Феликс Лопе де Вега - Испанский театр

Как в Саламанке?[27]

Тоже много дряни.
Подробный был бы скучен вам рассказ.

Но вы там кучу получили знаний?

Увы, скорей в невежестве погряз.

Свои успехи держите в секрете?

Что ж, не последний я на факультете.

Набраться может всяк теперь ума, —
С тех пор как книги-то печатать стали.

Напротив. Книг теперь такая тьма,
Что нужную средь них найдешь едва ли;
А прочитав толстенные тома,
Знать будешь менее, чем знал вначале.
Порой уже в заглавии одном
Так много вздора, что мозги вверх дном.
Книгопечатанье — изобретенье
Полезнейшее. Кто б его отверг?
Оно спасает мысли от забвенья.
Станок печатный косность ниспроверг
И помогает сеять просвещенье.
Его изобретатель Гутенберг[28]
Был немец, жил он в Майнце — и по праву
Бессмертную снискал себе он славу.
Но с умником случилось не с одним:
Их книги выходили из печати, —
И таял ореол ума, как дым.
Есть наглецы, что издают, как тати,
Свой вздор, избрав почтенный псевдоним.
Есть злыдни, — мучит их успех собратий;
Такой нарочно тиснет сущий бред
Под именем врага, ему во вред.

Да ну?

Всегда невежды мстят ученым;
Теперь на то печать им вручена.

Печать полезна.

Больше — пустозвонам.
И до нее, в былые времена,
Пресветлый разум в мире был крещеном,
А ныне чьи поставим имена
Мы в ряд с Иеронимом, Августином?[29]

Вы всех писак разделали чин чином.

Теперь имей хоть четверной надел,
А свадьба — разоренье на приданом.
Будь ты простой крестьянин, винодел, —
Тянись, уподобляйся горожанам.

А командор, поди-ка, озверел?

Взять Лауренсью хочет не обманом,
Так силой.

Ишь! Такому срамнику
Не миновать болтаться на суку.

Храни вас бог, честной народ.

Сеньор!

Все встали? Что случилось?

Не грех и встать нам, ваша милость,
Вам здесь и место и почет.

Ну, что стоите вы стеной?
Ведь вам сидеть не запрещали.

Сеньор, мы честь вам оказали,
Поскольку мы народ честной.

Садитесь же, прошу. Смелей!
Готов потолковать всегда я
С народом.

Как, сеньор, борзая?
Резва?

От челяди своей
Слыхал я, что резва на диво.

Собака добрая, сеньор.
Бегущий от погони вор
И то бежит не столь ретиво.
Резвей не видел я собак.

Тут есть, алькальд, Одна зайчиха, —
Так улепетывает лихо,
Что не поймать ее никак.
И вы должны бы мне помочь
В охоте этой.

Вам? В охоте?
Поможем, коль с собой возьмете..

Зайчиха эта — ваша дочь.

Дочь?

Да.

Я что-то, ваша милость,
Вас не пойму.

Вот тугодум!
Наставьте же ее на ум.

На ум?

Чтоб слишком не гордилась.
Есть женщины ее не хуже
(Здесь, кстати, муж одной из них), —
Сдались, без лишних просьб моих;
Так Лауренсья почему же
Упрямится?

Слова такие,
Сеньор, не подобают вам,
И мне их слушать — стыд и срам.

Ишь доморощенный вития!
Каков мужицкий Аристотель?
Что, Флорес, если ему дать
«По… литику» переписать?[30]

Сеньор, у нас вы не в почете ль?
Народ вас уважать привык.
Но честный люд у нас в селенье,
Питать должны бы уваженье
И вы к народу.

Тьфу, срамник!

А чем бы это мог нанесть
Я вам обиду, человече?

Обидно слушать ваши речи:
Затронули вы нашу честь.

У смердов — честь? Иль, может статься,
Вы все тут — рыцари? Вот смех!

Я знаю кой-кого из тех,
Что рыцарским крестом кичатся,
А в жилах кровь у них — гнилая.

Ну, ты, мужик, не сквернословь!
Не скажешь ли, что вашу кровь
Я порчу, с ней свою мешая?

Коль доброе с дурным смешать, —
Добра не выйдет, как известно.

А вашим женщинам вот — лестно.

Сеньор, зачем нас обижать?
Ведь то, что вы сказали, — ложь.

Как мужичье мне надоело!
Да, в городах — иное дело,
Там нет препятствий для вельмож.
Вовек не доводилось мне
Встречаться в городах с отказом,
А муж там не моргнет и глазом,
Коль знатный гость придет к жене.

Ну, я не думаю так худо
О горожанах: божий суд
И в городах карает блуд.

Эй, вы! Ступайте прочь отсюда!

Кто — прочь?

Все! С глаз моих долой!
Вам говорю, вам, остолопам!

Что ж, мы уйдем.

Ну-ну, не скопом!

Сеньор, гнев обуздайте свой.

Не вздумайте устроить сходку,
Вы, мразь!..

Терпение, сеньор!