Киноактер. То есть как закрывают?
Блондинка ничего не ответила и, вильнув бедрами, ушла в глубь павильона. Киноактер очумело оглядывается: потушены юпитеры, в павильоне никого, только Жгунди тихо наигрывает на гитаре. В комнате отдыха, поглядывая на часы, сидит Надежда Леонидовна. Вбегает Фекин. Бросается к телефону.
Надежда Леонидовна. Ну как?
Фекин(останавливаясь ). А!.. Я… Я сказал… Надежда Леонидовна. Ну и что же?
Фекин. Он… Он сказал. Что же он сказал? Понятно. Он сказал, что извиняется и просит вас зайти в другой день. Убедительно просит, заходите в другой день, только обязательно. Обязательно заходите.(Снимает трубку.) Два семь три. «Серый волк»?
Надежда Леонидовна молча поднимается со стула. А в павильоне № 2 по-прежнему тихо наигрывает на гитаре Жгунди и, прислонясь к стене, неподвижно и устало стоит киноактер.
Затемнение.
Двойная декорация. Справа — часть просмотрового зала. Слева— коридор перед просмотровым залом. В коридор из зала выходят какие-то люди. Выходят Первый и Второй члены худсовета. Первый — желчный, нервный, говорит с вызовом, будто мстит кому-то. Второй — добренький, в очках. В продолжение разговора он все время снимает очки, обеспокоено разглядывает их, потом снова надевает.
Первый (желчно). И что же теперь будет с картиной? Трофимов разнес ее в пух и прах.
Второй (разглядывает очки). А Кирилл Владимирович рискованно выступал. Вот не ожидал…
Первый (раздраженно). Я вас спрашиваю, что будет с картиной, а вы мне — Кирилл Владимирович. Я вам про Фому, а вы мне про Ерему…
Второй. Судя по ситуации, могут закрыть.
Первый (желчно). Закрыть совсем не закроют, а вот законсервировать на время — законсервируют. (Нервной) Слушайте, что вы меня все время разглядываете?
Второй. У вас есть бородавка над веком?
Первый (почти отчаянно). Какая бородавка? Зачем мне бородавка?
Второй. Видите ли, я, кажется, обменял очки во время обсуждений с Лысоцким. У нас с ним одинаковые футляры…
Первый. Чепуха! Вечно вы о чепухе… (Уходит)
Входят Нечаев, Кирилл Владимирович В продолжение всей сцены Второй член худсовета внимательно разглядывает Нечаева.
Нечаев (Кириллу Владимировичу). Ну что ж, спасибо! Кирилл Владимирович (насмешливо). Да, под маской циника таилось храброе сердце бойца. Как сказал кто-то: люди лучше, чем они кажутся.
Появляется Трофимов.
Кирилл Владимирович (Трофимову). А вот введенному в худсовет товарищу, знатному карусельщику, в отличие от вас, картина понравилась. Как сказал кто-то, она понравилась ему всесторонне: как члену худсовета, знатному карусельщику и просто русскому человеку.
Трофимов. Скажите, Кирилл Владимирович, почему вы так любите говорить какими-то нелепыми и обязательно чужими словами?
Кирилл Владимирович. Очевидно, талант. Талант, он всегда возьмет свое… и чужое тоже.
Появляется Ирина Кирьянова.
Ирина (невероятно ласково, Нечаеву). До свиданья, Федор Федорович! Кирилл Владимирович, я вас жду сегодня.
Кирилл Владимирович. Обязательно, несравненная!
Ирина (Нечаеву, оченъласково). Еще раз до свиданья! (И, сухо кивнув Трофимову, она уходит)
Остаются Нечаев, Трофимов и Второй член худсовета, неотрывно разглядывающий Нечаева.
Трофимов. Много куришь. Так долго не проживешь.
Нечаев. Мы все проживем до своей смерти. Трофимов. Поедем к тебе?
Нечаев. Да, конечно. (Второму члену худсовета.) Вы… очевидно… хотите у меня что-то спросить?
Второй (истомленно ). Простите… Вы не можете мне подсказать, есть ли у вас чернильное пятно за правым ухом?
Нечаев не успевает ответить, так как в коридоре появляется Блондинка с авторучкой и листком бумаги в руках. Блондинка (протягивая авторучку, грозно). Федор Федорович, я подумала и все-таки решила просить вас рекомендовать меня козой…
Затемнение.
Двойная декорация. Слева — квартира Надежды Леонидовны. Коридор с телефоном. Справа — квартира Нечаева. Комната пуста. В квартире Надежды Леонидовны. Часы бьют восемь. В коридор выходит Аня, подходит к телефону, набирает номер. Звонок в квартире Нечаева. Никто не подходит. Аня кладет трубку. Входная дверь открывается. Входит Надежда Леонидовна. Она в пальто. Не раздеваясь, садится на стул.
Надежда Леонидовна. Я очень люблю возвращаться домой и всегда тревожусь, когда не горят окна.
Аня. Что случилось, тетя?
Надежда Леонидовна. Просто я загадала одно желание, а глупая прохиндейка судьба его не выполнила. А зря! Мы бы пригласили судьбу в ресторан. Мы бы устроили ей вспрыски.
Аня хочет уйти.
Ты загорела в совхозе.
Аня. Было много солнца.
Надежда Леонидовна. И солнце было горячее…
Аня (поспешно). Что же у вас случилось, тетя? Надежда Леонидовна. Ничего хорошего. Ничего дурного. Все как надо, и забудем об этом. (Снимает пальто) Да, солнце уже горячее. Видимо, будет солнечное лето. Как нетерпеливо люди ждут нового времени года. Они надеются, что тогда-то все будет по-другому. А пока спешат доживать старое по-старому.
Аня вновь поднимает трубку начинает набирать номер телефона. Ирина (выходя). Аня, освободи, пожалуйста, телефон.
Аня молча кладет трубку и выходит, но Ирина не решается звонить сразу. Она расхаживает по коридору и что-то обдумывает.
Надежда Леонидовна. Аня загорела…
Ирина (расхаживая). Вы были на студии, тетя?
Надежда Леонидовна. Да. Мы договорились с Кириллом Владимировичем. Он просил, чтобы я зачем-то пришла к режиссеру.
Ирина. И зачем же он вас так просил?
Надежда Леонидовна. Я, собственно, не знаю, у нас не состоялось свидание, и я поехала на выставку цветов.
Ирина подходит решительно к телефону, снимает трубку
Да. Я получила рукопись от машинистки. Я хочу дать тебе прочесть.
Ирина (положила трубку на рычаг, снова расхаживает). Тетя, почему вы занимаетесь не своим делом? Вы не можете написать книгу о Рашель, это совершенно ясно…
Надежда Леонидовна. Почему уж так ясно?
Ирина. Потому что вы не знаете, о чем нужно сейчас писать.
Надежда Леонидовна. Но Толстой говорил…
Ирина (привычно). Вы не Толстой.
Надежда Леонидовна. Но я хотела там написать…
Ирина (механически). Это не читается.
Надежда Леонидовна (отчаянно). Но ведь ты еще не читала!
Ирина(затверженно). Это демагогия.(Опомнившись) Простите, тетя, я думала о своем. Но, поверьте, я знаю, что вы можете и чего вы не можете. (Продолжая расхаживать и обдумывать) Ну, так о чем же вы хотели написать?
Надежда Леонидовна. Я хотела написать о трагической актрисе. О Рашель — символе яркого театра. Мы все научились быть правдивыми и настолько простыми, что искусству стало скучно. Оно зевает. Оно становится похожим на диетическую столовую. Украден пафос, и взлет, и скорбный рот трагического актера. А вместо них — застенчивый шепот. Но шепот не потрясает. Талант властвует на взлете, он на пределе виден. Есть страсть, есть яркость, и есть необычайные слова, похожие на спелые плоды. Когда они падают, слышно, как вздыхает земля. Ты не слушаешь?
Ирина (не слушая). Я слушаю… но все это слова… Хорошо, я прочту. А сейчас, тетя, мне нужно поговорить по телефону.
Надежда Леонидовна молча уходит.
(Решительно набирает номер) Аверкий Борисыч?.. Да, это я… Ну что вы скажете о сегодняшнем худсовете? (Выслушивает) Знаете, если совершенно честно говорить, мне этот фильм… не то чтобы… не нравится… Нет, он мне нравится, но не очень. Да… но не поддержать его в этой ситуации я не могла, и поэтому я пришла. И знаете, я немного тревожусь: а вдруг не прочлось, что я «за»?(Выслушивает) Так-так… (Радостно) По-моему, тоже прочлось. Вы заметили, как я сухо поздоровалась с этим Трофимовым?.. Заметили, да. А потом с каким лицом я его слушала?.. По-моему, тоже, это было очень заметно… Вот именно… А как я с ним попрощалась?.. Значит, все это было заметно?.. Ну вы меня утешили… Ну хорошо-хорошо, я успокоилась… Ну, звоните, звоните, дорогой… (Вешает трубку; набирает новый номер) Да, Гаврила Захарыч, это я… Честно говоря, с самого начала фильм мне не очень понравился, то есть понравился, но не так чтобы «ах-ах!». Но я все-таки сочла своим долгом… (Выслушивая ответ) Да-да-да… и я решила тоже его поддержать. И знаете, о чем я тревожусь? А вдруг не совсем было ясно, что я «за»! (Выслушивая) Значит, это было понятно. А вы заметили, как я поздоровалась и попрощалась? (Выслушивая ответ) Ну, знаете, у меня от сердца отлегло. Ну, звоните, звоните, дорогой!
