ТАМАРА. Чему же вы сочувствуете?
ТИМОФЕЕВ. Ладно, сейчас не время, как-нибудь на досуге.
ТАМАРА. А все-таки. Меня это интересует. Раз уж начали – договаривайте.
ТИМОФЕЕВ. Ничего я не начинал, не люблю вмешиваться в чужие дела.
ТАМАРА. Может быть, вы намекаете, что он безалаберно живет?
ТИМОФЕЕВ. Странная вы женщина, ни на что я не намекаю.
ТАМАРА. Или вы намекаете, что он неуравновешенный человек, вспыльчивый, что его даже из института исключили, так он не виноват. Этого декана, которому Саша тогда нагрубил, его и сейчас все студенты не любят… Ну хорошо, если даже тогда Саша совершил ошибку… Но он правильно говорил: «Заслуга не в том, чтобы не делать ошибок, а в том, чтобы вовремя их исправлять».
ТИМОФЕЕВ. Что же не исправил?
ТАМАРА. А вы ему завидуете?
ТИМОФЕЕВ. Чему же завидовать, любопытно.
ТАМАРА. А зато… А зато он талантливый! Его даже в школе называли «химик-гуммиарабик» – такие у него были способности! И в институте не вы ему помогали, а он вам!
ТИМОФЕЕВ (усмехнулся). Помнит.
ТАМАРА. Он не хвалился, просто к слову пришлось… Теперь я понимаю, почему он от меня ушел. Ничего не объяснил. Все-таки обидно. Обо мне совсем не подумал. И вот я за ним бегаю. Вы скажете, что я унижаюсь. Может быть. Но ведь я не о себе думаю, а о нем! Хотя так, наверно, всем кажется.
ТИМОФЕЕВ. Ну успокойтесь, успокойтесь, будет вам…
ТАМАРА. Я ведь, в сущности, живу одна. В будни ничего – работа у меня интересная, ответственная, все время чувствуешь себя нужной людям. А в праздник плохо. Никуда идти не хочется. Все парами, парами, только ты одна. Один раз еду в трамвае и думаю: «Вот бы ехать, ехать, никуда не приезжать». Представляете? А дома так вдруг худо сделается, что вот пол натерт, и все на месте… Расшвыриваешь вещи по комнате, а потом от этого еще хуже, опять порядок наводишь. (Застегнула пальто.)
ТИМОФЕЕВ. Шея-то открыта, надует.
ТАМАРА. Ничего. Шарфик куда-то делся.
(Тимофеев снял с вешалки шарф, накинул ей на шею.)
Что вы? Зачем?
ТИМОФЕЕВ. На память.
ТАМАРА (возвращает). Не надо.
ТИМОФЕЕВ. Подождите, я вас провожу.
ТАМАРА. Не надо.
ТИМОФЕЕВ. Хоть адресок оставьте, что-нибудь узнаю – зайду скажу.
ТАМАРА. Адрес простой: Восстания, двадцать два, квартира два. Запомните? До свидания.
Тамара ушла. Тимофеев, хмурый, сидит на сундуке, закурил. Из комнаты вышел Ильин. Смотрит на Тимофеева молча.
ИЛЬИН. Да, забавная ситуация…
ТИМОФЕЕВ. Куда забавней.
ИЛЬИН. Помню, ранило меня – трясусь в медсанбатской машине, прижался к борту. Осколок попал в легкое, чувствую: чуть наклонишься – и кровь хлынет горлом. Так, думаю, долго не проживешь, гроб. И только одна мысль была в голове: если бы мне разрешили прожить еще один год. Огромный год. Миллион вот таких бесконечных минут. Что бы я успел сделать за этот год! Я бы работал по шестнадцать, по двадцать часов в сутки. Черт его знает, может быть, я сумел бы сделать что-нибудь стоящее!.. (Сморщился, замотал головой.) А ты красноречиво описал. Сволочь все-таки.
Тимофеев не отвечает.
И зачем ты, объясни ради всего святого, рассказал ей свою биографию? Какое ей дело до того, главный ты инженер или не главный? Да еще в Подгорске? К чему ей твой адрес? Почему ты не рассказал заодно, какая у тебя зарплата и сколько у тебя было знакомых женщин? Я тебя что просил: скажи – никого здесь нету, ничего не знаю. Простая вещь. Нет, надо же тррр… тррр… Трепло!
ТИМОФЕЕВ. Я в жизни никому не врал. Не умею, и больше ты меня не заставишь!
ИЛЬИН. Не ори, стариков разбудишь.
ТИМОФЕЕВ. Вот мой совет: беги за ней, валяйся в ногах.
ИЛЬИН. Исключено.
ТИМОФЕЕВ. Почему?
ИЛЬИН. Видишь ли, есть женщины с ямочками на щеках, есть без ямочек. Тамара – единственная женщина в мире с ямочкой на одной щеке.
ТИМОФЕЕВ. Не балагань.
ИЛЬИН. Понимаешь, я ей наврал. Брякнул, что я главный инженер. Ну, знаешь, я ведь раньше в ее глазах был этакий Менделеев. Не стоит, думаю, разочаровывать. Потом смотрю – дело-то серьезней, чем я предполагал. Рано или поздно карты придется раскрыть. Что делать? Сознаться. А позор? Пускай лучше думает, что я этакий отчаянный, безрассудный, ну непрактичный – это женщины прощают. Надоело, говорю, все это, махнем куда-нибудь к дьяволу на Север… Вот, если бы она согласилась, я бы и взял ее к себе, а потом бы как-нибудь обошлось. Так нет, сначала ей надо выяснить, рассудить, вникнуть во все обстоятельства моей жизни. А я не хочу, чтобы она вникала! Я имею право жить, как мне нравится, и ни перед кем не отчитываться. В том числе и перед тобой. Обличитель! Из высших соображений плюнул женщине в душу. Гордись! И вообще ты мне надоел, я от тебя ухожу.
ТИМОФЕЕВ. Куда же ты сейчас пойдешь – ночь!
ИЛЬИН. Не погибну. (Надел пальто, ушел.)
Вы замечали, сколько солнечного света может вместить ледяная сосулька? Одна за другой с нее падают капли, а она все сверкает! Нет, еще не весна, до нее далеко. Еще и сессия не кончилась.
Комната Тамары. Слава занимается, Катя в сторонке играет на гитаре.
СЛАВА. На Луне есть притяжение, только в шесть раз меньше.
КАТЯ. Да? А мне говорили…
СЛАВА. Весомость исчезает в той точке, где притяжение Земли и Луны уравновешивается.
КАТЯ. В атмосфере?
СЛАВА. Там уже нет атмосферы – безвоздушное пространство.
КАТЯ. Да? А мне говорили… Слава!
СЛАВА. Что?
КАТЯ. Не возвращался?
СЛАВА. Гарун бежал сильнее лани, быстрей, чем заяц от орла.
КАТЯ. Куда бежал?
СЛАВА. В неизвестном направлении. Можно о чем-нибудь другом?
КАТЯ. Пожалуйста. Ты читал, сегодня в газете про вас пишут.
СЛАВА. Про кого, про нас?
КАТЯ. Про химическую промышленность. Громадные перспективы.
СЛАВА. Перспективы – будь спокойна. Химия – наука будущего. Самая абстрактная и в то же время самая практическая из наук.
КАТЯ. Когда теплотехнику сдаешь?
СЛАВА (сморщился). Обязательно надо какую-нибудь гадость сказать! Еще конспекты надо переписывать. А время?
КАТЯ. У Лидочки попроси.
СЛАВА. Просил.
КАТЯ. Испортилась самописка?
Пауза. Слава встряхнулся, разгоняя дурные предчувствия, подошел к Кате.
(Отстранилась.) Руки!
СЛАВА. Пошла ты к черту!
КАТЯ. Ты думал, со мной проще, чем с твоими студентками? Нет, со мной не проще, придется тебе разочароваться.
Слава вернулся к столу.
Слава, а вот ты, наверно, думаешь, что у меня нетрудная работа. Неправильно! Зависит от того, как ее выполнять. Меня знаешь как абоненты любят. А главное – очень перспективная работа. Я могу вырасти до диспетчера. Не знаю, мне жалко, что ты недооцениваешь мою специ– альность.
Входит Тамара.
ТАМАРА. Ко мне никто не приходил?
СЛАВА. Никто не приходил и не придет.
ТАМАРА. Видишь ли, Александр Петрович еще не уехал, а мне очень нужно видеть его по делу.
СЛАВА. По какому делу? Зачем тебе его нужно? Да я тебя запру в комнате, как помешанную.
ТАМАРА (печально). Что он тебе сделал, что ты так на него злишься?
СЛАВА. Все-таки жизнь – зловещая штука. Одного поломала, другую согнула.
Тамара скрылась за ширмой, легла на кровать.
КАТЯ (подошла к ширме). Между прочим, я знаю один адрес, там о нем можно справиться.
СЛАВА. Твое дело сторона.
Тамара поднялась на кровати.
КАТЯ. Он по телефону говорил, с переговорного, я слышала.
СЛАВА. Учти – существует тайна телефонных переговоров.
КАТЯ. Да я не хочу слышать, а слышу. Даже самой неприятно. Он в «Гастроном» звонил, на угол Литейного и Пестеля. Ты скажи ей, может, она сходит.
СЛАВА. Из себя небесное создание строишь, а другие пускай бегают, унижаются.
КАТЯ. И пускай спросит Зою из бакалеи. Уж у нее что-нибудь узнает, либо хорошее, либо плохое.
Слава снова принимается за занятия.
ТАМАРА. Может, чаю выпьете?
КАТЯ (села к столу). С удовольствием.
СЛАВА. Кате пора домой.
Катя посмотрела на Славу. Сорвалась, схватила пальто и, не надев его, выбежала.
ТАМАРА. Зачем ты так?
СЛАВА. Болтает лишнее. (Ушел к себе.)
Тамара тихо встает, одевается и уходит в «Гастроном» на угол Литейного. Свет гаснет. Конторка «Гастронома». За столом сидит Зоя в белом халате поверх пальто. В руках у нее стопка листочков с экзаменационными билетами. Она тасует их, как колоду карт. Открыла верхний листочек, прочитала.
ЗОЯ. «Вафли. Характеристика, качество, сортность». (Задумалась.) Вафли – мелкопористые пластинки с ячеистой поверхностью. У них должен быть свойственный им запах. (Сбросила на счетах костяшку. Недовольна собой, покачала головой. Снова перетасовала билеты, открыла верхний.) «Десертные крепкие вина». Из десертных крепких вин наиболее характерное – это являются портвейны «Массандра» и «Ливадия». (Еще костяшка.)
