ДРАМЫ В СТИХАХ
ГОЛУБОЙ КОВЕР
романтическая драма в 3-х действиях
с прологом и эпилогом
УЗБЕК – хан Татарии, 40 лет, гордое узкое лицо, несколько поблекшее.
АИШЭ – первая жена его, 35 лет, некогда красивая, теперь обрюзгшая.
ЭМЕНЭ – вторая жена его, 22 лет, миловидная, худощавая.
ШЕЙБАН – главный советник и правая рука хана.
СУБУДАЙ советники, члены Дивана.
КУРУЛТАЙ, НЕВРКОЙ, НОГАЙ – мамелюки.
БУРУ – евнух.
ГУЛЬСУМ – надзирательница гарема, старуха.
МНЕВЭР – нищая девушка, плясунья, лет 16, невысокая, гибкая с огромными, серо-зелеными очами.
ГЯУР – юноша пленник.
1-я, 2-я, 3-я, 4-я – прислужницы.
Рабы и рабыни, прислужницы и музыканты, торговцы базара, нищие, дервиши.
Действие происходит в Золотом-Сарае, столице Татарии, в начале XIV века.
Сцена представляет плоскую крышу ханского дворца. На ней – пестрый ковер и пышные подушки. Прямо сзади – тонкий белый минарет, четко высящийся в розовом закатном небе, на котором серебрится серп полумесяца. Дальше – причудливые улички и строения города, теряющиеся в сиреневом сумраке.
По мере наступления ночи там вспыхивают бледные огоньки.
УЗБЕК сидит, поджав ноги и задумавшись, посреди ковра. Перед ним медные блюда с плодами и другими яствами, серебряные кувшины с напитками. Справа от него – АЙШЭ, слева – ЭМЕНЭ, закутанные в покрывала. При подъеме занавеса узенькая дверца минарета мгновенно распахивается, маленький седобородый мулла в малахитовом халате выскакивает из нее и, приложив ладони кушам, протяжно-печально поет: «Алла-эль-ала-эль-ала…»
Затем так же мгновенно дверца захлопывается, и мулла исчезает.
УЗБЕК (очнувшись от задумчивости)Идут года… Но так же над вселенной
Луна в свой час восходит, заблестев,
И так же в воздухе дрожит священный,
Как голос времени, муллы напев…
Под этою луною доброликой
Цветет всё так же мой родимый край.
Богат я, хан Татарии великой!
Богат мой город – Золотой-Сарай!
Слышны издалека его базары,
И минареты издали видны.
Сребристого руна мои отары,
Златистой – редкой – масти табуны.
Мои – холмов топазовые лозы
И плод их сладкий – чауш и шасла.
Мои – долин оранжевые розы
И ароматные из них масла.
Прекрасен мой дворец, цветной, как в сказке,
От радужной узорности окон,
От кармазинно-кубовой раскраски
Стенных рисунков: птиц, цветов, письмен…
И хороши, белы иль полосаты,
Мои из шелка лучшего чалмы
И алые иль желтые халаты
Из самой дорогой тармаламы…
И недурны мои все ятаганы —
В латуни, в черни, в яшме, в бирюзе,
Янтарные приборы для кальяна,
Хрустальные – к шербетам и бузе…
Мурзы мои покорны и ретивы,
Другие слуги тоже неплохи,
И добр народ, простой и незлобивый, —
Торговцы, пекари и пастухи…
А сам я – статен, крепок, не недужен,
Хоть и достиг уж середины лет.
Возлюблен славою, со счастьем дружен,
Хвалим молвою и зурной воспет.
Ходил два раза в Мекку и Медину
И раз двенадцать прочитал Коран!
Всю жизнь у власти – козни ни единой!
Всю жизнь в бою – и не имею ран!
Разбиты мной кипчаки и киргизы,
Устроена и собрана Орда.
Хвала Аллаху! Я сильней Чингиза…
Но нет меня несчастней иногда.
Терзаюсь тайно я великой скукой,
Глубинной, беспричинною хандрой…
Напрасно тешусь я стрельбой из лука
И развлекаюсь шахматной игрой.
Скучны мне утр жемчужные сиянья,
Мерцанья бирюзовые ночей,
Скучны мне страсть, война и пированье,
И женщины со всей красой своей!..
(Поникает опять в унынии дум.)
АЙШЭ и ЭМЕНЭ робко склоняются пред ним, предлагая одна – блюдо с плодами, другая – кубок с вином.
(Замечает и небрежно отстраняет их)
Вы, женщины! Наложницы иль жены —
Вы одинаковы во всем, всегда:
Покорные улыбки и поклоны,
Закрытый лик, сомкнутые уста…
Их знаю я. И знаю ваши ласки
С немой готовностью, без слов, без слез…
У всех вас – знаю! – ногти в желтой краске
И запах кабарги от всех волос…
Когда был юн я, вы казались тайной.
Теперь забавой кажетесь пустой!
Блаженство с вами слишком обычайно,
И с этой ночь – не лучше ночи с той!
Вы, жены, раньше в этом лунном блеске
Манили, как магнолии, меня…
Сейчас, как этих тканей арабески,
Не замечаю вас почти что я!
Твоя, Айшэ, уже былая прелесть,
Твоя младая прелесть, Эменэ, —
Мне равно, как и ваш инжир, приелись,
Как ваш напиток, надоели мне!
АЙШЭ раболепно целует одну его руку, ЭМЕНЭ – другую.
(Гневно отдергивает свои руки)
Ничтожные, докучные творенья!
Зачем вас создал праведный Аллах?
Ужель, чтоб делать мне из роз варенье?
Дарить мне тюбетейки в жемчугах?
Запрещено вступать вам лишь в мечети, —
Я б запретил вступать вам в мир земной!
Вы ниже, чем рабы, глупей, чем дети,
И зверя бессердечнее порой!
Когда от скорби сердце охладело,
Когда от мук моя остыла кровь,
Даете вы плоды, вино… и тело!
А мне нужна любовь! любовь! любовь!
Увы. Ее в вас нет… Есть подчиненье
Тому, кому вас обрекла судьба.
Где ваша страсть? где ваше противленье?
Любовь ценна же ими, как борьба.
Я вас браню: средь вас не вижу гневных!
Ласкаю: нет ревнивых среди вас! —
Все ваши чувства усмиряет евнух
Одними взглядами воловьих глаз…
О, где созданья пламенного мозга,
Виденья внутренних моих очей?..
Вот – женщины! Им нужен окрик, розга.
Прочь, куклы без души и без речей!
При последних его словах АЙШЭ и ЭМЕНЭ лежат, в ужасе распростершись у ног хана, затем, скрестив руки на груди, пятятся от него и поспешно скрываются в разные стороны.
(Встает и поднимает голову к небу, которое совсем потемнело и заблистало звездами)
Когда был отроком, я ночью синей,
В кибитке войлочной лежа, не спал —
И маленьких, летящих нежных джиний
С надеждою – наивный! – ожидал…
А буду старцем, – и к ночной лазури
Я с ложа смерти стану взор вздымать —
И пляшущих, прекрасных гордых гурий
С терпеньем, мудрый! – стану ожидать…
Ночная высь! Что за тобою скрыто?
Мне, хану бедному, ответ свой дай! —
Густая тьма, где реют лишь эфриты,
Иль впрямь лазурный Магометов рай?
Ты – только купол из аквамарина,
Который завершает мира свод,
Иль сам дворец сапфирный Алладина,
Где каждый после жизни отдохнет?..
(Помолчав.)
Да, чтобы это знать, быть мало ханом…
А должно знать, чтобы достойно жить —
Не поникать белеющим тюрбаном,
Чело увенчанное не клонить!
Спросить ученых? – Скажут: «Мир таинствен,
Тоска ж, о хан, знакома мудрым всем!»
Муллы ответят парой старых истин,
Советники укажут на гарем.
Нет! Нужно стать свободней, одиноче,
Бродить вдоль улиц, у дорог стеречь,
Чтоб, как былой калиф, все дни и ночи
Искать простых людей, и слов, и встреч.
Надену я бурнус, как простолюдин,
На ханскую цветную епанчу, —
И, может быть, – ведь мир Аллаха чуден —
Найду и на земле то, что хочу!
Ханский весенне-цветущий сад за низкой каменной оградой, у которой пролегает пыльная прохожая дорога. Персиковые и миндальные дерева в снежно-розовом цвету. В глубине – увитая шафранными розами беседка, посреди – узорный фонтан, струи которого по мраморным стокам стекают чрез отверстие в стене в простой водоем у дороги. Около него тощее гранатовое дерево и несколько маков. Знойное утро.
Некоторое время сцена пуста. Затем издали доносится пение женских голосов, – и появляются молодые прислужницы и рабыни, татарки и половчанки в сопровождении ГУЛЬСУМ. Грациозно покачиваясь, несут они медные кувшины, серебряные тазы и пестротканые покрывала.
ПЕСНЯ ЖЕНЩИНИ-ах! весною чародейной жить прекрасно!
Резвится ветер легковейный – жить прекрасно!
И распускается в густой тени садовой
Цветок магнолии лилейный – жить прекрасно!
И нежно шепчутся под белыми цветами
Сереброструйные бассейны… Жить прекрасно…
Гуляют женщины, гарем покинув, всюду,
Чадрой закутавшись кисейной – жить прекрасно!
И смотрят вслед им страстными очами
Мужчины, сидя у кофейной… Жить прекрасно!
А теплой ночью светит полумесяц
Янтарной лампою елейной – жить прекрасно…
И-ах! красавица! Спеши на узкий дворик —
Целуй Беккира иль Гуссейна… Жить прекрасно!
Медленной и качкой походкой группа проходит по сцене к купальне и исчезает. Часть ее, преимущественно татарки, задерживаются у фонтана. Среди них – ГУЛЬСУМ.
ПЕРВАЯ ПРИСЛУЖНИЦАКакое утро! Как поют цикады!
Как капельки алмазные звенят —
Динь-зинь! динь-зинь! динь-зинь!
А вы и рады,
Без дела встав, болтать часы подряд!
Оставь, старуха! Всем нам и в гареме
Твоя уж надоела воркотня…
Гудишь, как шмель: шу-шу, шу-шу!
Как? наконец-то мы дождались дня,
Что выпустили нас из пестрой клетки,
Из задних комнат ханского дворца, —
И видим мы весну, и эти ветки,
И эту синь без края, без конца!
Ах, улететь бы ввысь – и петь на зорях,
Став золотистой иволгой…
Иль стать
Козулей легкой! Прыгать там на взгорьях…
Иль быть форелью, чтоб в прудах играть
Ну замололи!
Точь-в-точь шумливых мельниц жернова.
К чему нам, женщинам, мечтать о воле?
Запрячьте в рот вы глупые слова,
Из головы повыкиньте-ка грезы!
(Первой.)
