ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ
Катарина, Тизбе.
Тизбе. Слушайте! Живо! У нас всего одна минута. Он любит вас, и думать надо только о вас. Повинуйтесь, или вы погибли. Я не могу сказать яснее. Вы опрометчивы. У меня вырвалось восклицание: «Бедная женщина!» А вы, как сумасшедшая, громко повторили эти слова в присутствии подеста, и у него могли родиться подозрения. Если бы я вам все объяснила, то вы сейчас в таком возбужденном состоянии, что совершили бы какую-нибудь неосторожность, и все погибло бы. Послушайтесь, выпейте. Ведь шпаги беспощадны. Не сопротивляйтесь. Что я могу вам сказать? Любят вас, и я хочу, чтобы один человек был мне кое-чем обязан. Вы не понимаете того, что я вам говорю, а между тем то, что я вам говорю, разрывает мне сердце!
Катарина. Синьора…
Тизбе. Делайте, что вам говорят. Ни малейшего сопротивления. Ни единого слова. А главное — не пошатните доверия вашего мужа ко мне. Слышите? Я не имею права сказать вам больше, с вашей сумасшедшей привычкой все повторять. Да, в этой комнате есть бедная женщина, которая должна умереть, но это не вы. Понятно?
Катарина. Я сделаю, как вы хотите, синьора.
Тизбе. Хорошо. Я слышу, он идет. (Бросается к средней двери в тот миг, когда она отворяется.) Один! Один! Входите один!
В соседней комнате видны сбиры с обнаженными шпагами. Входит Анджело. Дверь закрывается.
Катарина, Тизбе, Анджело.
Тизбе. Она соглашается выпить яд.
Анджело (Катарине). В таком случае немедленно, синьора.
Катарина (беря флакон, к Тизбе). Я знаю, что вы — любовница моего мужа. Если ваш тайный помысел был помыслом предательским, желанием меня погубить, жаждой занять мое место, прельщаться которым, право же, не стоит, то ваше деяние чудовищно, синьора; и как ни тяжко умирать в двадцать два года, все-таки лучше поступить так, как я, чем так, как вы. (Пьет.)
Тизбе (в сторону). Сколько лишних слов, о господи!
Анджело (приотворяя дверь в глубине сцены). Уходите!
Катарина. Ах, этот напиток леденит мне кровь! (Пристально глядя на Тизбе.) Ах! Синьора! (К Анджело.) Довольны вы, синьор? Я чувствую, что сейчас умру. Я вас больше не боюсь. Так вот, теперь я вам говорю, вам, моему демону, как сегодня скажу моему богу: я любила другого, но я чиста!
Анджело. Я вам не верю, синьора.
Тизбе (в сторону). А я верю ей.
Катарина. Я теряю силы… Нет, только не это кресло. Не прикасайтесь ко мне. Я повторяю вам, вы гнусный человек! (Шатаясь, направляется к молельне.) Я хочу умереть на коленях, там, перед алтарем. Умереть одной, спокойно, не чувствуя, как оба вы смотрите на меня. (Подойдя к двери, опирается о косяк.) Я хочу умереть, молясь богу. (К Анджело.) За вас, синьор. (Входит в молельню.)
Анджело. Троило!
Входит дворцовый стражник.
Достань из моей сумки ключ от потайной палаты. В этой палате ты найдешь двух человек. Приведи их сюда, не говоря им ни слова.
Стражник уходит.
(К Тизбе.) Мне надо идти допрашивать задержанных людей. Я поговорю с этими двумя дозорными, Тизбе, а заботу об остальном поручу вам. Главное — тайна!
Стражник вводит обоих ночных дозорных и удаляется.
Анджело, Тизбе, Орфео, Габоардо.
Анджело (ночным дозорным). Вас часто приглашали для ночных казней в этом дворце. Вы знаете подвал, где гробницы?
Габоардо. Да, монсиньор.
Анджело. Существуют ли такие потайные ходы, чтобы сегодня, например, когда дворец полон солдат, вы могли спуститься в этот подвал и потом выйти из дворца, никем не замеченные?
Габоардо. Мы спустимся и выйдем, никем не замеченные, монсиньор.
Анджело. Это хорошо. (Приотворяет дверь в молельню. К дозорным.) Здесь одна женщина умерла. Вы тайком снесете эту женщину в подвал. В подвале вы увидите сдвинутую плиту и вырытую могилу. Вы опустите женщину в могилу, а плиту положите на место. Поняли?
Габоардо. Да, монсиньор.
Анджело. Вам иначе не пройти, как через мои комнаты. Я оттуда всех удалю. (К Тизбе.) Позаботьтесь о том, чтобы все совершилось в полной тайне. (Уходит.)
Тизбе (доставая из своей сумки кошелек, к дозорным). В этом кошельке — двести золотых цехинов. Для вас. А завтра утром — вдвое больше, если вы в точности исполните все, что я вам скажу.
Габоардо (беря кошелек). По рукам, синьора. Куда идти?
Тизбе. Прежде всего — в подвал.
Спальня. В глубине — альков с занавесками и кровать. По обе стороны алькова — двери; та, что справа, скрыта под обоями. Столы, кресла, разная мебель, и повсюду в беспорядке — маски, веера, полуоткрытые шкатулки, театральные костюмы.
Тизбе, Габоардо, Орфео, черный паж.
Катарина, повитая саваном, лежит на кровати. На груди у нее виднеется медное распятие.
Тизбе (берет зеркало и откидывает саван с бледного лица Катарины; черному пажу). Поднеси свечу. (Подносит зеркало к губам Катарины.) Я спокойна! (Задергивает занавески алькова. Дозорным.) Вы уверены, что вас никто не видел на пути из дворца сюда?
Габоардо. Ночь сегодня очень темная. Город в этот час безлюден. Вы же знаете, что мы никого не повстречали, синьора. Вы сами видели, как мы опустили гроб в могилу и накрыли его плитой. Не бойтесь ничего. Мы не знаем, мертва эта женщина или нет. Но достоверно одно: это что для всех на свете она замурована в своей могиле. Можете с ней делать все, что вам угодно.
Тизбе. Хорошо. (Черному пажу.) Где мужское платье, которое я тебе велела приготовить?
Черный паж (указывая на сверток в темном углу). Вот оно, синьора.
Тизбе. А две лошади, что я заказала, во дворе?
Черный паж. Оседланы и взнузданы.
Тизбе. Хорошие кони?
Черный паж. Ручаюсь, синьора.
Тизбе. Отлично. (Дозорным.) Скажите, сколько нужно времени, чтобы на хороших конях выехать из венецианских владений?
Габоардо. Это смотря как. Всего короче — ехать прямо на Монтебакко, который уже на папской земле. Три часа пути. Дорога прекрасная.
Тизбе. Понимаю. Теперь ступайте. Ни о чем — ни слова! Завтра утром приходите за обещанной наградой.
Дозорные уходят.
(Черному пажу.) А ты пойди закрой входную дверь. Ни под каким видом никого не впускай.
Черный паж. Для синьора Родольфо имеется отдельный вход. Его тоже закрыть, синьора?
Тизбе. Нет, ту дверь оставь открытой. Если Родольфо придет, впусти его. Но только его, никого другого. Смотри, чтобы ни один человек на свете не мог сюда проникнуть, особенно если здесь будет Родольфо. А сам не смей входить без моего зова. Теперь оставь меня одну.
Черный паж уходит.
Тизбе; Катарина в алькове.
Тизбе. Я думаю, ждать уже недолго. — Ей не хотелось умирать. Еще бы! Когда знаешь, что тебя любят! А если бы не его любовь (оборачиваясь в сторону кровати), о, ты умерла бы с истинной радостью, правда? — У меня голова горит! А ведь я уже три ночи не сплю. Позавчера — этот праздник; вчера — это их свидание, когда я их застала; сегодня… — О, завтра ночью — я буду спать! (Окидывает взглядом театральные костюмы, разбросанные вокруг.) О, конечно, мы счастливицы, такие, как я! В театре нам аплодируют. Как хорошо вы сыграли Розмонду, синьора! Глупцы! Да, нами восхищаются, нами любуются, нас осыпают цветами; а сердце под ними истекает кровью. О Родольфо! Родольфо! Для того, чтобы я могла жить, мне нужна была вера в его любовь! Когда я верила в нее, я часто думала о том, что, если бы мне пришлось умереть, мне хотелось бы умереть возле него, умереть так, чтобы он потом уже никогда не мог вырвать из души воспоминание обо мне, чтобы моя тень вечно оставалась рядом с ним, между ним и всеми другими женщинами! О, смерть — ничто. Забвение — все. Я не хочу, чтобы он меня забыл. Увы! Вот к чему я пришла! Вот до чего я упала! Вот что люди сделали для меня! Вот что любовь сделала из меня! (Подходит к кровати, отстраняет занавески, смотрит некоторое время на недвижимую Катарину и берет распятие.) О, если это распятие принесло кому-нибудь счастье на этом свете, так не вашей дочери, моя мать! (Кладет распятие на стол.)
