– В таком случае, – улыбнулась женщина, – ей надо просто бросить монетку. Знаете – орел, решка... И все проблемы решены.
– Нет, она не кинула монетки. Она так никого и не выбрала и в конце концов осталась одна. – Лена повторила: – Осталась одна... Я, вероятно, буду переводить эту книгу. Она очень хорошо написана.
– Печальная история, – сказала женщина. – А они, что они сделали?
– Им обоим просто надоело, и они разъехались. Один наговорил ей кучу обидных слов, а другой помолчал, улыбнулся, но тоже ушел.
– Очень благородно, – рассмеялась женщина, но Лена даже не улыбнулась, а только сказала:
– Они просто не могли больше ждать, и все. – И она снова начала читать.
– Вы знаете, – произнесла задумчиво учительница, – это на что-то очень похоже. Только не могу вспомнить – на что.
– Да, – согласилась Лена, – очень похоже на что-то.
Ребята в конце вагона запели что-то грустное про геологов – как им трудно и как они любят своих девушек. Пели хорошо. За окном светило солнце, мелькали деревья, поля, дома. Было очень светло. А в вагоне поезда Москва—Рязань ехала красивая женщина и читала «Могилу для благих намерений». Скоро Рязань.
Когда они вышли на станции в Рязани, женщина вдруг сказала:
– Я вспомнила. Это похоже на «Идиота».
– Да что вы! Бог с вами, – Лена улыбнулась, – совсем нет. И вообще – это ни на что не похоже!
– Ну, может быть, – согласилась учительница. – Во всяком случае, я желаю вам успеха!
– Спасибо. – Лена прошла привокзальную площадь и уехала на такси.
Правда, в попутчики напросились двое из компании, которая пела в поезде. Один с гитарой. Они сразу начали петь что-то про такси и шоферов, а потом стали приставать к Лене: куда она, откуда? И она ответила:
– Из Москвы, приехала к дочке.
Парни сразу успокоились и запели «Доченьки» Вертинского, а вскоре попросили остановиться, расплатились, попрощались и крикнули вслед:
– Привет дочке!
Машина остановилась на другом конце города, около одноэтажного аккуратного дома. С крыльца сбежала женщина, еще довольно молодая, – бабушка Кати и мать Лены.
Она обняла дочь и крикнула в дом:
– Котенок! Посмотри – кто приехал!
С крыльца скатилось что-то очень белобрысое и прыгнуло Лене на шею.
– Ты же ее задушишь! – Бабушка пыталась оторвать внучку от дочки, но глаза ее светились радостью, а девочка зацеловывала мать и смеялась.
– Ну хватит, пошли в дом!
В доме было чисто и бело, как в хороших русских избах.
Лена принялась распаковывать чемодан. На свет появилась кукла и коробка конфет.
– Это от меня, а это от папы. Он сказал, что очень тебя любит и скоро приедет.
Катя солидно приняла подарки и уволокла их куда-то в свой угол.
– Мама, остальное тебе! – сказала Лена.
– Это куда же столько всего! – всплеснула руками мать. – У нас есть все. Еще с прошлого раза осталось.
– Ничего, не пропадет, – успокоила Лена.
Из угла появилась Катя. Кукла была аккуратно спеленута и неслась с осторожностью, как ребенок.
– Мама, ты долго будешь? – спросила девочка.
– Нет, завтра уеду, но скоро приеду опять.
Катя шумно вздохнула. Но... только и всего. Она привыкла к таким коротким визитам матери и давно не устраивала из этого никаких историй.
– Ты мне почитаешь сегодня? – спросила она.
– Конечно! А днем мы пойдем в лес и, может быть, купаться, – пообещала Лена.
Другой бы ребенок запрыгал и закричал, а Катя просто сказала:
– Хорошо.
События этого и следующего дня размотались как кинолента.
Ходили по лесу – мать и дочь – и искали грибы и землянику.
– Мама! – кричала Катя. – Я нашла поганку.
– Что же ты радуешься, глупая! Это же – поганка, от слова «поганый», значит – плохой, вредный.
– Но она очень красивая, – девочка никак не хотела выбрасывать гриб, – ее неприятно есть, а смотреть приятно...
Потом они купались, уже к вечеру, и в лучах заходящего солнца мелькали два белобрысых пятна, очень похожих. На ночь Лена читала дочери сказки, и та не хотела засыпать, а все просила: «Дальше!» – но когда Иван-царевич победил Кощея и увез наконец свою невесту, она уже спала и счастливо улыбалась во сне.
Потом Лена разговаривала с матерью.
– Ты что-то очень неспокойна сегодня? – спросила мать. – Что-нибудь случилось?
– Так, мелкие неприятности с работой. Не утверждают перевод. – Она расчесывала волосы, готовясь ко сну.
– И все? – снова спросила мать.
Лена взглянула на нее и усмехнулась:
– От тебя, мама, ничего не утаишь. Конечно, не все. Завтра у Николая очень трудный день. Он не говорит, но, по-моему, это опасно. Ну и я, конечно, волнуюсь!
– Как у тебя с ним?
– Не знаю, мама, не знаю. Завтра я должна встретить его после работы. Я пока ничего не знаю. Он стал очень раздражительным, и с ним трудно разговаривать. Может быть, это из-за завтрашнего дня?
– И это все? – опять спросила мать.
Лена долгим взглядом посмотрела на нее и сказала:
– Нет. Но об этом как-нибудь потом. Давай спать! – Она легла, а мать выключила свет и вышла.
И следующий день прошел в играх и весело, и в четыре часа бабушка и внучка посадили Лену на поезд и махали ей руками с перрона, а она им – из окна...
В большом зале, в институте, где по стенам было много лесенок и мостков и весь зал опоясывал металлический барьер, как в заводском цеху, – царило деловое оживление.
В небольшой комнате, рядом, над Алексеем суетились люди в белых халатах. Он сидел в кресле, полураздетый, и ему ко всем местам прикрепляли различные датчики. Около двери в эту комнату стоял Николай, бледный от бессонницы, и прикуривал от своей сигареты. Его стали гнать, чтоб не дымил, и он загасил окурок и вошел в комнату.
– Леха, ты как? – спросил он наполовину раздетого и на три четверти заклеенного друга.
– Я в порядке. Скоро будем облачаться. – Алексей был спокоен, хотя ему в это время что-то привинчивали к шее.
– Ты спал? – снова спросил Николай.
– Как убитый, и во сне видел бывшего настройщика. Он насвистывал блатные песни и фальшивил. Я проснулся от расстройства, а это оказался будильник. Вот так.
Алексей встал с кресла, подвигал руками, поприседал и бросил:
– Нормально! Можно надевать!
На каком-то сооружении ввезли скафандр, похожий на человека, из которого выпустили воздух и вынули кости. Алексей начал облачаться. Одевался он сам, все стояли тут же, но никто не помогал. Это тоже входило в задачу – одеться самостоятельно.
Только в самом конце Алексей попросил:
– Коля, тряхни сзади, чешется!
Николай потряс.
– Спасибо! Ты знаешь, он такой мягкий и легче, чем все прошлые! – А потом добавил шепотом: – Ты, Коля, спокойно, потому что сзади стоит наш дорогой оппонент!
Николай оглянулся и через большое стекло, отделявшее комнату от зала, увидел лысину Борисенко. Тот улыбался и поприветствовал их очень дружелюбно. Оба расхохотались, вспомнив, видимо, позавчерашний разговор, но тоже помахали в ответ.
Наступил самый ответственный момент: надо было навинтить гермошлем, и тоже самому. Снова все отошли и заволновались. Но напрасно, потому что шлем очень легко встал в пазы и Алексей его намертво закрепил довольно простыми манипуляциями.
Кто-то хлопнул по плечу Николая и восторженно присвистнул:
– Класс!
Алексея провожали к барокамере. Он помахал всем рукой перед металлической дверью-люком, а Борисенке даже отвесил поклон, потом присел, почти до пола, и показал оттопыренный большой – даже очень большой – палец скафандра. А потом вошел внутрь и закрыл за собою дверь. Ее тут же задраили, как люки подводной лодки.
– Внимание! Подъем! – прозвучал голос откуда-то с потолка.
– Готов! – откуда-то издалека сказал голос Алексея.
Девушка-лаборантка сказала: «С богом!» – и тихонько перекрестила запертую дверь. Эксперимент начался.
Голос из-под потолка начал отсчет высоты, монотонно и бесстрастно:
– 100 метров, 500 метров, 1000 метров, 1500 метров, 1800, 2000, 3000, 4000, 5000, 6000, 7000. Стоп!
На приборах мелькали стрелки, другие приборы считывали показания датчиков и наносили их на многочисленные ленты. Несколько человек, <готовые в любой момент вмешаться, исправить, прекратить наконец, – впились глазами в приборы>.
– Самочувствие отличное, продолжайте подъем. – Голос Алексея был спокоен. – Коля! Все в порядке! Меньше кури, – добавил он.
Теперь и Николай улыбнулся и выбросил очередную сигарету.
А голос из-под потолка продолжал:
– 10 000, 11 000, 12 000...
Лена ехала в Москву в поезде Рязань—Москва, как всегда, с книгой на коленях. Но книгу она не читала, а только смотрела на страницы – и видела черные линейки, потому что думала о своем.
