Саймон (живо). Последний раз наступает всегда, моя родная-любимая.
Мэри-Роз. Да… наверное… всегда. Саймон, когда-нибудь я погляжу на тебя в последний раз. (Взъерошив ему волосы.) Однажды я приглажу этот хохолок в тысячный раз, — и более никогда не доведется мне этого сделать, хохолок.
Саймон. Однажды я хвачусь — а его и нет больше. В тот день я скажу: «Ну, наконец избавился!»
Мэри-Роз. Я сейчас расплачусь. (Она капризна скорее, чем весела, и весела скорее, чем печальна. Саймон целует ее волосы.) Однажды, Саймон, ты поцелуешь меня в последний раз.
Саймон. Ну уж, во всяком случае, этот раз последним не был. (В доказательство он шутливо целует ее снова, даже не предполагая, что этот раз может оказаться последним. Мэри-Роз вздрагивает.) Что с тобой?
Мэри-Роз. Не знаю; что-то словно нашло на меня.
Саймон. Все твои рассуждения про «последний раз»! Вот что я скажу вам, госпожа Блейк: однажды вы в последний раз поглядите на своего малыша. (Торопливо.) Я имею в виду, что не век же ему быть младенцем; в один прекрасный день ты в последний раз увидишь его малышом, а на следующий день впервые разглядишь в нем юного джентльмена. Ты только подумай!
Мэри-Роз (хлопая в ладоши). Самое замечательное время наступит тогда, когда он повзрослеет и посадит меня на колени вместо того, чтобы на колени сажала его я. О, восхитительно! (Настроение ее снова внезапно меняется.) Правда, печально, что мы так редко осознаем, когда последний раз и в самом деле наступает? Ох, как бы мы им тогда воспользовались!
Саймон. Не верь этому. Знать заранее — значит, все испортить. (Вещи почти все упакованы.) Не затоптать ли мне огонь?
Мэри-Роз. Оставь это дело Камерону. Саймон, я хочу, чтобы ты посидел рядом и поухаживал за мною, как полагается влюбленному.
Саймон. Что за жизнь! Так, дай-ка припомнить, с чего следует начинать? С какой руки? Похоже, я напрочь забыл, как это делается.
Мэри-Роз. Тогда я за тобой поухаживаю. (Играя с его волосами.) Скажи, Саймон, была ли я тебе хорошей женой все эти годы? Я не имею в виду, всегда. Отлично помню тот ужасный день, когда я бросила в тебя масленкой. Я очень извиняюсь. Но в общем и целом, была ли я сносной женой, не чем-то потрясающим, конечно, но так, не хуже других?
Саймон. Послушай, если ты намерена и дальше бодать меня головою, придется тебе вытащить из волос булавку.
Мэри-Роз. Была ли я достойной матерью, Саймон? Такой матерью, которую ребенок мог бы и любить, и уважать?
Саймон. Очень щекотливый вопрос. Задай-ка его Гарри Морланду Бдейку.
Мэри-Роз. Была ли я…?
Саймон. Мэри-Роз, уймись. Уж я-то тебя знаю: еще слово — и ты расплачешься, а платка у тебя нет, потому что я завернул в него форель голова торчала.
Мэри-Роз. По крайней мере, скажите, Саймон Блейк, что вы прощаете меня за масленку.
Саймон. Вот в этом я далеко не уверен.
Мэри-Роз. И за многое другое тоже — случались вещи и похуже, чем история с масленкой.
Саймон. Это точно.
Мэри-Роз. Саймон, как ты можешь? Ничего хуже истории с масленкой не было.
Саймон (качая головой). Сейчас-то я могу улыбаться, но тогда я ощущал себя самым несчастным человеком на свете. Удивляюсь, как это я не запил.
Мэри-Роз. Бедный старина Саймон. Но, милый, как же ты был глуп, что ничего не понял.
Саймон. Откуда знать невежественному молодому супругу, что, ежели жена бросает в него масленкой — это добрый знак?
Мэри-Роз. Ты должен был догадаться.
Саймон. Разумеется, я показал себя безнадежным простофилей. Однако мне не составило бы труда понять вот что: когда молодая жена… когда она отводит мужа в сторону, и краснеет либо бледнеет, и прячет лицо у него на груди, и шепотом договаривает остальное. Признаю, что ожидал именно этого; но все, что я получил — это масленкой по голове.
Мэри-Роз. Наверное, разные женщины ведут себя по-разному.
Саймон. Надеюсь. (Сурово.) А тот гнусный трюк, что ты сыграла со мною после!
Мэри-Роз. Который? А, тот! Я просто хотела удалить тебя — чтобы не мешался, пока все не кончится.
Саймон. Да я не о том, что ты выставила меня из дома и отослала в Плимут. Ну разве не подло было запретить родителям сообщить мне по приезде, что… что он уже прибыл.
Мэри-Роз. Еще бы не гадко! Помнишь, Саймон, ты вошел ко мне в комнату и стал меня утешать, говоря, что теперь уже скоро… а что слушаю твою болтовню, милый, милый!
Саймон. И смотришь на меня таким серьезным, невинным взглядом. Ты отъявленная негодяйка, Мэри-Роз!
Мэри-Роз. Ты должен был по лицу догадаться, как я умно тебя провела. Ох, Саймон, когда я сказала наконец: «Дорогой, а что это; там такое забавное в колыбельке?» — и ты подошел и посмотрел, у тебя было такое выражение лица… никогда его не забуду.
Саймон. В первую минуту я подумал, что ты позаимствовала на время какого-то чужого младенца.
Мэри-Роз. Ты знаешь, мне до сих пор иногда так кажется. Но это неправда, так?
Саймон. Смешная ты у меня. Вот так всегда: едва я начинаю думать, будто наконец-то разгадал тебя, приходится опять начинать все с начала.
Мэри-Роз (внезапно). Саймон, если бы одному из нас пришлось… пришлось уйти… и мы могли бы выбрать, кому…
Саймон (вздыхая). Опять она за свое!
Мэри-Роз. Да, но если… я вот думаю, как было бы лучше. Я имею в виду, лучше для Гарри, конечно.
Саймон. Пожалуй, скончаться пришлось бы мне.
Мэри-Роз. Боже мой!
Саймон. Эй, я пока еще не отдал концов. Спокойно, ты едва не перевернула соленые огурцы. (Саймон с интересом разглядывает жену.) Если бы мне и в самом деле пришлось уйти, я знаю, что первой твоей мыслью было бы: «Это никоим образом не должно сказаться на счастье Гарри». Ты бы, ни колеблясь ни минуты, вычеркнула бы меня из памяти, Мэри-Роз, — только бы он не лишился хотя бы одной из своих ста смешинок в день. (Мэри-Роз закрывает лицо руками.) Это правда, да?
Мэри-Роз. По крайней мере, чистая правда вот что: если бы уйти пришлось мне, я бы хотела, чтобы именно так ты и сделал.
Саймон. Сверни-ка скатерть. (Она открывает рот.) Не наступи на мармелад.
Мэри-Роз (торжествующе). Саймон, ну разве жизнь не чудесна? Я так счастлива, так невероятно, так безумно счастлива! А ты?
Саймон. Еще бы!
Мэри-Роз. Но все равно паковать мармелад будешь ты. Почему ты не визжишь от восторга? Один из нас просто-таки обязан завизжать.
Саймон. Тогда я знаю, кто это будет. Ну, давай, визжи, то-то Камерон подпрыгнет от неожиданности! (Камерон возвращается на лодке.) А вот и ты, Камерон. Как видишь, у нас все в порядке. Можешь пересчитать нас: ровно двое.
Камерон. Я ошень рад.
Саймон. Держи. (Передает ему корзинку с ленчем.) Не привязывай лодку. Оставайся в ней; я сам затопчу огонь.
Камерон. Как пошелает мистер Блейк.
Саймон. Мэри-Роз, готова?
Мэри-Роз. Сперва я должна попрощаться с моим островом. До свидания, старое, мшистое креслице, и милая рябина. До свидания, островок, которому слишком нравится, когда его навещают. Может быть, я еще вернусь, — седой, морщинистой старушкой; и ты не узнаешь свою Мэри-Роз.
Саймон. Дорогая, ты бы помолчала минутку. Я не могу не прислушиваться, а мне нужно затоптать огонь.
Мэри-Роз. Ни слова более не скажу.
Саймон. Только-только решишь, что все, а искры снова вспыхивают. Как ты думаешь, если я притащу парочку камней… (Саймон поднимает взгляд; Мэри-Роз знаками дает мужу понять, что пообещала молчать. Они смеются, глядя друг на друга. Затем Саймон несколько минут занимается тем, что заваливает кострище влажными камнями из залива. Камерон, сидя в лодке, почитывает Эврипида. Мэри-Роз, с притворно-скромным, веселым видом держит палец на губах, словно Ребенок. Но вот происходит что-то еще; зов коснулся Мэри-Роз. Сперва это зов потаенный и тихий, словно шепот из подземных нор: «Мэри-Роз, Мэри-Роз». Потом, в неистовстве бури и свистящих ветров, словно бы порожденных жутким органом, зов обрушивается на остров, прочесывая каждый куст в поисках своей жертвы. Звук стремительно нарастает, и, наконец, достигают ужасающей силы. Но что-то противостоит ему: пробиваясь сквозь какофонию голосов, и тоже выкликая имя Мэри-Роз, слышится музыка неземной прелести, что, возможно, пытается отогнать те, другие звуки, и оградить Мэри-Роз охранным поясом. Мэри-Роз протягивает руки к мужу, ища защиты, но тут же забывает о его существовании. Лицо ее озарено экстазом; но в экстазе этом нет ни страха, ни радости. Мэри-Роз исчезает. Остров немедленно замирает в неподвижном безмолвии. Солнце село. Саймон у костра и Камерон в лодке ничего не слышали.)
