одна из твоих страшных шуток, о великий и преславный?
Полуподвальное помещение на Комершел-роуд. За столом сидит немолодой мужчина с беспокойным выражением лица, бедно одетый и похожий на крысу. Слева, рядом с ним, его жена. Он углублен в счетные книги, она пришивает пуговицы к куртке, причем работает очень быстро. На столе, справа от нее, гора курток, ожидающих той же операции; слева — куртки, уже подвергшиеся ей.
Стол до самого пола покрыт старой скатертью. С каменной лестницы, ведущей в полуподвал, скупо падает ,дневной свет, который не доходит, однако, до угла, где сидит супружеская пара; поэтому над столом с потолка свешивается на шнуре маленькая электрическая лампочка. Между лестницей и столом — старая, грязная, залатанная занавеска, прикрывающая вход в соседнее помещение. Звонок. Женщина мгновенно бросает шитье и прячет кипы курток под стол. По лестнице спускается Эпифания: на ней старенький плащ, прикрывающий ее платье, и шляпа, умышленно приведенная в негодность. Она окидывает взглядом хозяев, затем осматривается, подходит к занавеске и заглядывает за нее. Пожилой мужчина бросается вперед, чтобы помешать ей, но уже поздно. Он вырывает у нее из рук занавеску и преграждает ей дорогу.
Мужчина. Чего вам тут нужно? Зачем пришли?
Эпифания. Мне нужна работа. Какая-то женщина сказала мне, что здесь мне ее дадут. Я очень нуждаюсь.
Мужчина. Что же вы суете нос куда не положено? Так работу не ищут. Убирайтесь! Женщины у нас не работают.
Эпифания. Врете. Здесь их работает целых шесть. И на кого как не на вас?
Мужчина. Ишь как заговорили! Больно много вы о себе воображаете! За кого вы меня принимаете?
Эпифания. За червяка!
Мужчина яростно делает протестующий жест.
Полегче. Я сама умею пускать в ход кулаки, а если надо, то и стрелять.
Женщина (бросаясь к мужчине и вцепляясь в него). Осторожно, Джо. Она — инспекторша. Видишь, какие на ней туфли.
Эпифания. Я не инспекторша. И при чем здесь мои туфли.
Женщина (почтительно). Ну подумайте сами, мэм, может ли женщина, которая ищет грошовой работы, позволить себе такие шикарные туфли? Уверяю вас, никакие женщины у нас тут не работают. Мы только присматриваем за помещением. i
Эпифания. Но я же видела шесть женщин.
Мужчина (отдергивая занавеску). Где они? Ни души здесь нет, хоть весь этот чертов подвал обыщите.
Женщина. Хватит, хватит, Джо. Не говори так с леди. Здесь нет ни души, мэм,— сами видите.
Эпифания. Я носом чую, что есть. Вы просто дали им знак спрятаться. Вы нарушаете закон. Дайте мне работу, или я пошлю на вас заявление в полицию.
Мужчина. Послушайте, леди, а не поладить ли нам по-хорошему? Ну что вам за расчет делать мне неприятности? Что вы получите, если мою мастерскую закроют?
Эпифания. А что я получу за то, что промолчу?
Мужчина. Как вы насчет полкроны в неделю?
Эпифания. На полкроны в неделю не проживешь.
Мужчина. А вы посмотрите, что кругом делается, — и проживете. Мы не одни такие.
Эпифания. Давайте адреса других. Раз уж приходится жить шантажом, мне нужна широкая клиентура.
Мужчина. Раз уж приходится платить мне, почему не платить и другим? Берете полкроны? (Протягивает ей монету.) Видите? Да вы послушайте, как звенит! (Бросает монету на стол.) Так вот, берите, и каждую пятницу будете приходить за новой, если избавите меня от инспектора.
Эпифания. Нечего передо мной полукронами звенеть — я их видала. И я отлично знаю, что, если захочу, вы дадите и пять шиллингов.
Женщина. Ох, мэм, будьте подобрей. Вы даже не знаете, как туго нам приходится.
Мужчина (грубо). Хватит! Мы не нищие. Я заплачу столько, сколько это стоит, и ни пенни лишку. Вы, видно, знаете, что с нашего дела можно взять пять шиллингов. А раз знаете, вам должно быть понятно, что больше с нас не возьмешь. Берите ваши пять шиллингов, будьте вы прокляты! (Бросает на стол две полукроны.)
Женщина. Ох, да не спеши ты, Джо!
Мужчина. Заткнись! Думаешь выканючить у нее шиллинг-другой? Не выйдет. Я и не глядя на туфли сразу угадал, что это хапуга. Она застукала нас и знает, что застукала.
Эпифания. Не нравится мне заниматься шантажом. Конечно, если придется, так буду. Но все-таки, не найдется ли у вас для меня настоящей работы?
Мужчина. Чтобы поглубже залезть в наши дела, а?
Эпифания. Глубже мне лезть незачем — я и без того все уже знаю. У вас тут работает шесть женщин. Вон та штука в углу — газовая машина; это значит, что вы нарушаете закон. Добавим к этому еще отвратительные санитарные условия — и узнавать мне больше нечего. Вы у меня в руках. Дайте мне работу, на которую можно прожить, или я уничтожу вас, как осиное гнездо.
Мужчина. Я, пожалуй, лучше смотаюсь отсюда в такое местечко, где вы меня легко не разыщите: адреса я менять привык.
Эпифания. Это ваш главный козырь. Вы не лишены деловых способностей. Скажите, почему вы не хотите взять меня на работу за ту же плату, что и женщин, которых я видела здесь?
Мужчина. Не люблю, когда мои работницы знают слишком много.
Эпифания. Понятно. Они могут вызвать инспектора.
Мужчина. Инспектора? Ну что за дура! Да они его боятся больше, чем я.
Эпифания. Почему? Разве они не хотят, чтобы их защитили?
Женщина. Инспектор не станет их защищать. Он просто закроет мастерскую, и они лишатся работы. Знай они, что у вас хватит жестокости заявить на нас, они на коленях молили бы вас о пощаде.
Мужчина. Раз вы все знаете, так должны знать и то, что на таком месте роскоши не жди. Здесь работают по дешевке. Пока я нахожу работниц, согласных на обычную плату, я еще могу свести концы с концами. Но роскошествовать — ну уж нет. Никакой платы по профсоюзным расценкам. Никаких санитарных условий, как вы выражаетесь: ни побелки каждые полгода, ни отдельного помещения для еды, ни ограждений в опасных местах у машин. Насчет ограждений — это я просто так: у меня всего-навсего одна старая газовая машина. Она и мухе не повредит, хоть и подводит меня под. проклятый закон о мастерских — это уж вы в самую точку попали. Да, больших машин у меня нет, но я должен продавать дешевле, чем те, у кого они есть. Если я подниму цены хоть на пенни, их машины угробят меня. То же получится, если меня заставят платить по профсоюзным
