Малинин. Ваша фамилия?
Любовь. Я… Яровая.
Малинин. Поручику Яровому не родственница?
Любовь. Да… дальняя. Студентом гостил у нас в имении. Но оказался красным, и мы ему отказали.
Малинин. А где ваше имение?
Любовь. Боже мой, где теперь все имения! Когда же, когда, дорогой полковник, вы вернёте их нам?
Малинин. Терпение, сударыня, терпение. Всё вернём с божьей помощью.
Любовь. Только на бога да на вас и надежда.
Малинин. Мерси, мерси. Стараемся. Так я сейчас справлюсь о вашем деле. Прошу вас минуточку подождать.
Любовь. Пожалуйста.
Малинин уходит, неплотно прикрыв дверь. Любовь подходит к столу, начинает рыться в письмах. Дверь быстро распахивается, в дверях стоит Малинин.
Малинин. Ну-с! Какую вам справку нужно? Говорите начистоту.
Любовь. Я вам ничего не скажу.
Малинин. Так просите вернуть имение?
Любовь молчит.
Хорошо… (Берёт телефонную трубку.) Двенадцать. Поручик Яровой? Прошу сию минуту ко мне. (Кладёт трубку.) Значит, отказываетесь отвечать? Ну, как же мы разыщем ваше имение?
Входит Яровой.
Яровой. В чём дело, полковник?
Малинин. Вот…
Яровой. Люба…
Малинин. Ваша родственница?
Яровой. Жена.
Малинин. Вот как? Я не знал.
Яровой. В чём дело?
Малинин. Ваша супруга проявила странный интерес к нашим бумагам.
Яровой. А! Так я и знал… (Смеётся.) Простите, полковник, это маленькая семейная драма. (Тихо.) Моя жена болезненно ревнива. Просто беда. В моей переписке всё ищет женщины. Подозревает, что моя амурная переписка идёт на учреждение. Люба, выйдем отсюда.
Приёмная. Входит Кошкин в крестьянском платье, с лукошком.
Кошкин. Товарищ Панова.
Панова. Кто это? Роман… что вам?
Кошкин. Ягодки лесной занес. (Подаёт лукошко.)
Панова. Да вы с ума сошли! Вас сейчас схватят.
Кошкин. Утверждение приговора получено? Когда вешать? Где?
Панова. Кого?
Кошкин. Ну, живо!
Панова. Не знаю.
Кошкин. Знаете.
Панова. Уходите!
Кошкин (направляет на неё револьвер). Ну? Довольно играли. Вы меня знаете. Жизнь жегловских товарищей мне дороже своей.
За дверью пение Чира.
Панова. Уходите! Сюда идут.
Кошкин. Я этой штукой не шучу. Жду. Точные сведения передадите через Яровую.
Панова. Ради бога, уходи…
Кошкин исчез. Входит Чир, напевая «Царствуй на славу…».
Что вам, Чир?
Чир. Изволили звать?
Панова. Нет.
Чир. Старому человеку иной раз кажется…
Панова. А вы креститесь…
Чир (крестится). Дух хороший от ягоды. Это лесная. Собирает же народ и зелёных не онасуется.
Входит Яровой.
Яровой. Чир, ты что?
Чир. От ягоды дух хороший, говорю, лесной.
Яровой. Это кто же вам преподнёс?
Панова. Поклонник.
Чир. Поклоняться только богу подоба-а-а…
Яровой. Пошёл вон!
Чир уходит.
Можно знать, кто ваш поклонник?
Панова. Нет.
Яровой. Ягоды добыл из района зелёных? Храбрый.
Панова. Не трус.
Яровой. Видно, тут роман.
Панова. Маленький.
Яровой. А этот маленький роман — не с большой буквы пишется?
Смотрят друг другу в глаза.
Панова. А вы — чтец чужих романов?
Яровой. Ревнив я.
В дверях появился Кутов; постоял, послушал и скрылся.
Панова. Так вы ревнуйте к своей жене.
Яровой. Кого?
Панова. Я не доносчик… не взыщите.
Яровой. Но если на вас донесут… вы тоже не взыщите.
Панова. Право, вы меня с вашей женой смешиваете.
Яровой. Нет, я вас не смешиваю, она не служит в штабе и не отвечает головой за знакомство с красно-зелёными. (Уходит.)
Входит Кутов.
Кутов (сдерживаясь). Павла Петровна, я тоже ревнив. Скажите, мне, наконец, с кем из этих господ водите меня за нос.
Панова. Плох же ваш нос, если не чует, где правда.
Кутов. Павла Петровна, не мучайте. Ещё раз повторяю, я готов бросить к вашим ногам и честь и всё, что имею.
Панова. Неужели вы, кроме чести, ещё что-нибудь имеете?
Кутов. Кроме чести, я имею сорок тысяч долларов в лондонском банке, и всё это тебе, тебе…
Панова. Господин полковник, я не нижний чин. Прошу на «вы» и не мешать работать. Спасители родины…
В дверях Елисатов.
Елисатов. Не помешаю?
Кутов (раздражённо). Не помешаете. (Уходит.)
Елисатов. Что ещё хорошенького у мерзавцев благородных союзников? (Читает.) А! Монте-Карло… А знаете, голубка, я вчера опять сто долларов выиграл. А капитан Кульков и обручальное кольцо спустил. Застрелиться хотел, но я уговорил ехать на фронт: там или застрелят, или доллары найдёт.
Панова. Отчего вам так везёт?
Елисатов. Оттого, что ставлю только на верное. Господа Кульковы ставят на белое — единую неделимую получить хотят.
Панова. А вы на что ставите?
Елисатов. На все цвета. Из двух неделимых одну-то уж наверное получу.
Панова. То есть?
Елисатов. То есть: либо Россию, либо вас.
Панова. Что такое?
Елисатов. Либо в Москве Россию, либо в Париже вас, мою единую и неделимую.
Панова. Не знаю, что вы получите в Москве или в Париже, а здесь вы можете получить пощёчину, и не единую.
Елисатов. Молнии-то, молнии в глазах! Ой, как бы громом не ударило.
Автомобильный гудок.
Его высокопревосходительство.
Встреча главнокомандующего. Музыка. Выстраивается почетный караул. Представители Антанты, Закатов, делегации. Входит главнокомандующий со свитой.
Закатов. Позвольте, ваше высокопревосходительство… наш орёл-командир, парящий над Россией, принести вам поздравления по случаю победы под Селезнёвкой. Сии тысячи пленных, огнестрельных орудий и огневредительных пулемётов — залог того, что близок час, когда русский народ изгонит из отечества татей и разбойников, вступит в Москву-матушку и под малиновый звон её сорока-сороков вернёт своему помазанному хозяину престол и отечество.
Главнокомандующий. Благодарю.
Депутат от помещиков. Мы, ваше высокопревосходительство, люди земли, живём верой, что в тот час, как русская земля в целом будет возвращена её державному хозяину, она в частях возвратится вся к нам, её поместным хозяевам, ибо только из частей может сложиться целое. И святая Русь жива, пока жива наша священная собственность.
Главнокомандующий. Благодарю.
Депутат от промышленников. Мы, ваше высокопревосходительство, люди промышленного труда, тоже верим, что ныне разбитая индустрия может быть восстановлена только рукой своего законного хозяина, коего с нетерпением ждёт русский рабочий и его старший брат — промышленник.
Главнокомандующий. Благодарю.
Фольгин. Позвольте, ваше высокопревосходительство, от лица служилой интеллигенции вопрос: а какая монархия здесь подразумевается?
Главнокомандующий. Бла… Кого?
Фольгин. Если конституционная, мы приветствуем, но если самодержавие…
Главнокомандующий смотрит на Фольгина злыми выпученными глазами, шея багровеет. Он проходит в кабинет. За ним идут Закатов и другие. Толпа начинает шептаться. Шёпот переходит в шум возмущения.
Малинин. Господин Фольгин, какая бестактность!
Фольгин. Но я всю жизнь мечтал о конституции!
Малинин. А я всю жизнь боролся с конституцией! Понимаете ли вы, боролся!..
Все, кроме Пановой и Малинина, уходят.
