Дэзи. У меня голова болит.
Беранже (берет свою повязку и обвязывает ею голову Дэзи). Я люблю тебя, моя радость. Не волнуйся, это у них пройдет. Это просто так, прихоть.
Дэзи. Нет, это не пройдет. Это уже окончательно.
Беранже. Я люблю тебя, безумно люблю.
Дэзи (снимает повязку). Будь что будет. Ну что тут можно сделать?
Беранже. Они все посходили с ума. Мир болен. Они все больны.
Дэзи. Не нам их вылечить.
Беранже. Как мы будем жить в одном доме с ними?
Дэзи (успокаиваясь). Надо быть рассудительными. Надо найти какой-то modus vivendi и постараться поладить с ними.
Беранже. Они не способны нас понять.
Дэзи. Нужно добиться, чтоб поняли. Другого выхода нет.
Беранже. А ты, ты их понимаешь?
Дэзи. Пока еще нет. Но мы должны попытаться понять их психологию, изучить их язык.
Беранже. Нет у них никакого языка! Послушай — это ты называешь языком?
Дэзи. Что ты об этом знаешь? Ты ведь не полиглот!
Беранже. Мы с тобой поговорим об этом потом. Сначала надо поесть.
Дэзи. Мне даже и есть не хочется. Нет, это уж слишком. У меня больше нет сил сопротивляться.
Беранже. Но ты же сильнее меня. Ты не позволишь себе поддаться. Я так всегда восхищаюсь твоим мужеством.
Дэзи. Ты мне уже это говорил.
Беранже. Ты веришь, что я тебя люблю?
Дэзи. Ну, верю.
Беранже. Я люблю тебя.
Дэзи. Ты повторяешься, котик.
Беранже. Послушай, Дэзи, мы с тобой еще можем что-то сделать. У нас будут дети, у наших детей тоже будут дети. На это потребуется время, но мы с тобой вдвоем, мы можем возродить человечество.
Дэзи. Возродить человечество?
Беранже. Ведь так уже было однажды.
Дэзи. Во время оно. Адам и Ева. Да, у них было мужество!
Беранже. И у нас тоже найдется мужество. К тому же его не так много и надо. Это же само собой делается, нужно только время и терпение.
Дэзи. А зачем?
Беранже. Ну и, пожалуй, немножко мужества, совсем немножко.
Дэзи. Я не хочу иметь детей. Такая скучища.
Беранже. Как же ты тогда хочешь спасти мир?
Дэзи. А зачем его спасать?
Беранже. Ну что за вопрос!.. Сделай это для меня, Дэзи! Давай спасем мир.
Дэзи. А может быть, это мы с тобой нуждаемся в спасении. Мы с тобой не такие, как надо.
Беранже. Ты бредишь, Дэзи, у тебя жар.
Дэзи. А ты видишь разве, есть еще такие, как мы?
Беранже. Я не хочу этого слышать, Дэзи, не хочу, чтобы ты говорила такие вещи.
Дэзи смотрит по сторонам, на носорогов, головы которых видны на стенах, в двери через площадку и внизу у рампы.
Дэзи. Вот это молодцы! Какие они все веселые. Прекрасно чувствуют себя в своей шкуре. И совсем не похоже, что они помешались. Держат себя совершенно естественно. Выходит, они правы, что так поступили.
Беранже (сжав руки, в ужасе смотрит на Дэзи). Это мы правы, Дэзи, уверяю тебя.
Дэзи. Какое самомнение!
Беранже. Ты отлично знаешь, что я прав.
Дэзи. Абсолютной истины не существует. Прав мир, а не ты или я.
Беранже. Нет, Дэзи, я прав. И доказательство тому — ты понимаешь, когда я с тобой говорю.
Дэзи. Это еще ничего не доказывает.
Беранже. И еще доказывает это, что я люблю тебя, как только мужчина может любить женщину!
Дэзи. Вот так довод!
Беранже. Я не понимаю тебя, Дэзи. Ты уже сама не знаешь, что говоришь. Разве любовь... любовь... любовь...
Дэзи. Я, правду сказать, как-то даже немножко стыжусь того, что ты называешь любовью, это болезненное чувство, слабость мужчины. И женщины. Какое может быть сравнение с этим пылом, с этой необычайной энергией, которой так и пышат все эти существа вокруг нас.
Беранже. Ах, энергия, тебе хочется побольше энергии. На тебе энергию! Получай! (Дает ей пощечину).
Дэзи. Ах! Никогда бы не поверила... что ты... (Падает в кресло).
Беранже. О! Прости меня, дорогая, прости меня! (Пытается обнять, она вырывается). Прости, дорогая. Я не хотел... Не знаю, что со мной случилось, как я мог позволить себе...
Дэзи. Просто тебе нечего было сказать больше, вот и все.
Беранже. Да! За несколько минут мы с тобой точно двадцать пять лет в браке прожили!
Дэзи. Мне и тебя жалко, тебя я тоже понимаю.
Беранже (плачущей Дэзи). Ну что я тебе скажу, у меня больше никаких доводов не осталось. Ты считаешь, что они сильнее меня и, может быть, даже сильнее, чем мы с тобой.
Дэзи. Безусловно.
Беранже. И все-таки, несмотря ни на что, клянусь тебе, я от себя не отрекусь, не отрекусь.
Дэзи (встает, подходит к Беранже, обнимает его за шею). Бедненький мой, мой дорогой, я буду с тобой — до конца.
Беранже. А ты сможешь?
Дэзи. Я сдержу слово. Положись на меня.
Мелодичный рев носорогов.
Они поют. Слышишь?
Беранже. Не поют, а ревут.
Дэзи. Нет. Поют.
Беранже. Ревут, говорю тебе.
Дэзи. Ты с ума сошел. Они поют!
Беранже. У тебя, верно, нет никакого музыкального слуха.
Дэзи. Это ты, мой друг, совершенно не разбираешься в музыке; посмотри, они играют, танцуют.
Беранже. Это ты называешь танцем?
Дэзи. Они танцуют по-своему. И они такие красивые.
Беранже. Они отвратительны.
Дэзи. Я не хочу, чтобы о них говорили плохо. Мне это неприятно.
Беранже. Прости меня. Ну, не будем же мы с тобой из-за них ссориться.
Дэзи. Они боги.
Беранже. Ты преувеличиваешь, Дэзи. Посмотри на них хорошенько.
Дэзи. Не надо ревновать, дорогой. Прости и ты меня. (Снова подходит к Беранже и пытается обнять его. На этот раз уклоняется Беранже).
Беранже. Я вижу, у нас с тобой совершенно противоположные взгляды. Нам лучше и не пытаться спорить.
Дэзи. Не надо быть таким мелочным, хватит тебе.
Беранже. Не надо быть дурой.
Дэзи (Беранже, который поворачивается к ней спиной и разглядывает себя в зеркало). Нам с тобой вместе жить нельзя, ничего не получится. (В то время как Беранже продолжает смотреться в зеркало, она потихоньку идет к двери, говоря на ходу). Он совсем не добрый, нет, не добрый.
Дэзи выходит, видно, как она медленно спускается по лестнице.
Беранже (продолжая глядеться в зеркало). Как-никак, а человек — это все-таки не так противно. А ведь я далеко не красавец. Поверь мне, Дэзи! (Оборачивается). Дэзи, Дэзи! Где ты, Дэзи? Нет, ты этого не сделаешь! (Бросается к двери). Дэзи! (Выбегает на площадку, перегибается через перила). Дэзи! Вернись! Вернись, моя маленькая Дэзи! Ты даже не позавтракала! Дэзи, не оставляй меня одного! Ты же мне обещала! Дэзи! Дэзи! (Перестает звать и в отчаянии возвращается в комнату). Конечно, мы перестали друг друга понимать. Никакого согласия, ни в чем. Совместная жизнь распалась. Но как же она могла уйти, не объяснившись?! (Оглядывается, обводит глазами комнату). Не сказав ни слова. Так не поступают. Вот теперь я совсем один. (Идет к двери, запирает ее на ключ, очень тщательно, но с явным раздражением). Я им не дамся. (Старательно закрывает окна). Вы меня не поймаете. (Обращается к головам носорогов). Я за вами не пойду, я вас не понимаю. Я останусь таким, каков я есть. Я человеческое существо. Человеческое. (Садится в кресло). Совершенно невыносимое положение. Я сам виноват в том, что она ушла. Я был для нее всем. Что теперь с ней станется? Вот еще один человек на моей совести. Мне лезет в голову все самое ужасное; самое ужасное может случиться! Бедная крошка, брошенная на произвол судьбы, одна, в этом мире чудищ! Кто мне поможет ее найти? Никто, потому что никого не осталось.
Снова оглушительный рев, топот, пыль столбом.
Не хочу их слышать. Заткну себе уши ватой. (Затыкает уши ватой и разговаривает сам с собой, стоя у зеркала). Есть только один выход — убедить их, но в чем убедить? А такого рода мутации... они обратимы? Кто знает, обратимы ли они? И потом, это же как подвиг Геракла, это свыше моих сил. Прежде всего, для того чтобы их убедить, с ними нужно вступить в переговоры. А чтобы разговаривать с ними, мне нужно научиться их языку. Или им нужно научиться моему. А на каком языке я говорю? Какой у меня язык? Французский, да? Конечно, это считается французским. А что такое французский язык? Конечно, можно его назвать французским, если угодно, никто не может этого оспорить, только я один и говорю на нем. А что я говорю? Понимаю ли я сам себя? Я — себя — понимаю? (Идет на середину комнаты). А что, если, как сказала Дэзи, правы они? (Возвращается к зеркалу). Человек не уродлив, не уродлив! (Смотрится в зеркало, проводит рукой по лицу). Как странно! Но на что же я похож? На что? (Бросается к шкафу, достает фотографии, смотрит, перебирает их). Вот снимки! Что это за люди? Мсье Папийон, а может быть, Дэзи? А это кто — Ботар, или Дюдар, или, может быть, Жан? А может быть, я сам? (Опять бросается к шкафу и достает две-три картины). Да, я себя узнаю, это я, я! (Идет, вешает картины на стену в глубине, рядом с головами носорогов). Это я, я.
