— Я выглядел просто жутко, — запротестовал Драко.
— Ты тогда с головы до ног перемазался в крови и так стеснялся этого, что даже не замечал, что пачкаешься еще больше, когда случайно касаешься лица или волос. А потом ты спас мне жизнь…
— Ты же не умирал, — возразил Драко.
— Нет, но когда случаются приступы, это больно, — ответил Гарри. — Когда ты наклонился ко мне, я почувствовал себя в безопасности. Не знаю, почему. Это кажется нелепым, потому что ты… ну…
— Потому что я невообразимый трус? — хмыкнул Драко. — Можешь сказать вслух, это вовсе не секрет.
— Но ты не трус, — возразил Гарри. — Признаюсь, сначала я тоже так думал, но потом ты позволил Дамблдору рассказать всем, что ты темный маг и…
— Это вовсе не было проявлением храбрости. Все время, пока он говорил, я был в ужасе.
Тогда он едва не убежал из зала, наплевав на последствия.
— Храбрость — это вовсе не отсутствие страха, — словно повторяя за кем-то, ответил Гарри. — Быть храбрым — значит делать то, что нужно, даже если тебе страшно.
С этим Драко легко мог согласиться, но вот «делать то, что нужно» в его случае означало, что он сбежит и спрячется, предоставив кому-нибудь другому сражаться вместо него. Он не думал, что его позиция когда-нибудь изменится, и невесело усмехнулся.
— Значит, ты любишь меня потому, что я безнадежный трус, — пробормотал он.
И замер, осознав, что именно сказал. В комнате наступила тишина. Драко боялся пошевелиться. Он не был уверен, чего именно боится, просто боялся.
— Да, — прошептал Гарри, словно только сейчас понял это. — Думаю, люблю.
Драко не мог видеть его ясно, но ему показалось, что гриффиндорец поднял голову и посмотрел прямо на него.
— Драко, я бы не стал сидеть в горяченной воде и изображать из себя живой матрас ни для кого другого. Но для тебя я могу делать это вечно, — он приглашающе протянул руку: — Ты знаешь, что я не причиню тебе зла.
Чепуха. Все эти разговоры — самая настоящая чепуха. Ничего подобного он не знает. Гарри сам сказал, что ударит его, если он назовет кого-нибудь грязнокровкой. И потом, Мальчик-Который-Выжил просто обязан спасать всех страждущих, разве нет? Видимо, даже темных магов. И неважно, что для темных магов, особенно для Малфоев, никто никогда не делал ничего подобного. Прикусив губу, Драко плотнее запахнул мантию и вдруг вспомнил, что это мантия Гарри.
— У меня кожа отслаивается, — прошептал он. — Это отвратительно. Вряд ли тебе понравится.
— Неужели тебе в самом деле хочется сидеть одному, слепому, в углу?
Конечно нет. И какой смысл иметь Гарри рядом, если Драко не может извлечь из этого никакой выгоды?
Осторожно, робко он опустился в воду, подполз к гриффиндорцу и забрался к нему на колени. Теплые руки Гарри обняли его, и Драко поморщился, ощутив, как словно бумага сморщилась отслаивающаяся кожа. Он с ужасом услышал собственное шипение, но Гарри или не обратил на него внимания, или оно его не волновало. Он просто держал Драко, помогая снять напряжение со спины и давая опору, чтобы тому не пришлось лежать на животе, как животному. Через несколько минут Драко смог расслабиться, не без помощи Гарри, который гладил его по голове — единственной части его тела, которая не будет линять.
— Что это, у тебя на шее? — вдруг спросил Гарри. — Зелье?
— Амулет на удачу, — солгал Драко, как никогда отчетливо ощущая на груди вес маленького виала. Поначалу он так жаждал создать этот амулет. Теперь же боялся его уничтожить.
Несколько следующих дней Драко и Гарри провели в добровольном заточении, спрятавшись в полузатопленной старой душевой от мира и от войны. Каждый день Драко сбрасывал немного старой кожи и перебирался из кабинки в кабинку, стыдясь плавающих в воде лоскутов. Гарри послушно следовал за ним, но не мог его нести — новая кожа была слишком чувствительной и отзывалась болью на малейшее прикосновение. Драко утешал себя тем, что, по крайней мере, гриффиндорец был мягким и к нему можно было прислониться. После особенно болезненного маневра, когда Драко с большим трудом удалось не коснуться свежеполинявшим хвостом каменного пола, он с облегчением устроился на коленях у Гарри и наотрез отказался шевелиться.
— Как часто ты превращаешься? — спросил Гарри.
Задремавший было Драко приоткрыл один глаз и подтянулся чуть выше. Теперь он не возражал против вопросов. По крайней мере они могли поговорить о чем-то кроме войны, о которой совсем не хотелось вспоминать.
— Каждые пять-шесть лет, — ответил он. — Примерно на неделю.
— И твой отец тоже превращается?
— Каждый год, — кивнул Драко. — Но только на пару дней.
— Почему у него по-другому?
— У всех это происходит по-разному. Некоторые из моих предков превращались каждый месяц. Мне еще повезло, а вот бедняжке Мелузине пришлось хуже всех.
— Кому?
— Хм… Если ты никогда не слышал о Мордреде, то о ней тем более. Сейчас упоминания о ней можно встретить лишь в нескольких книгах. Не думаю, что магглы ее вообще помнят, хотя в свое время она была довольно знаменита, — он передвинулся и положил голову Гарри на живот. — Королева Мелузина дю Малфои. Она правила совсем недолго. Ей приходилось превращаться каждое воскресенье. Однажды ее муж-маггл нарушил обещание и проследил за ней.
— Погоди, Малфой вышла замуж за маггла?
— Каждый может ошибиться, — раздраженно ответил Драко. — Он обвинил ее в ведьмовстве, и она сбежала. Конечно, она и в самом деле была ведьмой, но ее очень задело то, что он нарушил обещание. Он убил их детей, она покинула страну, и с тех пор никто из Малфоев не вступал в брак с магглами.
— Убил детей? — прошептал Гарри.
— Да. В один прекрасный день они все равно начали бы превращаться в виверн. Ну… вообще-то мы не знаем наверняка, убил ли он их. Может, они превратились неожиданно и замерзли до смерти без матери, которая могла бы о них позаботиться. Все равно они были гр… полукровками, — он замер, опасаясь, что Гарри ударит его за чуть не случившуюся оговорку. Но через несколько мгновений, когда наказания не последовало, понял, что на этот раз обошлось и расслабился.
— В конце концов Мелузина вернулась и убила его.
Гарри открыл рот, словно хотел что-то сказать, но промолчал. Некоторое время он просто гладил Драко по голове, обдумывая вопрос.
— Из-за чего началась война?
Сначала Драко удивился, почему Гарри вообще это интересует, но потом нахмурился. Из бесчисленных книг отца и воспоминаний предков он хорошо знал, что к моменту битвы Мордреда и Морганы с Камелотом война между темными и светлыми магами уже бушевала вовсю. Потом все сообщество темных сосредоточилось на поиске Темного лорда, наследника величия Мордреда и мудрости Морганы, и о довоенных временах вспоминали крайне редко. Что могло случиться во времена ухода старых богов, что разожгло такую ненависть между тьмой и светом?
— Драко?
— Тихо, я думаю.
Но кроме старых, полузабытых снов, обрывков чужих воспоминаний, повторяющихся снова и снова, порой затертых недавней гибелью очередного предка, ничего не шло на ум. Были времена, когда Малфои знали своих богов в лицо, видели их каждый год и получали от них власть и силу. Но время шло, древние покидали этот мир, и Малфои постепенно начали забывать их лица и помнили только неясные очертания, оленьи рога, зеленую кожу, золотистые глаза. Старые обещания и ритуалы сначала превратились в неясный шепот, а потом померкли совсем. После долгих веков преданной службы хозяева позабыли и предали темных магов.
А светлые в это время смеялись, стоя на границе тьмы. Они всегда были там — насмехались над тьмой в сиянии солнечного света.
«Клятвопреступники» — говорили о них светлые.
Да, в прошлом они и в самом деле нарушили немало обещаний, и теперь носили это имя с неким извращенным удовольствием, насмехаясь между собой и дразня им светлых во время редких столкновений с ними. Странно, что Драко это не приходило в голову раньше, но теперь, когда он всерьез задумался, смутное понимание забрезжило на границе сознания.
Он знал, из-за чего началась война. Это знание дремало где-то в глубинах памяти.
Закрыв глаза, он нырнул в темную бездну чужих, древних воспоминаний, стараясь не отвлекаться на крики и стоны. В памяти умирающей на костре Марианны Малфой он уловил образ предков, истекающих кровью на полях. Эсон Малфой рухнул на землю, зарезанный маггловским ножом, и Драко тут же вспомнил кремневые ножи, которые они использовали для жертвоприношения. Юный Фабьен дю Малфой полз по пшеничному полю, когда его старший брат, единственный оставшийся в живых из всей семьи кроме него, подарил ему немного времени, задержав кровожадную толпу ценой собственной жизни, и Драко вдруг понял, что светлые маги делали на этих самых полях.
— Конечно… — прошептал он, когда мысль прояснилась. — Теперь я вспомнил. Я давно не думал об этом.
— Вспомнил, из-за чего началась война? — спросил Гарри.
