Гайнутдинов (весело). Убежала.
Василий (поднимает голову). Кто?
Гайнутдинов. Вера. И Настенька за ней.
Василий (вздыхает). От меня тоже… все бежит…
Гайнутдинов (не поняв Василия). Какой бес ты ноешь? Бежит, не замечает… Разве мужчина так надо? Ах, не замечаешь? Прощай. Мы с тобой далеко-далеко. Ты — себе, я — себе, одно удовольствие. Серьезный характер не имеешь!
Василий. А-а, ты вот о чем… Да, и здесь не везет. Легко сказать… Пять месяцев дуется, выдержи-ка тут характер.
Ефимушкин. Алло, алло!..
Гайнутдинов. От чистой сердца говорю, я бы на тебе, Вася, без разговоров женился. Брови черные, зубы белые, профессия богатая — что еще нужно человеку? Забывай скорей свою Малашу, пускай после плачет, извини пожалуйста.
Ефимушкин. Северная… алло… Я жду…
Гайнутдинов. Я тебе татарский девушка выпишу. Одно удовольствие! Глаза черные, зубы белые, танцовать пойдет — каблуки горят, работать пойдет — руки горят, обнимать начнет — совсем сожжет, головешка станешь.
Василий. Нет уж, Миша, ты эту свою девушку лучше какому-нибудь пожарнику сосватай. А я, брат, боюсь.
Ефимушкин. Да, жду…
Гайнутдинов. Невесту боишься, технику тоже боишься…
Василий (вспыхнув). Врешь, ничего не боюсь. Я эту технику… Давно я к ней присматриваюсь. Я ее так знаю, что…
Гайнутдинов. Возьмем?
Василий. Только я… иждивенцем быть не желаю. Предложение у меня…
Ефимушкин. Ушел? Хорошо. Дайте распорядочную.
Гайнутдинов. Давай сейчас! В той комнате вся дирекция собралась.
Василий решительно входит в общую комнату, но, увидав здесь все начальство, оробевший останавливается.
Ефимушкин (с телефонной трубкой в руке). А, Василий Максимыч… (В трубку.) Буторин Илья приходил в душ? Не приходил? Странно… (Опускает трубку.) Телефон мы твой оккупировали. Ты — звонить?
Василий. Нет, предложение у меня.
Ефимушкин. Предложение?
Василий. Да, по составу проходческой бригады.
Ефимушкин. Так ты что — сейчас?
Василий. А чего тянуть.
Ефимушкин. Ладно, выкладывай.
Василий. Я думаю, что можно сокращенный при агрегате состав сократить еще на половину.
Фурегов. Это как же?
Василий. Основной бурщик, он же бригадир и машинист погрузочной машины. Хочу вот сам прежде попробовать.
Фурегов (размышляя). Двое… Бурщик, машинист… Это, мне кажется, возможная вещь. Попробуй.
Никонов. Да это и просто, и хорошо!
Ефимушкин. Сильное ты надумал дельце, Василий Максимович. Спасибо тебе.
Василий (потупившись). Да ведь рудник-то мой, не чужой.
Ефимушкин (хитро посматривая на Фурегова). Твой, Василий, твой, в этом-то и все дело.
Фурегов. Давай-ка подсчитаем, сколько у нас высвободится проходчиков. (Сгрудились у стола, подсчитывают.)
В комнату Ильи с внутренней стороны входит Настенька.
Настенька. Ах, вы здесь?
Гайнутдинов. Настенька!
Настенька. Стосковались? Может быть, я вам еще мешаю?
Гайнутдинов. Не сердись, пожалуйста. Мы говорили с Васей между нами. Понятно? Есть мудрый восточный пословица: не скажи своей жене половина того, что знаешь.
Настенька. Жене?!
Гайнутдинов. Вообще девочка, извини пожалуйста.
Настенька. Не заговаривайся.
Гайнутдинов (после паузы). Позволь родным, Татария, письмо про тебя написать?
Настенька. Рано, Мишенька.
Гайнутдинов (умоляюще). Милая!
Настенька (с иронией). Дорогая?
Гайнутдинов. Дорогая.
Настенька. Когда вы, мужчины, научитесь красиво говорить про любовь. (С недовольным видом отходит.)
Гайнутдинов (подходит к Настеньке). Если ты меня бросишь…
Настенька. Что, что?
Гайнутдинов (отчаянно). Если ты меня бросишь…
Настенька, не выдержав, смеется. Гайнутдинов, обиженный, резко повертывается и идет к выходу.
Настенька. Миша! (Гайнутдинов останавливается). Иди ко мне, Миша. (Гайнутдинов подходит. Настенька от всего сердца улыбается ему.)
Гайнутдинов (радостно). Солнышка моя, глазам больно…
Настенька. Что же ты напишешь своим родным?
Гайнутдинов. Я напишу… что я люблю тебя так… как трава любит солнце, как проходчик любит шахта… Можно?
Настенька. Пиши, Мишенька. (Гайнутдинов внезапно целует Настеньку, и та, счастливая, устыдившись, выбегает. Гайнутдинов следует за нею.)
Фурегов (окончив подсчет). Армия! Целая армия! Мы двинем ее на проходку квершлага.
Ефимушкин, Никонов. Квершлага?
Фурегов (с улыбкой). Надо же когда-то начинать!
Ефимушкин. Совершенно верно.
Фурегов. Безо всякой угрозы для плана… А вечерком зайдемте ко мне. Я вам покажу одну смету… Обогатительную фабрику надо строить.
Никонов. А уходить собирался!
Фурегов. Знаешь, русскую пословицу: умирать собирайся, а рожь сей.
Входит Безуглый.
Безуглый. Добрый день, товарищи. (Оглядывается.) В этот простой и скромный дом сегодня вошло счастье.
Ефимушкин. А мне думается, оно вошло сюда еще в семнадцатом году.
Безуглый (смеется). Пожалуй, вернее. (Направляется к Никонову.) Позвольте, дорогой Иван Петрович, пользуясь вашим здесь присутствием, поздравить вас от всего сердца.
Никонов. Благодарю вас, Владислав Сергеевич.
Входит Малаша. Она не ожидала встретиться здесь с начальством и поэтому сразу стушевалась. На Василия она не смотрит.
Малаша. Здравствуйте… Я пришла поздравить Илью Максимовича…
Василий. Да с чем?!
Ефимушкин (быстро, подмигнув Малаше). Он скоро сам будет. А здесь есть кого поздравлять.
Малаша (смущенно пожимает руку Никонову). Очень вас поздравляю. (Входит переодетая в праздничный наряд Ольга Самсоновна). И вас разрешите, за сына…
Ольга Самсоновна (с улыбкой, косясь на Василия). Благодарствуем.
Ефимушкин (подталкивает локтем Василия). Гляди орлом, орлом гляди!
Малаша. Сегодня этого орла с большой высоты сняли.
Ефимушкин. Откуда же это?
Малаша. Портрет его в Дворце культуры, среди знатных стахановцев висел… Значит, это не вы распорядились?
Ефимушкин. Нет, нет.
Малаша. Там был товарищ Безуглый…
Безуглый. Да, я, так сказать, подметил…
Малаша (неожиданно подходит к Василию сжимает его руку.) Ничего, Василек, ничего.
Василий. Лашенька…
Малаша. Я тебя сама еще раньше сняла.
Василий. Но я вернусь, ты веришь? Издохну, а вернусь.
Малаша (сдерживая слезы). Вот и хорошо. Только бы светлым тебя видеть, совсем светлым. Чтобы чувства свои перед собой же не приходилось оправдывать. А вся эта слава… была бы совесть чиста! (С вызовом.) Все равно я тебя люблю. Слышишь? Никогда ведь не говорила, все только тебя слушала, а сейчас, вот, хочешь — при людях… Люблю, люблю… (Плачет.)
Ольга Самсоновна (утешает Малашу). И-и, милая… Мой Максим не в такие переплеты попадал. А я… чем горше горе, тем сильней его любила. И все перенесли.
Входит Максим Федосеевич. Изо всех его карманов торчат бутылки вина. Бутылками донельзя заняты и его руки.
Максим Федосеевич. Освободите мои руки… (Фурегов и Никонов бросаются помогать Максиму Федосеевичу. Бутылки составляют на стол.)
Ефимушкин (сурово). Ваша инициатива, товарищ Безуглый, развивается, мягко говоря, не в том направлении.
Безуглый. Но человек ведь уже давно в числе передовых не значится…
Ефимушкин. Все течет, все изменяется, товарищ Безуглый.
Малаша (утирая слезы). Ох, и мудрая ж наука эта диалектика, Александр Егорович.
