, однако сегодня на его лице присутствует некое выражение недовольства.
— Анастасия, — Константин впивается в меня взглядом-рентгеном. — Я просмотрел видео и прослушал вашу беседу со следователем. Трижды. В том числе в присутствии психолога, с которым вам предстоит встретиться завтра.
— И зачем вы мне это говорите?
— Чтобы вы понимали: я крайне внимательно изучил материалы дела.
— Это ваша работа, — отзываюсь тихо, равнодушно пожимая плечом.
— Разумеется, — он сощуривает один глаз. — И всё-таки, перейдём к беседе, если вы не возражаете, — кладёт перед собой толстую коричневую папку, открывает её, надевает очки. Пробежавшись по строчкам, поднимает глаза. — В разговоре со следователем вы утверждали, что похититель был один.
В лёгких резко заканчивается кислород, а сердце непроизвольно начинает стучать быстрее.
— Верно, Анастасия?
— Да, — сглатываю и выдерживаю его тяжёлый взгляд.
— То есть никаких других людей в бомбоубежище не было, так?
— Не было.
— Странно… — почёсывает седую бороду. — Эксперты нашли в бункере отпечатки третьего человека. И его кровь.
— Я не могу знать, кто находился там до меня, — упрямо гну свою линию.
— Так-то оно так, — снимает очки, — однако Егор утверждает, что его младший брат, Данила Климов, недавно вернувшийся из детского дома на родину, тоже участвовал в похищении и был его подельником от начала и до конца.
— В подземелье был только Егор.
— А до? В тот самый вечер, когда вас похитили.
— Он был один, — повторяю я сухо.
— Анастасия, свидетели…
— Мне больше нечего вам сказать, — поднимаюсь со стула.
— Сядь, — басит отец.
— Чего вы от меня хотите? Какой смысл расспрашивать, если всё равно мне не верите.
— А можно ещё раз послушать про финальный эпизод? — складывает пальцы в замок.
— Вы ведь уже трижды слушали мой рассказ. И даже с психологом, — напоминаю язвительно.
— Настя… — папа выжидающе на меня смотрит. Как бы намекая: надо притормозить.
— Я ждала его, — вздохнув, начинаю говорить. — Была уверена в том, что ты не переведёшь деньги до тех пор, пока не убедишься в том, что я жива.
— И вот он пришёл, — торопит меня Константин.
— Да. Я пряталась в той комнате, где установлен генератор, или как он там называется…
— Егор всегда оставлял вам возможность свободно передвигаться по комнатам?
— Нет, но тогда мне повезло. Он очень спешил.
— Вы дождались его и…
— И я ударила его по голове огнетушителем.
— Хорошо, а как объяснить синяки и гематомы на теле Климова?
— Без понятия, о чём вы.
— Между вами была борьба?
— Накануне. Я пыталась сбежать, но ничего не получилось.
— Это тогда он тебя ударил? — стиснув зубы, спрашивает отец.
— Да, — дотрагиваюсь ладонью до пострадавшей скулы.
— Гнида. Ну я ему устрою! — ставит перед собой стакан. Наливает в него тёмно-коричневую жидкость из гранёной бутылки.
— Егор упал, я схватила связку ключей и побежала наверх.
— А где же эти самые ключи? Они у вас?
— Нет. Вероятно, я выбросила их в лесу, — отвечаю неопределённо.
— Зачем же?
— Вы вообще представляете моё состояние? Я оказалась на свободе. О ключах не думала точно! Лишь бежала и молилась о том, чтобы спастись.
— Понимаю-понимаю, — тянет задумчиво. — Скажите, Настя, а правда ли, что был период в вашем детстве, когда вы дружили с Климовым-младшим? — что-то пишет на листе.
— Это длилось недолго. Одно лето.
Нет смысла обманывать. Папа ведь в курсе.
— Насколько близко вы с ним общались?
— Я уже не помню подробностей. Это было очень давно, — даю знак, что не намерена ковыряться в воспоминаниях.
— Когда вы видели Данилу в последний раз? — обрушивает на меня вопросы пулемётной очередью. Только и успевай отвечать.
— Тогда и видела.
Хм… — вновь прищуривается и трёт подбородок.
— Я могу идти? Хочу принять таблетку. Плохо себя чувствую. Голова разболелась от вашего допроса.
— Егор утверждает, что вы сбежали вместе с его братом, — игнорирует мою реплику и продолжает давить, яро желая расколоть.
— Я сбежала одна, — чеканю по слогам.
— А выглядит всё таким образом, что будто бы нет, — замечает он ехидно.
— Послушайте, я не понимаю, чего вы от меня хотите? — чувствую, что моя и без того расшатанная до крайней степени нервная система начинает сдавать.
— Чего хочу? — закрывает папку. — Разве что правды. Ведь виновные непременно должны быть наказаны. Как считаете?
— Егор у вас.
— Да. Меня беспокоит тот факт, что ваши показания в некоторых моментах
