ПАВЕЛ. Полоцк! Конечно, теперь я вспоминаю.
ТЕТЯ. В довершение ко всему она хочет, мне вышить что-нибудь на память от нее. Она вышивает бисером. Просит выслать материал, из которого я собираюсь шить платье. Она, конечно, не представляет себе, какой я стала. (Смеется.) Я — в платье, вышитом бисером! Но я не могу отказать ей, и вот я подумала… Только ты не возражай сразу! Может быть, тебе какую-нибудь выходную рубашку вышить бисером, одноцветным? Допустим, ворот? А?
Павел молчит.
Ну ты подумай. Сразу это кажется неприемлемым, но если ты представить себе однотонный бисер, матовый… Ну ты подумай, подумай.
ПАВЕЛ (задумчиво). Тетя, посмотри на меня внимательно и скажи, есть во мне что-то, ну хоть что-нибудь такое, что могло бы привлечь… Нет, хотя бы пробудить симпатию ко мне?
ТЕТЯ (смеется). Я понимаю, Павлуша, ты намекаешь на то, что бисер тебе противопоказан… Но, в конце концов, это не так важно. Самое главное, Павлуша, что, когда я прочитала ее письмо, я почувствовала боль и одновременно радость. Я приняла правильное решение…
ПАВЕЛ (решительно). Тетя, я говорил тебе, что сегодня необыкновенный день. Бывают такие дни, когда ты и людей, и явления воспринимаешь как бы под другим углом зрения. Понимаешь? И себя тоже.
ТЕТЯ. Ты абсолютно верно все понял. Я посмотрела на свою жизнь глазами другого человека, и я все решила. Как бы ты ни возражал, Павлинька, я сделаю по-своему. Все трудности, связанные с этим, я беру на себя. Соня переедет к нам. Мы обменяем ее комнату на одну комнату, а потом две и одну на три комнаты. А пока будет производиться обмен, она переедет к нам, мы будем жить с ней в одной комнате.
ПАВЕЛ (ошеломлен). Как?
ТЕТЯ. Вот так. Вот так, Павлуша. Она одинока. Она несчастный человек. В конце концов, и мы должны что-то сделать для нее, искупить свое невнимание.
ПАВЕЛ (испуганно). Нет, подожди, нельзя же так сразу это решать. Я ведь еще… Ты не знаешь…
ТЕТЯ. Нет, я все знаю. Я знаю, что на это трудно решиться, но я ей уже написала.
ПАВЕЛ (встает). Написала?
ТЕТЯ. Да, написала.
ПАВЕЛ. А как же я?
ТЕТЯ (встает). Подожди, Павлик. До сих пор мне казалось, что мы отлично понимаем друг друга. Неужели мой рассказ не дошел до твоего сердца? Ты ничего не понял?
ПАВЕЛ. Я все понял, но ты же не выслушала меня. Как ты могла написать?.. И ты уже отослала письмо?
ТЕТЯ (голос ее дрожит). Отослала. Ты ничего не понял, Павлуша. Я тебе рассказала о смерти Зузенко, о смерти старого человека, а он был не так одинок, как Соня. У него погиб сын, развелась дочь и работы было много — вот и все, но сердце из-за постоянных бед и неприятностей — оно фрустируется, раскалывается. Сначала дает трещинку, как чашка, а потом раскалывается пополам, и человек умирает от постоянной фрустации Зузенко умер. Умерла мама. Пусть поздно, но должна же я подумать о Соне.
ПАВЕЛ. Тетя, подожди!
ТЕТЯ. А чего ждать?
ПАВЕЛ. Но я ведь женюсь, тетя…
Пауза.
ТЕТЯ (медленно садится). Павлик?! Как женишься?!
ПАВЕЛ (садится). Я люблю ее, тетя, но я боюсь, она откажет мне.
ТЕТЯ (бессмысленно). Откажет? Тебе?
ПАВЕЛ (пытаясь улыбнуться). Конечно мне. Это не так трудно — отказать мне.
ТЕТЯ (встрепенувшись). Ты женишься? Ты женишься, Павлик?
ПАВЕЛ. Конечно женюсь, тетя, если она согласится.
ТЕТЯ. Ну да. Ну да.
Пауза.
Извини меня, Павлуша. Что-то придумываешь себе, сочиняешь… А это все так глупо, неприемлемо…
ПАВЕЛ (не слушая ее). Знаешь, раньше мне казалось, что я должен только работать. Мои наблюдения и заключения требуют двадцати четырех часов в сутки, — я ведь хочу закончить свой труд. И мне не нужно вознаграждения. Я уверен, что для этого я родился, это моя миссия.
ТЕТЯ. А теперь ты думаешь иначе?
ПАВЕЛ. Теперь я… Я люблю ее, тетя. Мы увиделись… И с тех пор я все время хочу быть с ней вместе, а когда я ее не вижу, я ужасно неспокоен, я становлюсь необъективен, даже несправедлив…
ТЕТЯ. О, это мне знакомо!..
ПАВЕЛ. И я не могу работать. Так что мне без нее нельзя.
ТЕТЯ. Ну что ж, Павлуша, видно, это — счастье. И она тебя тоже полюбит. Тебя нельзя не полюбить, И вы поженитесь. А я поплачу на вашей свадьбе… От радости. (Плачет.) Перемою посуду и уеду к Соне в Полоцк.
ПАВЕЛ. А как же я? Я не смогу без тебя, тетя. Я так привык. Я тебя тоже люблю.
ТЕТЯ. И я тебя люблю, Павлуша. Но людям нужно иногда расставаться, чтобы было о чем говорить и что вспоминать. Все к лучшему. (Встает, убирает со стола посуду.) А когда у вас родится дочь или сын, тут вам опять пригодится старая тетка.
ПАВЕЛ (помогает ей). Ты забываешь, что мне могут еще и отказать.
ТЕТЯ. Ах, мужчины, мужчины… Из-за кого вы теряете голову, трезвый взгляд на вещи? Из-за нас. (Направляется к двери.) Как ее зовут?
ПАВЕЛ. Александра.
ТЕТЯ (останавливается). Она блондинка?
ПАВЕЛ. Нет. У нее пепельные волосы. Такие, как были у мамы, только чуть с рыжинкой. И зеленые глаза.
ТЕТЯ (радостно). Боже мой! Павлуша! Соня вышьет ей платье бисером. Желтый, сверкающий бисер на белом шифоне! Рыжеватые волосы!.. Соня будет счастлива. Мы ее пригласим на свадьбу. Завтра я пойду искать желтый бисер и посмотрю шифон. (Выходит, говорит из кухни.) Так все удачно складывается. Я это чувствовала сразу. Я тебе рассказывала, какой мне приснился сон?..
Комната в квартире Саши. Стол раздвинут и накрыт. У стола суетится мама. Входит Саша.
МАМА. Где же мы так долго были? Где мы гуляли?
САША (изумленно). Мама! А что это?
МАМА. Где, детка?
САША. На столе.
МАМА. А-а… Это я накрыла на стол.
САША. Я вижу… А зачем?
МАМА. А как же! Ведь сегодня понедельник.
САША. Ну и что?
МАМА. Должен прийти Павел.
САША. Ты серьезно говоришь? Это для него? Ты специально вычисляла?
МАМА. Это нетрудно вычислить. Он обещал прийти через два дня.
САША. Мама! Немедленно убери все.
МАМА. Он приходит в приличный дом, и я хочу, чтобы он это знал.
САША. Не-мед-лен-но.
МАМА. Человек имеет право на человеческий прием. В случае отказа или в обратном случае — в любом случае.
САША. Мама, я ухожу.
МАМА. Саша, он зайдет после работы. Если ты ему откажешь, так должен же он хоть поесть, по крайней мере, а если не откажешь, тогда тем более. Ну что ты нервничаешь, Щуренок ты мой, Сашунчик?..
САША. Мама, почему ты все решаешь за меня? Ты помнишь, сколько, мне лет?
МАМА. Девуля моя, все будет хорошо. Я клянусь тебе, что не выйду из кухни и даже открою воду. Там ничего не слышно. А Любе я купила два билета в кино, и она придет глубоким вечером, можешь не сомневаться.
САША. Ну что мне с тобой делать? Скажи!
МАМА. Сашуля, я ни во что не буду вмешиваться, я ни слова не скажу. Я только хочу знать… Я же все-таки имею право. Да или нет? Да или нет?
САША. Я не могу так больше жить. Я должна снимать комнату. Иначе я сойду с ума.
МАМА. Ты только скажи одно слово, и мы не будем говорить на эту тему. Да или нет?
Звонок.
Это Павлик. (Подходит к двери, но не выходит в прихожую, говорит тихо.) Значит, так? Я так и предполагала. Я так и думала. Ты опять начинаешь обольщаться? Опять он? Опять начались взгляды, разговоры… Да?
Звонок.
(Выглядывает в прихожую, кричит.) Бегу! Бегу! (Саше шепотом.) Как только у тебя намечается какой-то сдвиг, какой-то кризис в жизни, он опять прибирает тебя к рукам. Это какой-то рок. Пусть он великий человек, пусть он гений даже, но для тебя это злодей.
САША. Мама! Не смей!
МАМА. Я смею. Ты моя дочь. (В прихожую.) Одну секунду! Одну минуточку! (Саше.) Я не хочу думать, что он издевается над тобой, я не хочу думать, что он уродует, твою жизнь умышленно. Я буду лучше думать, что ты слишком доверчива, девуля моя, ты глупенькая, неопытная… (Быстро.) Что он тебе обещал? Что он говорил конкретно? Шура! Над тобой же все смеются. Ты понимаешь это? Над тобой сме-ют-ся.
