В. (Качает головой): Она не захочет. Я пыталась, но она не дает.
В. Клеенку?
Б. Ну, что ты. Поднимешь ее, усадишь она и наделает. Дашь чашечку кофе…
В. Ужасно.
Б. (Ухмыляется): Наполовину сливки, все остальное сахар! Три ложки! Как она прожила так долго? Дашь ей кофе, усадишь в кресло и будьте уверены…
В. (Осматривает то кресло, в котором сидит): В какое кресло? В это?
Б. Как ты догадалась. Да, не волнуйся.
В. Это, должно быть, ужасно.
Б. (Возражая): Для кого?
В. (Парируя): Для нее! Тебе-то платят. Возможно, это ужасно и для тебя, но тебе хотя бы за это платят.
Б. И ведь никогда не предупредит.
В. Потеряв это, я имею в виду контроль над собой, теряешь чувство достоинства…
Б. О, не говори! После шестнадцати жизнь идет под уклон. У всех из нас!
В. Да, но…
Б. Тебе что, двадцать с чем-то? И ты до сих пор ничего не поняла? (Показывает) Ты вдыхаешь… и ты выдыхаешь… Сначала ты подставляешь свою задницу и тебя шлепают, чтобы ты вдохнула, а потом, когда ты выдыхаешь из нее все и выходит… это так. Есть конец, и есть начало. Не надо быть наивной. Я бы хотела, чтоб с детства все это знали — в шесть лет говорили бы, — я умру, и понимали, что это значит.
В. Какая гадость!
Б. С детства. Надо знать, что времени мало. Надо знать, что люди умирают с той самой минуты, как появились на свет.
В. Кошмар!
Б. Не будьте наивной! Тебе что не понятно? Тебе понятно, что вот сейчас ты умираешь?
В. Да, конечно, но…
Б. (Завершая разговор): Пора и повзрослеть.
А. (Дрожащим голосом, шаркая ногами): Помрешь — никто и глазом не моргнет.
В. (Весело): Дело сделано!
А. Можешь умереть! Можешь упасть и сломать себе что-нибудь. Помирай! Кого это волнует!
Б. (Подходя к ней): Разреши тебе помочь.
А. (Отмахиваясь здоровой рукой) Не прикасайся ко мне! Человек может умереть от всеобщего равнодушия!
В. (В полголоса ) Кто же этот… человек?
Человек может то, человек…… может…
Б. Ну, это фигурально выражаясь…
В. (Несколько саркастично): Да? Не может быть!
Б. (не возражая). Так говорят.
А. (Сотрясая воздух): Держите же меня! Вы хотите, чтобы я упала? Вы хотите, чтобы я упала!
Б. Да, я хочу, чтобы ты упала и разбилась… на… десять кусочков.
В. Или пять, или семь.
А. Где мое кресло? (Видит его вполне хорошо) Куда подевалось мое кресло?
Б. (Поддерживая игру.) Боже, куда же делось ее кресло?! Кто-то унес ее кресло!
В. (Пытаясь понять). Что?
А. (Понимает ли она? Вероятно.) Кто взял мое кресло?
В. (Заносчиво) Простите! (Быстро встает и отходит) Ваше величество!
Б. (Успокаивая.) Вот твое кресло. Хочешь подушку? Дать тебе твою подушку?
(К В.) Принеси ей подушку.
А. Я хочу сесть.
Б. Так, так. Вот мы и добрались. (Осторожно усаживает ее в свободное кресло.)
В. (На кровати.) Какую подушка?
Б. (К А.) Тебе удобно? Тебе нужна твоя подушка?
А. (Раздраженно.) Конечно, мне не удобно. Конечно, мне нужна моя подушка.
В. (Все еще на кровати. К Б.) Я не понимаю какую?
Б. (Направляясь к дивану.) Обе, на самом деле. Одну для спины (берет ее.) и эту для руки. (Берет ее; направляется к А.) Вот умница.
А. Моя рука! Моя рука! Где же подушка?!
Б. Вот так. (прилаживает подушку к руке.) Хорошо? (Молчание.) Хорошо?
А. Что?
Б. Ничего. (А многозначительно улыбается В.)
В. Так и живете?
Б. Ага.
В. Просто театр какой-то.
Б. Ты ничего еще не видела.
В. Могу себе представить!
А. (К Б.) Не смей меня бросать. Что, если б я упала и умерла?
Б. (Рассуждая, спокойно.) Ну… если бы ты упала, я бы услышала, ты бы подняла такой крик, а если б умерла, то чем уж тут поможешь.
А. (Пауза; потом она смеется; искреннее удовольствие.) Повтори-ка! (Довольна тем, что В в недоумении.) Что такое?
В. (Небольшая пауза, пока В понимает, что говорят о ней.) С кем? Со мной?
А. Да. С тобой.
В. Что со мной такое?
Б. (Забавляясь) Ну, раз она утверждает…
А. Я утверждаю.
В. (Немного паникуя.) Что тут происходит — вы что, сговорились против меня?
Б. Мы сговорились?
А. (С большим удовольствием.)Все может быть.
В. (Защищаясь.) Со мною все в порядке.
Б. (Кислая улыбка.) Хорошо… поживем-увидим.
А. Что она сказала?
Б. Она сказала, что с ней все в порядке— Мисс Совершенство.
В. Я этого не говорила, это не то, что я…!
А. (К Б; искренне.) Почему она кричит на меня?
Б. Она не кричит.
В. Я не кричу!
Б. Теперь кричишь.
А. Вот видишь? (смущенно) Какой сегодня день?
Б. Сегодня (называет тот день, который есть в действительности.)
А. Он придет сегодня? Ведь это его день?
Б. Нет; не сегодня.
А. (скулит.) Почему нет?!
Б. (Не обращая внимания на это.) О, ему есть еще, чем заняться. День заполнен до отказа.
А. (Со слезами.) Он никогда не приходит ко мне, а когда приходит, никогда не остается. (Неожиданно меняет тон, с ненавистью) Я ему покажу; я всем им покажу. Они все думают, что со мной можно вот так обращаться. Вы все думаете, что Вам что-то достанется. Я вам всем покажу.
В. (К Б.) И так всегда?
Б. (Сверхтерпеливо.) Ну… подчас это даже мило.
В. Ха!
А. (Бормочет) Вы все чего-то хотите; Всем что-то нужно. Мама меня предупреждала: будь осторожна, говорила она; им всем чего-нибудь, да нужно; будь осторожна, они все чего-то хотят, она предупреждала, меня и мою сестру. Она готовила нас, а как иначе? Я имею в виду, что мы были девушки, и многое еще можно было изменить, все было по-другому тогда. Нам многого не хватало, поэтому оставаться девушками нам было не легко. Мы знали, что нам придется добиваться всего своими руками и в таком случае пребывать невинными… Зачем я говорю об этом?
Б. Потому, что ты этого хочешь.
А. Это правда. Она хотела подготовить нас… к выходу в свет, для встречи с мужчиной, для поиска своей дороги в жизни. Малышка не смогла, и это грустно. А я осилила. Я сумела. Я встретила его на вечеринке, и он сказал, что видел меня прежде. Он был уже женат дважды — первая была блядь, вторая-пьяница. Он был забавный! Он сказал, давай пойдем в парк — поездим верхом, и я сказала хорошо, перепугавшись до смерти. Я соврала, сказав, что умею ездить верхом. Ему было все равно; он хотел меня; я отлично понимала это. Это длилось шесть месяцев.
Б. Моя ты девочка!
А. У нас были лошади, когда мы поженились; была конюшня, беговые лошади; мы ездили верхом.
В. (мягко.) Надо же.
А. Я научилась ездить верхом и у меня хорошо получалось.
Б. (поддерживая.) Не сомневаюсь!
В. (с легким презрением.) Неужели?!
Б. Ш— ш-ш-ш-ш.
А. (С детским энтузиазмом) Я ездила в дамском седле, в мужском, я каталась на пони— в экипажах— и мне все это нравилось. Бывало, он поедет со мной и мы скачем все утро, и далматинец с нами— как его звали. Сьюзи? Нет. У нас были хорошие лошади, мы участвовали в выставках, получали все призы, мы хранили их в большом ящике внизу…нет, это было в другом доме. Мы держали их… (Пауза. Воодушевляясь.) И кубки. Все золотые кубки, которые мы выиграли, и чаши, и блюда… Мы знали всех судей, но выигрывали мы не поэтому: мы выигрывали, потому, что были лучшими.
В. (Про себя.) Естественно.
Б. (в пол голоса.) Веди себя прилично.
А. (отстранено.) О, она еще научиться. (Назад в воспоминания.) У нас была конюшня! Я знала судей, приходила на ипподром, сидела на трибуне, когда мы были на соревнованиях. Я никогда не участвовала в скачках. Графчик был на лошади. Наш жокей; Я сидела рядом с судьями и просто смотрела. Они все знали меня; все нас знали, у нас была знаменитая конюшня, и когда заседание судей заканчивалось, они говорили мне, если мы выиграли, а почти всегда так и было, и если они говорили мне, а почти всегда так и было, я делала знак, Я снимала свою шляпу, и дотрагивалась до своих волос (Делает это; дотрагивается до волос.)и так они понимали, что мы выиграли.
