из них он провёл в местах не столь отдалённых. Имея такой опыт…
— Если сидел, то всё, не человек? — резко её перебиваю.
Директриса снимает очки, потирает переносицу и обращает на меня усталый взор.
— При всех своих недостатках ты неплохой парень, Климов. Не хотелось бы, чтобы ты повторил судьбу Егора. Так яснее?
— Идти могу? — выжидающе на неё смотрю. Даю понять, что наш разговор окончен. Свою семью обсуждать с ней я не намерен.
— Иди, — вздохнув, открывает одну из папок. — Где метлу завтра взять помнишь?
— Помню.
Я и метла — это нетленка. Вон даже на доске фотка есть.
Выхожу в коридор, останавливаюсь и внимательно читаю информацию, указанную в электронном билете. Запоминаю дату, время, номер поезда.
— Ну и че там, Дань? — Маринка подходит ко мне, лениво пожёвывая жвачку. — Билет? — заглядывает в бумажку. — Охереть, ты уезжаешь через две недели?
— Да.
Складываю листок и убираю в карман.
— Ммм, — запрыгивает на подоконник и, вытянув ноги, отворачивается к стеклу.
— Зуева видела после вчерашнего?
— Нет, не видела, — цедит сквозь зубы.
— А в столовке что на обед было?
Она молчит.
— Швец, ты чего? — стискиваю лодыжку. — Красные дни пришли?
Обычно именно в этот период у девчонок без причины срывает крышу.
— Дурак! Отвали! — её голос дрожит.
— Эу, алё, чё моросишь?
— А ты не понимаешь? — поворачивается и отталкивает меня, психанув.
— Нет, поясни.
Её истерика озадачивает. Я никогда не видел Марину плачущей… Хотя может, просто не обращал внимания?
— Ты укатишь в этот свой Хреноморск, а я? — выдаёт вдруг обиженно.
— Подожди. Суть претензии?
— Тебе вообще всё равно? — выпаливает зло.
Вон оно что.
— Мари, ты классная, и всё было круто, — вытираю большим пальцем влагу с её щеки.
— Было круто и…? — явно ждёт какого-то продолжения.
— И я думаю, ты с лёгкостью найдёшь мне замену.
Сколько себя помню, столько Швец умело крутит не только задницей, но и пацанами.
— Конечно найду, не сомневайся! — шмыгает носом. — Я в Москву поеду, ясно?
— С такими данными только туда и дорога, — поддерживаю на полном серьёзе.
— Найду себе богатого мужика и буду жить припеваючи! Даже не вспомню про всю эту нищету и вас, оборванцев! — обещает ядовито.
— Твои слова да Богу в уши, Марин, — щёлкаю по носу.
Смотрим друг на друга. Улыбаюсь.
— Ждать тебя сегодня после отбоя на чердаке или прямо сейчас расстанемся? — обнимает меня за шею и хитро заглядывает в глаза.
— Ждать, — подмигиваю ей.
— Козёл ты, Даня, — качает головой. — Но по тебе и твоей змее я буду скучать больше всего.
Ржу, зарываясь пальцами в её волосы.
— Я про твою татуху, придурок, — тоже прыскает от смеха, но перестаёт хохотать, когда наши губы встречаются.
Забираюсь под юбку, поглаживаю бедро. Маринка крепко сжимает мой торс ногами и отдаётся поцелую со свойственной ей страстью.
— КЛИМОВ! ШВЕЦ! — доносится до нас разгневанный голос директрисы. — Совсем стыд потеряли? Отставить разврат!
Медленно отлипаю от девчонки.
— Попрощаться-то с ним можно? — Маринка одёргивает юбку.
— Напрощаетесь, чувствую. Оставит тебе на память Клима-младшего. Что будешь делать? Понесёшь в дом малютки?
Швец матерится и раздражённо цокает языком.
— Ничему вас жизнь не учит! — возмущается Сергеевна.
— Ой, вам не надоело нудить? — Маринка взбивает пальцами шевелюру. — Идите домой к мужу, займитесь с ним чем-нибудь полезным. Давно пора своих детей воспитывать, а не чужих.
Громко хлопает дверь.
— На хрена ты…
— А нечего меня затрагивать! И вообще, ты на моей стороне или на чьей? — со всей дури лупит в плечо.
— Давить на больное необязательно, Марин. Ты же знаешь, что у них проблемы в семье.
— А насрать мне! — кричит на весь коридор. — Ей же насрать! Она с лёгкостью напоминает нам о том, что мы — люди второго сорта. Так почему я должна молчать? — хватает свою сумку с подоконника и фурией несётся к распахнутой настежь двери.
По опыту знаю, лучше сейчас её не трогать. Пусть перекипит, поостынет, успокоится.
Иду на улицу следом, присаживаюсь на ступеньки и снова достаю билет. Кручу его в руках. По новой перечитываю. Дважды.
Через две недели я буду дома. Через две недели начнётся новая жизнь…
***
В день отъезда просыпаюсь очень рано. Долго лежу, тупо уставившись бесцельным взором в потрескавшийся потолок. Предпринимаю попытку уснуть, но у меня, естественно, не получается. Причина идиотская. Слишком много мыслей и переживаний, мне не свойственных.
Как сейчас выглядит мой брат? Узнаю ли я его? Будет ли он рад мне? И как вообще пройдёт наша встреча?
Задержав дыхание, поднимаюсь с постели. Едва сдерживаю стон. Прикрываю глаза на несколько секунд и стискиваю зубы до хруста. Смиренно жду, когда утихнет боль.
Да уж. Отпинали меня накануне старательно. Зуеву, спасибо. Отомстил чужими руками-ногами на совесть. Пятеро на одного. Какие-то местные амбалы, уж не знаю, откуда он с ними знаком…
Тогда, потерпев поражение в неравной борьбе, я очутился на земле. В какое-то мгновение даже подумалось, что больше не встану и дом родной так и не увижу. Очевидно, это и случилось бы, если бы не вышеупомянутый Зуев. Тот ведь ссыкло, каких поискать. Потому и тормознул вовремя свою «крышу». Наперёд зная о возможных последствиях…
Прижимая ладонь к ноющему ребру, тянусь за шмотками, висящими на спинке стула. Одевшись и обувшись, покидаю спальню, в узких стенах которой храпом ведут диалог Ивонин и Никифоров. Спускаюсь вниз и выхожу на улицу.
Хорошо… Свежо.
От прохладного утреннего ветра открытые участки кожи моментом покрываются мурашками.
Зеваю, потирая глаза. Сонно приветствую Иваныча. Тот, по обычаю, активно трудится, подметая двор.
— Чего выперся ни свет, ни заря? — интересуется он, не отвлекаясь от процесса.
— Не спится, — признаюсь честно.
— Выглядишь дерьмово. Метлу не предлагаю.
Да уж. Я и сам, к собственному удивлению, рад бы отвлечься и принести пользу обществу, но работник из меня сегодня так себе.
— Уезжаешь, говорят? — спрашивает между делом.
— Да. Поезд в десять сорок.
— То-то Сергевна слёзы льёт третий дней подряд.
— Из-за меня, серьёзно? — уточняю, выгибая бровь.
— А из-за кого ж, — смещается чуть правее. — Вы с неё кровь литрами пьёте, а она за каждым потом убивается, как за своим.
Ощущаю укол совести. Проблем Глотовой я принёс действительно немало.
— Чё, Дань, не терпится на волю?
Неопределённо веду плечом. Странно себя чувствую… Крайние лет десять я жил по расписанию и чётко знал, чего мне ожидать от дня грядущего. И вот, когда ты осознаёшь, что это закончилось, ощущаешь необъяснимую тревогу в груди. Потому что вообще не понимаешь, что будешь делать дальше.
— Главное, на зону не загреметь, Дань.
— Ты, Иваныч, на пару с Ольгой Сергевной решил
