(Чихает. Актерам.) Вы уже здесь?
Актер. Мы-то здесь, а вот ты откуда взялся?
Петкутин. Когда колокол прозвонил в первый раз, я был в Индии, при втором ударе — в Лейпциге, а с третьим ударом вошел в свое тело.
Актер. Осади, приятель! Кто здесь дает представление, ты или мы?
Петкутин (подходит к Калининой могиле). «Я думаю, любовь моя, что это был низкий, нехороший поступок!» (Подходит к камню в центре театра, где он оставлял деньги до того, как был растерзан. Собирает монеты.) Я нанимаю вас и заплачу, как и положено. Вы можете сыграть представление, которое называется «Вертеп»?
Актер. Ну, это другой разговор. Правда, вы выбрали странное место и время. «Вертеп» играют на Рождество, сейчас не время, но мы актеры, а раз так, то нам деваться некуда.
Петкутин (дает актерам деньги). Один, два, три, четыре, пять марьяшей!
Актриса. Что это с вами, вы такой бледный?
Петкутин. Неужели вы не слышали? У нас умер один из членов семьи.
Актриса. Нет, не слышали. А кто у вас умер?
Петкутин. Как это кто? Вы что, не видите? Я. Уже и сорок дней прошло. А ведь я только-только женился.
Актриса. И у меня была жена… В ее душе — весна, в моей осень, и одна и та же птица пролетала через обе души… Она вас очень любила?
Петкутин. Да. Но дело не в этом.
Актриса. А в чем же дело?
Петкутин. Она разорвала меня на куски и сожрала. Она, Калина, была единственным человеческим существом, которое я любил.
Актриса. И не то бывает, говорят венгры… А почему? Может быть, вы были слишком сладким?
Петкутин. Это было своего рода пари. Пари о том, человек я или не человек. Человеческое существо или нет.
Актер (с опаской). И что же — да или нет?
Петкутин. Похоже было, что человек, хотя и не человек. Вот, я здесь, а там моя могила. Меня зовут Петкутин. Я тот самый, с надгробия.
Актер и каменотесы, крестясь, отступают от Петкутина с суеверным страхом. Сбиваются поближе друг к другу.
Не бойтесь, я вам ничем не опасен.
Актриса. Да? Кто же тогда опасен?
Петкутин. Такие же, как вы сами. Все человеческие существа, живые и мертвые. Они сожрут вас, так же как сожрали меня! Заразят и уничтожат, как заразили и уничтожили меня!
Актриса. Как это?
Петкутин. Вы что, не играли «Вертеп»?
Актер. Играли.
Петкутин. А разве это не то представление, с двумя звездами, где новорожденному Христу вместо людей поклоняются дерево, вода и зверь?
Актер. То.
Петкутин. Ну так начинайте! (Широким взмахом руки делает им знак начинать.)
На небе появляются две звезды, они движутся по небу до середины сцены, где поставлен шатер. В шатре сидит Богородица, в яслях новорожденный Христос. К яслям подходят Златорунный баран (актер в накинутом на тело куске материи), актер со стеклянным прозрачным сосудом с водой, то есть река Иордан, и актриса вся в листьях, с двумя яблоками на груди, символизирующими два первых плода.
Богородица.
Построю церковь звездную,
Поставлю двери лунные,
Иконы, взглядом писаны,
А служба в снах привиделась.
Верхом приеду в церковь я,
Копьем открою дверь с коня…
Река Иордан (поднимает книгу).
Это Ветхий Завет, будущая кровь Христова.
Кровь того, кто лежит, новорожденный, в яслях.
У него есть на небе Отец, но нет Матери.
Яблоко (поднимает вторую книгу).
Это Новый Завет, будущее тело Христово.
Тело того, кто лежит, новорожденный, в яслях.
Здесь, на Земле, у него есть Мать, но нет Отца.
Баран. Он искупит все будущие и прошлые грехи человека, искупит и его первородный грех!
Петкутин (вмешивается в представление). Но это не значит, что он и меня спасет! Не спасет он и тебя, вода, и тебя, дерево, и тебя, животина!
Баран. Что ты имеешь в виду?
Петкутин. Мы не человечьей породы, на нас нет первородного греха, мы не были изгнаны из Рая. Христос воплотился не в яблоню, и не в воду, и не в золотое руно. Его вселенская задача искупления не для нас, потому что мы не значимся в книге грехов и должны жить своей собственной жизнью. Почему мы должны страдать за чужие грехи? Что мы здесь делаем?
1-й каменотес. Обожди, приятель! И я тоже, хоть я и человек, задаю себе вопрос: что мы здесь делаем? Ты только посмотри — человек тратит огромное количество хлеба, штанов, чулок и ненависти. И этого ему всегда не хватает. А всего остального — мудрости, красоты, — их на свете гораздо больше, чем мы можем потратить. Вот ты, который не человек, у которого на Земле есть отец, но нет матери, скажи нам, кто мы, люди, и зачем мы здесь?
Петкутин. Вы здесь потому, что в этой части Вселенной время научилось останавливаться. Если вы поймете, что Вечность исходит от Бога, а время — от Сатаны, вам станет ясно, что в определенном месте есть «золотое сечение» Вечности и времени. Здесь время на мгновение замирает, чтобы получить благословение Вечности, это и есть ваш «настоящий момент». Вы, люди, находитесь здесь, на Земле, потому, что в этой части Вселенной время останавливается и тем самым делает возможной вашу жизнь. Но существует и загрязненное время, которому не удается пересечься с Вечностью, и оно лишено благословения и остановки, лишено вашего настоящего и потому бесплодно, пусто. В такой части Вселенной не может выжить никто. После того как вы преступно изгадили Землю, заразили растения, воды и зверей, вы хотите отправиться дальше, хотите изгадить и звезды. Мы прощаемся с вами. Мы пойдем за своей звездой, а не за вашей. Мы найдем свою новую душу. И будем любить ее вечность. И еще один день. Прощайте, люди!
Петкутин берет у актеров сосуд с водой, яблоки, накидывает на плечи золотое руно и поднимается вслед за второй звездой, которая отделяется от Земли, и она, сверкая все ярче, уносит его в бесконечные дали Вселенной.
Можете довериться моему вкусу. Я знаю о театре все, начиная со спектаклей елизаветинской поры и кончая постановками Ингмара Бергмана и Питера Брука (англ.).
По русской православной традиции это псалом 39 (прим. ред.).
Евангелие от Луки, 13, 20–21.
