Неопытную девушку?… Не прикидывайся!
Гофман (с раздражением). Я отвечаю за то, что Лот вошел в этот дом. Так знай же: он… он, мягко выражаясь… весьма опасный фантазер, этот господин Лот.
Елена. В том, что ты говоришь о господине Лоте, есть что-то нелепое… что-то смехотворно нелепое.
Гофман. Он фантазер, он мастер дурить головы не только женщинам, но и разумным людям.
Елена. Вот видишь: еще одна нелепость! У меня в голове после нескольких слов господина Лота наступила такая ясность…
Гофман (назидательным тоном). В том, что я тебе говорю, нет ничего нелепого.
Елена. Чтобы понять, что такое нелепость, надо обладать ясностью мысли, а у тебя ее нет.
Гофман (в том же тоне). Не об этом идет речь. Повторяю, это не нелепость, а сущая правда… Я испытал его влияние на собственной шкуре: он затуманивает тебе мозги, и ты начинаешь мечтать о братстве народов, о свободе и равенстве и забываешь о всех бытовых и нравственных принципах… Честное слово, мы были тогда готовы ради этих химер перешагнуть через трупы собственных родителей, лишь бы прийти к цели. А он, скажу я тебе, способен и сегодня так поступить.
Елена. А сколько родителей из года в год шагают через трупы своих детей, и никто…
Гофман (прерывая ее). Вздор! Это кощунство!.. Говорю тебе, остерегайся его, во всех отношениях… Говорю тебе совершенно категорически… Что до моральных устоев, то у него нет даже намека на них.
Елена. Ну вот это опять нелепо. Поверь мне, зять, стоит только задуматься… И все сразу станет так интересно…
Гофман. Можешь говорить, что тебе угодно. Я предупредил тебя. И еще хочу сказать совершенно доверительно, что из-за него я был тогда на волоске от неприятной истории.
Елена. Если он опасный человек, то почему ты вчера так искренне радовался, когда…
Гофман. Ах, господи, но я знаком с ним с юных лет! К тому же, ты этого не знаешь, у меня были известные основания…
Елена. Основания? О чем ты это?
Гофман. Я знаю, о чем… Но если б он пришел не вчера, а сегодня и я бы знал о нем все то, что знаю теперь…
Елена. Что же ты знаешь? Я ведь уже сказала, что он ни слова не говорил о тебе.
Гофман. Да уж, положись только на такого! Надолго я бы ни за что его не оставил, не приняв предварительно необходимых мер предосторожности. Лот был и остается человеком, самое общение с которым уже компрометирует. За ним следят власти.
Елена. Разве он совершил какое-нибудь преступление?
Гофман. Лучше не будем об этом говорить. Я могу тебя заверить: человек, который шляется по белу свету с такими взглядами, в наше время опаснее вора.
Елена. Хорошо, я запомню… Но только… Но только, зять, ты уж не спрашивай меня, какого я о тебе мнения после того, что ты сказал о господине Лоте… Слышишь?
Гофман (с холодным цинизмом). Неужели ты и впрямь полагаешь, что мне это так важно знать? (Нажимает на кнопку звонка.) Смотри, кажется, он идет сюда.
Ну как?… Хорошо ли ты спал, старина?
Лот. Я спал хорошо, но мало. Скажи, пожалуйста: я видел, недавно кто-то вышел из дома, какой-то господин?
Гофман. Вероятно, ты видел врача, который был здесь… Я ведь тебе рассказывал… В нем такая причудливая смесь жестокости и сентиментальности.
Елена говорит с только что вошедшим Эдуардом. Он уходит, затем возвращается и подает чай и кофе.
Лот. Такая, как ты выразился, смесь была и у одного моего старого университетского друга… Я готов поклясться, что это он… Некто Шиммельпфенниг.
Гофман (садится к накрытому столу). Ну да! Совершенно верно! Шиммельпфенниг!
Лот. Как? Неужели?
Гофман. Его так зовут.
Лот. Кого? Здешнего врача?
Гофман. Ты же сам сказал. Да, здешнего врача.
Лот. Тогда… Но это действительно странно! Это, безусловно, он.
Гофман. Вот видишь, чистые души находят друг друга на море и на суше… Не обессудь, я примусь за еду. Мы как раз собирались позавтракать. Пожалуйста, садись к столу! Надеюсь, ты еще не успел где-нибудь позавтракать?
Лот. Нет.
Гофман. Тогда приступай. (Сидя, придвигает к столу стул для Лота. Затем обращается к Эдуарду, который подносит чай и кофе.) Э-э, разве… э-э… разве госпожа моя теща не выйдет к столу?
Эдуард. Барыня будут завтракать в своей комнате с фрау Шпиллер.
Гофман. Этого еще не…
Елена (поправляя сервировку на столе). Не обращай внимания. У них свои причины.
Гофман. Вот как… Лот! Чего тебе предложить?… Яйцо? Чаю?
Лот. Не могу ли я попросить стакан молока?
Гофман. Конечно! С удовольствием!
Елена. Эдуард! Пусть Миля надоит парного…
Гофман (чистит яйцо). Молоко… брр!.. От одной мысли о нем меня бросает в дрожь. (Берет соль и перец.) Скажи мне, пожалуйста, Лот, что же, собственно, привело тебя в наши края? Я совсем забыл спросить тебя об этом.
Лот (намазывает масло на булочку). Хочу изучить здешние условия.
Гофман (бросает на него быстрый взгляд). Прости, я не понял… Какие условия?…
Лот. Точнее говоря, я намерен изучить положение здешних углекопов.
Гофман. Ах, но оно же, в общем, отличное.
Лот. Ты думаешь?… Это было бы очень хорошо… Да, чтобы не позабыть: ты должен помочь мне. Ты можешь принести большую пользу народному хозяйству, если…
Гофман. Я? Да что ты? Каким образом?
Лот. Ведь многие здешние рудники принадлежат тебе?
Гофман. Да! И что же?
Лот. Значит, ты можешь легко раздобыть для меня разрешение на осмотр рудников. Я намерен не менее месяца ежедневно спускаться в шахты, чтобы познакомиться с производством.
Гофман (живо). Ты хочешь потом описать все, что увидишь там внизу?
Лот. Именно! Моя работа должна быть главным образом описательной.
Гофман. Мне очень жаль, но я не имею никакого отношения к этому делу… Ты хочешь писать только об углекопах, только о них?
Лот. Твой вопрос говорит о том, что ты плохо разбираешься в народном хозяйстве.
Гофман (уязвленный репликой Лота). Прошу прощенья! Ты считаешь, что я неспособен… Но почему… не понимаю, почему нельзя спросить?… Впрочем, ничего удивительного… Всего нельзя знать.
Лот. Не волнуйся, пожалуйста! Все очень просто: если я хочу изучить положение здешних горнорабочих, то не могу не коснуться всех условий, которые определяют это положение.
Гофман. В такого рода сочинениях порой ужасно преувеличивают.
Лот. Я не впаду в эту ошибку.
Гофман. Это будет весьма похвально. (Он уже много раз бросал на Елену быстрые испытующие взгляды. Теперь снова взглянул
