Туула: В Люксембурге на этот раз. Делает вид, что работает на какой-то конференции. Что-то там про «Цианиды и их опасное влияние на окружающую среду». Только что прислал сообщение: «Полная херня».
Марко: Верен своему стилю.
Туула: Это точно.
Марко: Как у него дела?
Туула: Да как тебе сказать? Особого ничего не замечала. Все как обычно. Разве что…
Марко: Что?
Туула: А почему ты спрашиваешь? И вообще, что это мы об отце? Ты ведь так редко заходишь…
Марко: Я был позавчера. А до этого во вторник.
Туула: А, так ты считаешь свои визиты? Все ясно. А что отец? Мне кажется, что у него в последнее время совершенно замечательное настроение.
Марко: Замечательное? Даже так?
Туула: Все бегает. Даже больше, чем раньше. Во сне стал разговаривать. В те редкие ночи, когда удается поспать.
Марко: И что же он говорит?
Туула: Да я не прислушивалась, очень надо.
Марко: Раньше слушала.
Туула: Он яхту хочет купить. Сидим теперь на диване с веревками и учимся узлы вязать. Я теперь тоже умею, прямой, восьмерки всякие…
Марко: Сочувствую.
Туула: Да брось ты. Не такой уж он плохой муж. Правда, отец…
Марко: Эрудит.
Туула: Я бы сказала, увлекающийся. Угадай, какое имя он уже придумал для своей будущей яхты?
Марко: «Пенелопа».
Туула: Нет, «Одиссей».
Марко: Ты моя отважная мамочка.
Туула: Перестань. Отважная, как поросята из детской сказки. «Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк…»
Марко: Умный Наф-Наф построил свой дом из кирпичей, но большой серый волк дунул и кирпичи рассыпались. Так было дело?
Туула: Именно так оно и было.
Марко: Жалеешь?
Туула: Нет, ведь потом на свет появился отважный маленький поросенок.
Марко: Хрю-хрю.
Туула: Хрю-хрю. Чем это ты пахнешь? Чем-то необычным. Это что, «Кэльвин Кляйн»?
Марко: «Византия». Специально для мужчин.
Туула: Тяжелый запах. Немного мускусом отдает. Я сразу вспомнила рынок в Марракеше. Это тебе Милва выбирала?
Марко: Нет. Милва не покупает мне парфюма. Она вообще, мне ничего не дарит — не любит делать подарки.
Туула: Да? А мне она подарила твои фотографии.
Марко: Мои? Когда?
Туула: Да давно уже. Заходила как-то в гости и подарила.
Марко: Что за фотографии?
Туула: А что это ты краснеешь? Хорошие фотографии. Просто замечательные.
Марко: В стиле ню?
Туула: Не совсем… Портреты. Ты там такой задумчивый. Словно не ты. Она очень тонко чувствует свет. И тебя. А что, есть фотографии, где ты обнаженный?
Марко: Забудь.
Туула: Ты покраснел? Ты покраснел. Ого.
Марко достает ингалятор с лекарством от астмы.
Марко: Прекрати!
Туула: Прости. Прости, ради бога. Так значит «Византия». Тебе подходит. Кто же тогда подарил, если не Милва?
Марко: Сам купил.
Туула: Ничего себе, ты — и в парфюмерном отделе? Это что-то новенькое. Я, похоже, пропустила все самое интересное.
Марко: Ты что, боишься за меня?
Туула: Почему ты спрашиваешь? Нет, не боюсь. Чего мне бояться?
Начало лета. Поют птицы.
Тойни сидит на улице в инвалидном кресле.
Сеппо возвращается от Милвы. Рубашка немного порвана.
Тойни: Ты принес пальто?
Сеппо: Какое еще пальто?
Тойни: Мое пальто. Принес или нет?
Сеппо: Не принес.
Тойни: Тогда иди и принеси.
Сеппо: Не пойду.
Тойни: Ты чего, не слышал что ли, что я сказала?
Сеппо: Слышал, все равно не пойду.
Тойни: Ах так!
Сеппо: Слушай, я тебе не мальчик на побегушках. Я вкладываю в это заведение такие деньги не для того, чтобы ты мной понукала. Здесь работают эти хреновы эмигранты, вот пусть они тебя и одевают. Им за это деньги платят.
Тойни: Угу.
Сеппо: Хорошая погода.
Тойни: Зябко маленько.
Сеппо: Знаешь, почему тебе холодно?
Тойни: Знаю. Но не скажу.
Сеппо: Так я и думал. Просто тебе жить осточертело. А вот у меня все наоборот. Я хочу жить и буду жить. И не сяду в это кресло на колесиках никогда.
Тойни: Просто с жиру бесишься.
Сеппо: Кто?
Тойни: Ты.
Сеппо: Взбесишься тут… Нашли у меня в крови какую-то заразу. Но я так просто не сдамся. Слышишь, как кровь бурлит в моих жилах? Аж в висках стучит. Птицы поют, так что все в порядке, бабуля.
Тойни: Ишь ты, как красуются.
Сеппо: Кто?
Тойни: Самцы. Расфуфырились-то как.
Сеппо: А, ну да. Слушай, может уже пришел тот день, когда мы можем поговорить друг с другом на чистоту.
Тойни: Не хочу.
Сеппо: Почему не хочешь? Посмотри какой день.
Тойни: Кривляются, выпендриваются. Просто бесит.
Сеппо: Знаешь, что тебя на самом деле бесит? Сказать? Этот мир. Он такой красивый и такой живой. И птицы поют не от радости, тут ты права, а от желания. Они страстно хотят жить и размножаться. И ты все это прекрасно понимаешь. А еще ты понимаешь, что ты выпала из этой жизни. Ты уже вне ее.
Тойни: Вы с какой фирмы-то будете? Али с лесопилки?
Сеппо: С лесопилки, с лесопилки. А ты — гнилое дерево!
Тойни: Сам такой! Тьфу-тьфу-тьфу!
Сеппо: Нет такого дерева. А вот ты — дерево. Не калинка и не малинка, а гнилая осинка.
Тойни: Гнилыми бывают грибы. Но их никто не ест, они несъедобные. А здесь ни боровиков, ни лисичек не дают. Даже грибного соуса не бывает.
Сеппо: Грибы — это пища, которая плохо переваривается. А потому для старого гниющего организма она вредная.
Тойни: Ты что, доктор?
Сеппо: Да. Что вас беспокоит, сударыня?
Тойни: Нет. Это Марко — доктор. Мой внучек.
Сеппо: Да вы так боитесь, сударыня, что даже в голове просветлело?
Тойни: Пошли в дом.
Сеппо: Нетушки.
Тойни: Мне холодно.
Сеппо: Не пойду, пока не скажешь, чего человек может бояться перед смертью. Скажешь, я тебя отпущу. Отпущу навсегда.
Тойни: Так я и поверила.
Сеппо: Кто знает — может я умру еще раньше тебя.
Тойни: Все может быть.
Сеппо: Ну, говори. А то достану ремень.
Тойни: Я тебя никогда не порола.
Сеппо: Врешь.
Тойни: Чего-то не припомню.
Сеппо: Врешь. Почему у тебя руки такие маленькие? Прямо крошечные. В них кровь-то еще бегает? Ты не боишься, что они могут переломиться? А что, если я сожму их посильнее? Пальцы хрустнут и сломаются.
Тойни: А может у человека все-таки есть душа?
Сеппо: Что? Что ты сказала?
Тойни: Поздно уже. Пойдем в дом.
Сеппо: Что ты сказала? Кого ты имела в виду?
Тойни: Так, никого.
Сеппо: И этого ты боишься?
Тойни: А если все-таки есть?
Сеппо: Ну… это, наверное, был бы ужас. Так об этом ты думаешь? Ну, конечно, думаешь. Когда смерть с косой стоит у порога, начинаешь вспоминать все свои прегрешения. К вам ведь здесь священник каждый день приходит?
Тойни: Смотри-ка, ворона.
Сеппо: И правда, ворона. Она-то знает, как надо жить. Хорошо есть и хорошо каркать, предупреждать других об опасности — вот и все ее заботы. Ноги уносить, как только бабы и дети выходят на улицу. Что ж у нас-то все так запутано в этой жизни?
Тойни: Сирень цветет. Теперь мыло такое есть, сиренью пахнет. А некоторые говорят, что это звук такой у машины — сирень, ну когда она воет.
Сеппо: Нам бы так жить, как вороны. Без забот, без сожалений.
Тойни: Ворона — птица страшная.
Сеппо: Не страшнее человека. Не страшнее, чем ты или я.
Тойни: А цветы красивые, но бесполезные.
Сеппо: А ты жадная. До жизни.
Тойни: Не ругайся на меня. Врач запретил на меня ругаться.
Сеппо: Ты всегда была жадиной. И я с тобой. Но я еще могу исправиться. А ты уже нет. Поезд ушел. Ноги отказали.
Тойни: У меня часы пропали.
Сеппо: Ишь, о душе заговорила… У меня было такое хорошее настроение, когда я шел сюда.
