Мессершман. Хоть я и богат, я не могу предложить тебе обоих зараз. Денег у меня хватило бы, но так не принято. Выбирай любого и выходи за него — он твой.
Диана. У тебя не хватит денег, папа, купить того, которого я выбрала, поэтому я беру другого.
Мессершман. Не хватит денег? Смотри, я рассержусь.
Диана. Знаешь, что они сделали? Вернее, что он сделал, потому что я не сомневаюсь — это он. Пригласил сюда эту девушку. Она увивается вокруг бедного Фредерика, тот ничего не понимает, а он сам, — равнодушный ко всему, бесчувственный красавец Орас, не отходит от нее ни на шаг. Гости удивлены и не сводят с нее глаз. А обо мне забыли. А я умираю, когда обо мне забывают хоть на минуту. Уж лучше я разорву на себе платье, расцарапаю себе щеки и стану уродиной. На помощь, папа!
Мессершман (помрачнев). Кто эта девушка? Над девушками у меня нет почти никакой власти.
Диана. Племянница Роменвиля.
Мессершман. Ага! Может, в моей власти Роменвиль… Кто он такой?
Диана. Толстяк, с которым тебя познакомили вчера вечером. У него такой важный вид и большой крест Почетного легиона.
Мессершман. Ордена Почетного легиона я не боюсь. У меня у самого он есть. И важного вида тоже не боюсь, те времена прошли. Чем он занимается? Откуда у него деньги? Наведи справки.
Диана. Стану я расспрашивать людей, которые не обращают на меня внимания! Какой-то управляющий, как все остальные… Они ведь все у вас работают в ваших правлениях.
Мессершман. Они нам удобны. Как тебе кажется, чем он занимается — сталью, цементом, сульфатами?
Диана. По-моему, он что-то говорил о Бромфилде.
Мессершман. Отлично. Отведи меня к нему. Что он должен сделать, моя газель, чтобы доставить тебе удовольствие? В разгар бала отослать свою племянницу домой? Или заставить ее переменить платье?
Диана. Но это невозможно, папа.
Мессершман. Если он вложил хоть грош в сульфаты — возможно
Диана. Папа, ты всего лишь старый и слишком богатый еврей. Тебе кажется, что ты все можешь. Но ты не все можешь, ты не знаешь этих людей. Они одержимы совсем другим. Тем, что они называют своей честью.
Мессершман. Верно, так они утверждают. Больше того, это их любимая присказка. И все-таки отведи меня к нему. Меня его честь не пугает. Если он вложил хоть грош в сульфаты, он и думать забудет об этой чести.
Диана. Старый еврей! Ты думаешь, что ты сильнее всех. Все вы такие, как только заведутся у вас несколько су, гордыня застилает вам разум.
Мессершман (снисходительно). Ну уж и несколько су! Эк, куда хватила!
Диана. Деньги бессильны! Ты можешь накопить еще в десять раз больше, чем накопил, и все равно никаких денег не хватит, чтобы тебя перестали унижать и твоя дочь не страдала. Эти люди с их портретами, покрытыми пылью, и домами, которые вот-вот развалятся, сильнее нас с тобой, папа. Они не прочь взять у нас деньги, чтобы сделать ремонт, — вот и все. Ах, я ненавижу, ненавижу тебя за то, что я твоя дочь! Чего бы я ни отдала, чтобы быть такой, как они!
Мессершман (побелев как полотно). Мне не нравятся твои слова. А ну-ка веди меня к этому человеку. (Берет ее за руку.)
Они уходят.
Из противоположных дверей входят Орас и Патрис Бомбель. В оркестре героическая и воинственная тема.
Орас. Мсье?
Патрис Бомбель. Мсье?
Орас. Я вас искал.
Патрис Бомбель. Меня, мсье?
Орас. Да, мсье. Мне надо с вами поговорить.
Патрис Бомбель. О чем, мсье?
Орас. Есил не ошибаюсь, вчера вечером вы находились в парке с моей кузиной, леди Доротеей Индиа?
Патрис Бомбель. Возможно, мсье.
Орас. Я наблюдал за вами, ни о чем худом не помышляя. У меня создалось впечатление, что между вами шел какой-то жаркий спор.
Патрис Бомбель. Чисто светская беседа, мсье!
Орас. Несомненно. Но в какой-то момент вы, должно быть, вывели даму из себя, потому что она дала вам пощечину.
Патрис Бомбель. Мне, мсье?
Орас. Вам.
Патрис Бомбель. Вы ошибаетесь, мсье.
Орас. Отнюдь, мсье.
Патрис Бомбель. То есть, может, эта дама и дала мне пощечину, но пощечина вовсе не основание думать то, что вы, судя по всему, думаете, мсье!
Орас. А что я, судя, по всему, думаю?
Патрис Бомбель. Черт побери! В конце концов, пощечина далеко не всегда признак сердечных отношений между мужчиной и женщиной.
Орас. Еще бы!
Патрис Бомбель. Пощечины, мсье, дают посторонним людям, даже незнакомым. И это ровно ничего не доказывает. Если бы я сейчас вдруг ни с того ни с сего дал вам пощечину, неужто бы вам пришло в голову заключить из этого да еще и трезвонить повсюду, что мы с вами состоим в любовной связи?
Орас. Боже сохрани.
Патрис Бомбель. В таком случае, мсье, что означает ваше вызывающее поведение, ваши подмигивания, улыбочки, полунамеки, хихиканье вечером на террасе, кода вы притворились, будто поперхнулись дымом сигары? Меня вы не провели, мсье, не провели ни на одну минуту.
Орас. Вы просто ясновидец.
Патрис Бомбель (внезапно, с унынием). Да, мсье, это меня и губит. Всегда начеку! Я все вижу, обо всем догадываюсь. Сил моих больше нет!
Орас. Вот этих слов я от вас и ждал. (Берет его под руку.) Поговорим по душам, как мужчина с мужчиной. Вы мне нужны. Вы молоды, обаятельны. Но мне сдается, что вы любите покой. Скажите же, положа руку на сердце, ведь вам осточертела старая связь с этой сумасбродкой?
Патрис Бомбель. Мсье, я ничего подобного не утверждал.
Орас. Само собой. Но давайте поговорим без уверток. Вы в безвыходном положении. Если Мессершман пронюхает, что она ваша любовница…
Патрис Бомбель (с ужасом). Тише, мсье, тише…
Орас. Он вас погубит.
Патрис Бомбель. Не моргнув глазом, мсье, и безвозвратно. Он отрежет мне все пути, не только в сульфатах, но и вообще во всей промышленности.
Орас. С другой стороны, если эта психопатка узнает, что вы хотите ее бросить, она со злости нажалуется Мессершману, станцует перед ним небольшой танец и по примеру Саломеи дольется того, что он вас все-таки погубит.
Патрис Бомбель. И это тянется уже два года, мсье, целых два года!
Орас. Ну, так вот, дорогой мой, нынче вечером этому придет конец.
Патрис Бомбель. То есть как это?
Орас. Очень просто!.. Ох, эти запутанные отношения в одиночку их не распутаешь. Но мне вас жаль, дорогой мой, а так как вдобавок мне это на руку, я вам помогу. Представьте, что вы у зубного врача. Вы позвонили у двери, сели в кресло, показали, какой зуб болит, врач взял инструменты. Вы человек взрослый — отступать поздно.
Патрис Бомбель. Как я должен вас понять?
Орас. А вот как. Выбирайте. Либо вы отказываетесь повиноваться мне нынче вечером и тогда, говорю вам напрямик, я устрою так, что вашему патрону станет известна ваша преступная связь…
Патрис Бомбель. О нет!
Орас. То есть как это — нет?
Патрис Бомбель. Вы джентльмен, вы этого не сделаете.
Орас. Сделаю. Я не стану писать анонимных писем, не стану подкупать слуг. Я сделаю это как джентльмен, но я это сделаю.
Патрис Бомбель. Мсье, я вас презираю.
Орас. Очень рад.
Патрис Бомбель. То есть как? Вам все равно, что я вас презираю?
Орас. Абсолютно!
Патрис Бомбель (сдаваясь). Ладно. Спорить больше не о чем. Чего вы от меня хотите?
Орас. Чтобы в вашем безвыходном положении вы избрали другой способ покончить с собой. На этом балу присутствует очаровательная девушка. В силу важных причин, которые я не могу вам сообщить, мне необходимо, чтобы вы притворились, будто вы от нее без ума.
Патрис Бомбель. Я, мсье?
Орас. Вы. Но это еще не все. Вы увидели, как я обнимаю эту девушку, и в припадке ревнивого отчаяния даете мне пощечину.
Патрис Бомбель. Я, мсье?
Орас. Вы. Идемте, мы разработаем план. А потом будем стреляться в роще при свете луны. Не бойтесь, я меткий стрелок. Обещаю вам промахнуться.
Уходят. Входит Капюла, за нею — мать в роскошном туалете, украшенная перьями.
Капюла. Тсс!
Мать. Тсс!
Капюла. Мадам идет!
Мать. Час дивный настает!
