спалился.
— Тебя, Дымницкий, однажды так нещадно скрутит, что охереешь.
Он смеётся.
Отрицательно качает головой.
Не верит.
Думает, железный человек, мать его.
— Так, всё, вы оба, разошлись нахрен, раз конструктивного диалога не выходит, — Паровоз влезает между нами и расставляет руки.
— Да ты посмотри на него, Илюх. У него ж на роже написано, что попрётся завтра к её мужу.
Естественно, я пойду к нему.
— Не твоё дело, ясно? — выдаю вслух.
— У твоей балерины ребёнок от другого мужика. Очнись, Дань!
— Отвали от меня.
Отхожу.
Набираю Настин номер.
Абонент снова не доступен.
И так уже второй час.
Какого дьявола ты делаешь? Какого…
С психу разбиваю телефон о ступеньки.
Под рёбрами горит. Дышу часто-часто.
— Не существует этой вашей любви. Есть реальность, и в ней твоя Настя — чужая жена. Прими. Покувыркались, разошлись. Кинула. Иди дальше.
— Дымницкий…
Посылаю его на три буквы.
Итак до блевоты тошно.
— Ребёнок точно от мужа? — спрашивает Паровозов задумчиво.
— Что мой — шансов нет, — отвечаю убитым голосом.
Мы ведь с ней всегда предохранялись. Кроме того, первого раза, но это было почти четыре месяца назад.
— Дань…
— Завтра же поеду к ней в театр. Пусть скажет всё это мне в лицо, — убираю трясущиеся руки в карманы и стискиваю челюсти до хруста.
— В театр… Нет её там, — огорошивает Дымницкий, затягиваясь сигаретой.
— В смысле нет? — поворачиваюсь к нему и вопросительно вскидываю бровь. — Какого ляда ты молчишь?
Бесит этот его глубоко сочувствующий взгляд.
— Полагаю, сейчас она уже в Грузии, Дань.
— Что ты несёшь? Чё за бред?
— Не ори. Я пробивал десять минут назад. На её имя был зарегистрирован билет, — добивает он меня своим объяснением…
В театре Насти и правда не оказалось.
Как не оказалось в Москве её мужа, бизнесмена Амирана Джугели.
Они действительно улетели в Грузию.
Оба.
В их квартире, расположенной на территории пафосного жилого комплекса (попасть в который я смог далеко не с первого раза), мне удалось застать лишь домработницу, неприятную возрастную грузинку, яро возмутившуюся тем, что я посмел туда заявиться.
Столько проклятий вслед себе услышал и да, видимо, это именно она сообщила Джугели о моём визите. Ведь уже некоторое время спустя я лежал на асфальте разукрашенной мордой вниз, по той причине, что меня дубасила невесть откуда взявшаяся группа амбалов.
Люди Джугели напали на меня в тёмном переулке. И кто знает, удалось бы мне выжить в этом замесе или нет, если бы не подоспевший на помощь Дымницкий. Который признался позже в том, что следил за мной, ожидая чего-то подобного.
Взрослый же, мать вашу. Опытный…
Короче, вследствие произошедшего, я очутился в больнице.
Честно говоря, лёжа на заднем сиденье в машине друга и истекая собственной кровью, я уже был готов ко всему. Вот клянусь, даже отправиться в мир иной.
Насти нет рядом. Она исчезла. И вместе с ней исчезла надежда на счастливое завтра. Планы, цели, мечты… Всё превратилось в пыль, а сама жизнь вдруг показалась абсолютно бессмысленной. Ради чего и ради кого существовать, если ты один? Если никто в тебе не нуждается. Если ты сам по себе…
Печально, но я всегда был реалистом. К чему обманываться?
Закрывая глаза, я жалел лишь о том, что не забрал Её у него ещё тогда. В тот самый день, когда Настя впервые переступила порог моей квартиры.
Ладно, к чему это нытьё. Вернёмся к тому, на чём мы с вами остановились. Так вот… Плохая новость или нет, но врачи меня откачали. Очнулся я уже в палате и тут же почувствовал адскую боль во всём теле.
Сотрясение головного мозга. Огнестрельное ранение в грудь. Переломанные рёбра и отбитые органы.
Супер. Такой себе набор «приятностей», да? Зато отличный способ отвлечься. От того убийственного звездеца, что творился в душе тогда…
Пацанов с пакетом гостинцев пустили ко мне только через пару дней. Ненадолго и, по ходу, за бабло, но я чертовски был рад их видеть! Угрюмого Динамита, пребывающего в состоянии вечного бодуна. Обеспокоенного моим состоянием Калаша. По-идиотски улыбающегося Черепанова. Активно подбадривающего меня Паровоза и хмурого Дымницкого, сокрушающегося на тему того, что должен был оказаться в переулке раньше.
Нет. Ничего он мне не должен был.
Спасибо, что вообще в принципе очутился там. Иначе меня бы точно грохнули. Сто процентов.
Наверное, глядя на компанию этих ребят, на их встревоженные лица, я вдруг осознал, что не так уж одинок, как думал. Да. У меня нет родителей, семьи, любимой женщины, но у меня есть кое-что очень ценное. Мои друзья. Настоящие и преданные. Готовые подставить плечо, защитить и поддержать в трудный момент.
Пожалуй, уже за это мне стоило благодарить Всевышнего.
***
Как бы то ни было, депрессия не обошла меня стороной. Пока сутками валялся на больничной койке, естественно, продолжал без конца думать о своей Насте.
Зачем-то прокручивал в уме самые яркие воспоминания, связанные с ней. Часы, проведённые в моей постели. Совместную готовку. Картинки из нашего детства. Первую встречу у пруда, например.
— Как здорово! — пищит девчачий голос над ухом.
Дёргаюсь от неожиданности. Едва не падаю с камня, на котором сижу.
— Глупая, что ли? — разворачиваюсь к ней.
— Привет, я Настя! — улыбается во весь рот. Широко так, доброжелательно.
Как никто прежде.
— А научи меня кидать камушки вот так же. Я не умею! — шелестит, подсаживаясь ко мне без спроса. — Есть какая-то техника? Давай скорее озвучивай, я готова слушать! И пробовать! — тараторит, как заведённая. — А почему у тебя такие дырки в джинсах? — лезет пальцами, чтобы дёрнуть за распустившиеся нитки. — Вентиляция? Чтобы жарко не было?
Её шутки меня жутко смущают. Как и прикосновения.
— Так модно вообще-то.
Кажется, ответил насупившись.
— Модно? — пучеглазится девчонка.
— А сама-то? — переворачиваю кепку козырьком назад и окидываю внимательным взглядом её наряд. — Сбежала из церковно-приходской школы?
— Почему это? — улыбка сползает с её симпатичного личика.
— Выглядишь как мать Тереза.
— Чего-чего?
— Как монашка.
— Я знаю, кто такая мать Тереза! И я на неё совсем не похожа! — вздёргивает подбородок вверх.
— А по-моему, очень даже похожа. Мне кажется, в молодости она была вот прямо как ты. И что за дурацкая коса? — дёргаю её за кончик.
— Рыбий хвост называется.
— Рыбий хвост? — изображаю приступ подкатывающей тошноты. — Фу. Жуть.
— И ничего не жуть! — вскочив с горячего камня, возмущается Настя.
— Жуть, да ещё какая!
— Знаешь, что? А ты… а у тебя… — опускает негодующий взгляд вниз, — кеды вон какие грязные!
— Правильно, я же в них по земле
