Лейтенант. Людей легко обмануть… (Очнувшись от мечтательности.) Люди легковерны.
Калина. Да, люди легковерны, и киру Авраму кажется недостаточным проверить Петкутина на живых людях. Он хочет проверить его еще раз. Хочет неопровержимо установить, действительно ли плод его трудов, его сын или не знаю как его назвать, короче говоря, Петкутин настолько похож на человеческое существо, что может обмануть и мертвых.
Мать. Теперь я понимаю, Калина, почему ты внушала мне страх еще тогда, когда кормила тебя грудью! После беседы с тобой, девочка моя, хочется хорошенько умыться. Как это ты себе представляешь, оборони Господь, «обмануть мертвых»? С каких это пор мертвых можно обманывать?
Калина. Когда мы после свадьбы поедем туда, куда обычно у нас все ездят, — в древний театр с каменными скамьями, у Петкутина будет возможность встретиться с мертвыми. И только тогда станет ясно, вполне ли удался опыт кира Аврама Бранковича с Петкутином. И только тогда я узнаю, действительно ли мой муж такой же, как и все остальные человеческие существа. Человек мой муж или нет.
Петкутин. Отец, о чем это Калина говорит?
Аврам. Откуда ты все это знаешь, дочка?
Калина. Любовь видит все. И все знает.
Мать. Надеюсь, ты не поедешь туда вместе с ним? Подумай только о том, как мало ты прожила, подумай о том, что все будет кончено. Если там с тобой что-то случится, ты погибла навсегда. От тебя только душа останется. А Петкутина отец может когда угодно снова вылепить из глины!
Аврам. Разумеется, могу. Это может каждый, кто умеет. Но не умеет каждый, кто может.
Мать. Вот видишь, Калина!
Калина. Мама, ты знаешь, что будущее — не вода.
Бранкович (Калине). Станешь ли ты, дочка, моей снохой?
Калина. Я стану самой большой ошибкой вашей жизни, кир Аврам.
Мать. Петкутин, заклинаю вас, скажите что-нибудь, вы все знаете, все вам ясно, неужели вы хотите погубить Калину? Неужели вы не можете пожалеть ее и избавить от этого страшного дня? Есть ли у вас душа?
Анастасия. Нету!
Петкутин (берет Калину за руку и обращается к ней). Под небесным экватором растет огромный ядовитый гриб, а на его шляпке прекрасные на вкус маленькие съедобные грибы, которые превращают его отравленную кровь в настоящее лакомство. Живущие в этих краях олени подкрепляют свою мужскую силу тем, что время от времени едят эти грибы, растущие на шляпке. Тот, кто увлечется и вгрызется зубами слишком глубоко, может откусить вместе с грибом ядовитый кусок шляпки и умереть, отравившись. Каждый вечер, целуя тебя, я думаю: не будет ничего странного, если однажды я вгрызусь слишком глубоко…
Лейтенант (обрадованно).
Погляди-ка, молодец,
Мил ты здесь или не мил,
Ну, а коли ты не мил,
На коня — и след простыл…
Итак, уважаемые дамы, меня призывают мои обязанности. Состоится ли обручение?
Петкутин. Это решит Калина.
Калина медленно поднимает юбку, обнажая ногу, снимает туфлю и протягивает Петкутину свою ступню. Он достает из-за обшлага рукава крупный сверкающий перстень. Этот перстень Петкутин надевает Калине на палец ноги, и таким образом совершается обручение. Мать Калины вскрикивает.
КАРТИНА 11-я
Свадьба Петкутина и Калины представлена балетной сценой или пантомимой. Все происходит точно по правилам и обычаям сербов, которые до сих пор соблюдают в народе. Смотри также «Словарь» Вука Стефановича Караджича и этнографические словари.
КАРТИНА 12-я
Полуразрушенный античный театр, заросший травой и кустами. На сиденьях все еще видны выбитые на них имена давних зрителей. Входят Петкутин и Калина. Акустика усилена.
Калина. Ужасно хочу есть. Приготовим что-нибудь?
Петкутин. Здесь для костра ничего нет, кроме буйволовых лепешек. (Собирает сухие лепешки в кучку.)
Калина. Грибы будут вонять.
Петкутин. Не будут, нужно просто посолить костер (вынимает из кармана соль и солит костер), а грибы мы промоем в вине (моет грибы).
Калина (пока Петкутин занят костром и жаркой грибов и кровяных колбасок, пока он сидит на одном из каменных сидений и присматривает за приготовлением еды, выходит на середину сцены и говорит торжественным голосом). Заснув вечером, мы превращаемся в актеров и всегда переходим на другую сцену, чтобы сыграть свою роль. А днем? Днем, наяву, мы ее разучиваем. Иногда случается так, что мы не сумели ее выучить, и тогда нам не следует появляться на сцене и прятаться за другими актерами, которые лучше нас знают свой текст и свои жесты… А ты, ты приходишь в зрительный зал дня того, чтобы смотреть наше представление, а не для того, чтобы в нем играть. Пусть твой взгляд остановится на мне в тот раз, когда я буду хорошо готова к своей роли, потому что никто не бывает и мудрым, и красивым все семь дней в неделю.
Петкутин чихает, и все сто двадцать мест древнего амфитеатра отзываются ему стодвадцатиголосым эхом.
(Аплодирует.) Браво!
Оба смеются и обнимаются. Он целует ее, и сто двадцать мертвых зрителей целуются тоже, и эхо этих поцелуев звучит громче, чем звук их поцелуя.
Петкутин (оглядывается по сторонам). С ними шутки плохи. Следят за каждым нашим движением. Я здесь чувствую себя очень одиноким, как будто я трава, или зверь, или просто вода; люди меня пугают. И живые, и мертвые. Только ты, Калина, связываешь меня с человеческим родом. Неужели растения, животные и воды не заслуживают лучшей судьбы на Земле, чем та, которую готовите им вы, люди? Они вас боятся так же, как и я. Как бы мне хотелось посмотреть на этой сцене рождественское представление, помнишь, оно называется «Вертеп». Ты ведь знаешь его, там еще есть ягненок, яблоко и река?
Калина ставит готовую еду на большой четырехугольный плоский камень в центре сцены, а Петкутин читает вслух имена зрителей, выбитые на каменных сиденьях.
Caius Veronius Aet… Sextus Clodius Caifilius… Publila…Tribu… Sorto Servilio… Veturio Aeia…
Калина. Не призывай мертвых! Не призывай их, придут! Их жажде две тысячи лет! Тсс!
Все мертвые в зрительном зале отзываются эхом: «Тсс!»
Они жаждут нашей теплой крови. Лучше ты им что-нибудь подари. Подай им денег, чтобы от них откупиться и задобрить их.
Петкутин высыпает из-за обшлага рукава на каменный стол пять мелких монеток.
Петкутин (считает монеты). Одна, две, три, четыре, пять!.. Сейчас порежу, и можно приступать к еде.
Петкутин достает из ножен нож и в тот момент, когда он хочет отрезать кусок, чихает и нечаянно задевает лезвием ножа свой палец. Его кровь попадает в огонь, раздается шипение.
Калина (вскрикивает). Ты порезался!
В этот момент сто двадцать мертвых душ с визгом и урчанием обрушиваются на них из зрительного зала. Петкутин хватается за меч, чтобы защитить Калину, но они быстры, как боль, и разрывают Калину прямо у него на глазах, раздирая на куски ее тело до тех пор, пока ее крики не становятся такими же, как крики окружающих их мертвецов, и тогда она сама присоединяется к пожиранию оставшихся кусков собственного тепа. После этого наступает тишина. Петкутин, совершенно растерянный, блуждает по сцене. Проходит довольно много времени, пока кто-то невидимый не поднимает красный плащ Калины с земли и не накидывает его себе на плечи. Пустой плащ подходит к Петкутину и окликает его голосом Калины.
Тень Калины. Подойди ко мне!
Петкутин (обрадованный, что узнал ее голос, обнимает ее, но на дне голоса не видит ничего, кроме пурпурной подкладки плаща). Мне кажется, что тысячу лет назад здесь произошло ужасное несчастье. Кого-то здесь разорвали на куски и сожрали, и кровь все еще видна на земле. Я не знаю, правда ли, что это было, а если было, то когда? И кого съели? Меня или тебя?
Тень Калины (невидимая в красном плаще). Не бойся! С тобой ничего не случилось, растерзали не тебя. И было это совсем недавно, а не тысячу лет назад.
Петкутин. Но я тебя не вижу, Калина, кто же из нас двоих мертв?
Тень Калины. Ты не видишь меня, юноша, потому что живые не могут видеть мертвых. Ты можешь лишь слышать мой голос. А я не знаю, кто ты такой, и не могу тебя узнать, пока не попробую каплю твоей крови. Но я тебя вижу, успокойся, я прекрасно тебя вижу. И знаю, что ты жив.
Петкутин. Калина, это же я, твой муж, твой Петкутин, который тебя любит, неужели ты меня не узнаешь? Совсем недавно, если это действительно было совсем недавно, ты целовала меня.
