Скрипач (перестает играть – изнеможенно). Господи Боже мой, будет с меня. Силен ты, ровно черт.
Кэбот (в восторге). И тебя заездил? Нну, играл ты лихо. А ну-ка, тяпни.
Наливает виски себе и скрипачу. Они пьют. Прочие молча следят за Кэботом холодными, враждебными глазами. Мертвая пауза. Скрипач отдыхает. Кэбот облокачивается о бочонок, задыхается, в замешательстве смотрит по сторонам. В верхней комнате Ибен встает, уходит на цыпочках в дверь на заднем плане и тотчас появляется во второй спальне. Он бесшумно, даже испуганно приближается к колыбели и стоит, смотря на младенца. У его лица неопределенное выражение, поскольку чувства его перепутаны, однако в нем виден намек на нежность, на открытие, которое очень его заинтересовало. В тот самый миг, когда он подошел к колыбели, Эбби словно что-то учуяла. Она расслабленно встает и подходит к Кэботу.
Эбби. Пойду к маленькому.
Кэбот (с искренним участием). А лестницу ты осилишь? Может, пособить тебе, Эбби?
Эбби. Не надо. Осилю. Скоро опять спущусь.
Кэбот. Только смотри, не уставай! Помни: ты ему надобная – сыну ты нашему надобная!
Широко, нежно улыбается и похлопывает ее по спине. Она увертывается.
Эбби (тупо). Не трожь. Я пойду… наверх.
Эбби уходит. Кэбот смотрит ей вслед. По кухне прокатывается шепот. Кэбот оборачивается. Шепот прекращается. Он утирает лоб, по которому ручьями стекает пот. Он задыхается.
Кэбот. Пойти воздуху свежего глотнуть. А то голова чуток закружилась. А ну, скрипач, валяй! Танцуйте, все танцуйте! Кому охота выпить, пущай выпьет. Веселитесь. Я сейчас возвернусь.
Кэбот уходит, затворяя за собой дверь.
Скрипач (саркастически). Из-за нас не торопись!
Сдерживаемый смех. Он передразнивает Эбби:
А где Ибен?
Снова смех.
Женщина (громко). А что в этом доме приключилось – яснее ясного!
Эбби появляется наверху в дверях спальни и останавливается, с изумлением и обожанием смотря на Ибена, который ее не видит.
Мужчина. Тсс! Может, он у дверей подслушивает. На него похоже.
Их голоса понижаются до напряженного шепота. Их лица сосредоточены от сплетен. Кэбот сошел с крыльца, облокотился о ворота и, моргая, смотрит в небо. Эбби молча идет по комнате. Ибен ее замечает, лишь когда она подходит совсем близко к нему.
Ибен (вздрагивает). Эбби!
Эбби. Тсс!
Пылко его обнимает. Они целуются, затем вместе склоняются над колыбелью.
Хорошенький, правда? Вылитый ты!
Ибен (доволен). Да ну? А я так не вижу.
Эбби. В точности ты!
Ибен (хмурится). Это мне совсем не по нраву. Опять надобно что-то ему уступать. Всю жизнь только это и делаю. Скоро вовсе невмоготу станет!
Эбби (прижимая палец к его губам). Да ведь мы делаем все, что можем. Придется ждать. Должно же что-нибудь случиться. {Обнимает его.) Пора мне вниз.
Ибен. А я так вопче из дому пойду. Не могу я это переносить – скрипку да смех.
Эбби. Ты не унывай. Я люблю тебя, Ибен. Поцелуй меня.
Он целует ее. Они застывают в объятиях друг друга.
Кэбот (у ворот, в смятении). Даже музыка не может это «что-то» прогнать. Так и чуешь, как оно с вязов падает, по крыше взбирается, вниз по трубе сползает, по углам тычется. Нету мира в домах, нету спокою, коли с людьми живешь. Это «что-то» завсегда с тобой. (С глубоким вздохом.) Пойду-ка я в коровник да малость отдохну.
Кэбот устало направляется к коровнику.
Скрипач (настраивая скрипку). А ну-ка, отпразднуем то, что старую вонючку обдурили! Таперя-то, когда он ушедши, мы и вправду можем повеселиться.
Играет «Индюшку в соломе». Теперь веселятся от души. Молодежь встает танцевать.
Через полчаса, снаружи. Ибен стоит у ворот и смотрит в небо, на лице его выражение немой боли, ошеломленной самой собой. Вперив глаза в небо, из коровника усталой походкой возвращается Кэбот. Он видит Ибена, и его настроение тотчас меняется. Взволнованный, он жестоко и торжествующе ухмыляется, подходит к Ибену и хлопает его по спине. Из дома доносятся вой скрипки, топот, голоса, смех.
Кэбот. Так вот ты где!
Ибен (испуган, затем мгновение смотрит на него с ненавистью и тупо произносит). Ага.
Кэбот (с насмешкой его оглядывает). А чего ж ты не на танцах? Там все про тебя спрашивают.
Ибен. И пущай спрашивают!
Кэбот. Там красивых девиц уйма.
Ибен. И черт с ними!
Кэбот. Тебе следовало бы вскорости на одной из них жениться.
Ибен. Ни на ком я не женюсь.
Кэбот. Ты бы тогда часть фермы в приданое получил.
Ибен (глумливо улыбается). Это вроде тебя? Нет уж, я не из таковских.
Кэбот (задет за живое). Врешь! Это родня твоей мамаши метила мою ферму оттягать.
Ибен. Другие так не говорят. (После паузы, с вызовом.) Да у меня и так есть ферма!
Кэбот (с пренебрежением). Это где же?
Ибен (топает ногой). Тут!
Кэбот (откидывает голову и грубо хохочет). Хо-хо! Стало быть, тут? Ну и сказанул!
Ибен (сдерживается – угрюмо). Вот увидишь!
Кэбот (пристально, подозрительно смотрит на сына, пытаясь его понять, после паузы говорит с презрительной уверенностью). Ага. Увижу. И ты увидишь. Да коли кто и слепой, так ты – слепой, ровно крот в норе!
Ибен внезапно смеется: одно отрывистое «Ха!»
Ну, что «ха»?
Ибен, не отвечая, отворачивается. Кэбот рассердился.
Боже Всемогущий, и дурында же ты! Ничего-то у тебя в черепушке нету, ровно в пустом бочонке!
Ибен как будто не слышит. Гнев Кэбота растет.
Твоя ферма! Боже Всемогущий! Кабы ты не ослом уродился, ты бы понял, что ничегошеньки на ней твоего нету – ни камушка, ни щепочки – особливо после того, как он родился. Ферма – евоная, уж это я тебе говорю, его, после моей смерти – а я так до ста лет проживу, просто-напросто, чтобы всех вас обдурить, – а он тогда вырастет, почти в твоих годах будет!
Ибен опять издает сардоническое «ха!», от чего Кэбот впадает в ярость.
Сызнова «ха»? Полагаешь, будто как-нибудь все обстряпаешь? Нну: ферма и к ей отойдет, к Эбби – а уж ты ее вокруг пальца не обведешь, она твои штучки-дрючки понимает и верх над тобой возьмет – она сама ферму заиметь хочет – она тебя пужалась, поведала мне, как ты метил с ей шуры-муры завести, чтобы на свою сторону ее перетянуть… ты… рехнулся ты, дурак ты этакий! (Угрожающе поднимает кулаки.)
Ибен (становится против него, задыхаясь от ярости). Врешь, вонючка ты старая! Ничего такого Эбби не говорила!
Кэбот (торжествуя при виде того, как потрясен Ибен). Говорила. А я ей на это, что башку тебе размозжу и мозги твои на верхушках этих вот вязов развешаю, а она говорит: нет, в этом смысла нету – кто же заместо его на ферме тебе станет пособлять? А там и говорит, что мол нам с тобой надобно сына завести – знаю, говорит, что мы на это способные, а я ей говорю, что коли сын у нас и впрямь родится, то получай все, что душе твоей угодно. А она говорит: хочу, чтобы ничего ты Ибену не оставил, пущай ферма целиком будет моей, когда помрешь! (Сужасающим злорадством.) А так ведь оно и вышло, правда? И ферма таперя ей достанется! А тебе так только пыль на дороге! Ха! Нну, кто таперя говорит «ха»?
Ибен (слушал, окаменев от горя и ярости – и вдруг разражается исступленным, прерывистым смехом). Ха-ха-ха! Так вот, стало быть, в чем ее изворот – так я сперва на ее и думал – что ей бы только все пожрать и меня заодно! (Совершенно вне себя.) Убью ее!
Он метнулся к крыльцу, но Кэбот, более проворный, загородил ему дорогу.
Кэбот. Не смей!
Ибен. С дороги!
Пытается отшвырнуть Кэбота в сторону. Они схватываются, и тотчас начинается борьба не на жизнь, а на смерть. Ибен не в силах совладать с концентрированной силой старика. Тот одной рукой хватает Ибена за горло и притискивает к каменной стене. Одновременно на крыльцо выходит Эбби. Она бросается к ним с придушенным криком.
Эбби. Ибен! Эфраим! (Дергает Кэбота за руку, которой тот душит Ибена.) Пусти, Эфраим! Ты его задушишь!
Кэбот отнимает руку и швыряет Ибена вбок. Тот, задыхаясь, растягивается во весь рост на траве. Эбби с криком опускается возле него, пытаясь положить его голову себе на колени, но он ее отталкивает. Кэбот смотрит на них сверху вниз со свирепым торжеством.
Кэбот. Да ты, Эбби, не пужайся, я его убивать не хотел. Не стоит из-за его на виселицу идти – черта с два! (Все с большим и большим торжеством.) Семьдесят шесть, а ему и тридцати нету – и гляди-ка, до чего дошел, когда подумал, будто с отцом легко справиться! Нет, как перед Богом, не легко! А того, что наверху, выращу так, чтобы на меня похожий был! (Поворачивается, собираясь их оставить.) А я так в дом пойду – петь, плясать да веселиться!
