Иоганна, взглянув на него, понимает, что он снова замкнулся в своем одиночестве, и тоже становится отчужденной.
(С горькой иронией в свой адрес.) Прошу простить меня, Иоганна, я слишком рано собрался обольстить судью, которого я себе выбрал.
Иоганна. Я вам не судья. Тех, кого любят, не судят.
Франц. А когда вы разлюбите меня? Разве это не будет судом надо мной? Страшным судом?
Иоганна. Разве это мыслимо?
Франц. Когда узнаете, кто я такой на самом деле.
Иоганна. Но я уже знаю.
Франц (потирая руки, язвительно, почти весело). О, нет. Не все! Не все! (Пауза. У него совсем помешанный вид.) Наступит день, как все обычные дни, я начну рассказывать о себе, вы будете слушать и вдруг любовь исчезнет! В ваших глазах я увижу ужас и почувствую, что вновь превращаюсь... (Опустившись на пол, становится на четвереньки, пятясь в сторону)... в Краба!
Иоганна (глядит на него в ужасе). Прекратите!
Франц (на четвереньках). Точно такими же глазами вы поглядите на меня, как сейчас! Да, такими же! (Поднимаясь с пола.) И я буду осужден, не так ли? Осужден без права обжалования. (Уже другим, голосом, торжественно и оживленно.) Но ведь можно еще надеяться, что я буду оправдан.
Иоганна (вся презрение, напряженно). Я не уверена, что вы этого добиваетесь.
Франц. Сударыня, у меня только одно желание — поскорее ускорить развязку... прийти к концу любым способом.
Иоганна. Вы выиграли, поздравляю! Если я уеду — значит, я осудила вас; если останусь — вы отравите наше чувство недоверием: оно уже сейчас горит в вашем взгляде... Что ж, пойдем по избитому пути: будем опускаться на глазах друг у друга, падать все ниже и ниже; сделаем из своей любви орудие пытки, превратимся во врагов, будем пить; уж, конечно, без этого нам не обойтись, не правда ли? Я буду приносить вам шампанское, себе — виски, каждый молча, сидя за своей бутылкой, друг против друга. (Зло усмехаясь.) Вот когда мы станем подлинными свидетелями Человечества, да? Счастливая чета, как все остальные! (Наливает шампанское, поднимает бокал.) За нас! (Отпивает глоток и кидает бокал в портрет Гитлера; бокал со стуком ударяется о портрет. Идет налево, вытаскивает из груды сломанной мебели кресло, ставит его, садится.) Итак?
Франц (понуро). Иоганна... что вы?..
Иоганна. Сейчас моя очередь спрашивать Что вы намерены мне рассказать?
Франц. Вы меня не поняли... если бы не было никого... кроме нас... то клянусь...
Иоганна. Кроме нас... кто же еще?
Франц (с усилием). Лени, моя сестра. Если я решусь говорить, то только для того, чтобы отвести от нас удар... Я расскажу все, что надо рассказать, ничего не утаив, но постепенно... пройдет время, месяцы, годы, пока я выскажусь до конца... я прошу вас лишь об одном — о доверии. Я верю вам... обещайте никому не верить, только мне.
Иоганна (устремив на него долгий, пристальный взгляд; смягчившись). Хорошо. Обещаю верить только вам.
Франц (в какой-то мере торжественно, но искренне). Если вы сдержите ваше обещание, Лени потеряет власть над нами. (Садится.) Я так испугался... вы были в моих объятиях, меня влекло к вам... я словно воскрес... и вдруг я увидел свою сестру, и тут же сказал себе: она все погубит... (Вынимает носовой платок из кармана, проводит по лбу.) Уф! (Тихо.) Сейчас лето, не правда ли? Душно, должно быть, очень. (Пауза. Глядя в пространство.) Знаете, ведь он превратил и меня в отвратительный автомат.
Иоганна. Отец?
Франц (так же). Да. Человек-автомат, ни на что не способный, разве только командовать. (Усмехнувшись, после паузы.) Еще одно лето прошло. Машина все вертится. И, как всегда, впустую. (Поднимаясь.) Я расскажу вам о своей жизни, но не рассчитывайте услышать повесть о крупных преступлениях. О нет, я даже этим не могу похвастать. Знаете, в чем я себя упрекаю?.. Я ни на что не способен...
Свет медленно гаснет.
Ни на что! Ни на что! Никогда!
Франц, Иоганна, женщина.
Голос женщины еле слышен: «Солдат!»
Иоганна (не слышит голоса женщины). Но вы воевали.
Франц. Подумаешь!
Свет начинает гаснуть.
Голос женщины явственней: «Солдат!»
Франц, один на авансцене; Иоганна в кресле, погружена в темноту.
Франц. Война, ее не делают, это она делает нас. Покуда сражались, я развлекался вовсю: оставался штатским в военной форме. Одна ночь навсегда превратила меня в солдата. (Берет со стола офицерский шлем и одним жестом нахлобучивает его на голову.) Бедный, побежденный бродяга, бездарь. Я возвращался из России, крадучись пробирался по Германии, вошел ночью в разрушенную деревушку.
Голос женщины (по-прежнему из мрака; громче): «Солдат!»
Кто там? (Резко поворачивается; в левой руке — электрический фонарь; в правой — револьвер, прицеливается, не зажигая фонаря.) Кто звал меня?
Голос женщины: «Погляди».
Вас много?
Голос женщины: «Рядом с тобой — никого. На земле — я одна».
Франц внезапно зажигает фонарь, опускает его вниз: на полу, прислонясь к стене, полулежит женщина в черном.
Женщина. Ты ослепил меня. Потуши.
Франц тушит фонарь, рассеянный свет освещает их.
Ну, стреляй! Стреляй! Стреляй же! Убивай немку, заканчивай свою войну!
Франц (видя, что бессознательно держит револьвер направленным на женщину, с ужасом засовывает его в карман). Ты что тут делаешь?
Женщина. Разве не видишь, я у стены. (Гордо.) Это моя стена. Самая надежная стена во всей деревне. Одна удержалась.
Франц. Идем со мной.
Женщина. Зажги свой фонарь.
Франц зажигает фонарь.
(Резким движением срывает с себя покрывало.) Смотри!
Франц опускает глаза вниз и видит изуродованные ноги женщины. Зритель этого не различает. Франц, бормоча проклятья, мгновенно тушит фонарь
Вот что осталось от моих ног.
Франц. Чем я могу помочь тебе?
Жeнщина. Присядь на минуту.
Он садится возле нее.
Наконец-то мне удалось поставить к стенке нашего солдата! Ни о чем другом я не просила. (Пауза.) Я надеялась, что это будет мой брат, но он убит. В Нормандии Пусть ты заменишь его. Я мечтала ему сказать: «Гляди! (Указывает на развалины деревни.) Это твоя работа!»
Франц. Его работа?
Женщина (выпрямляясь, Францу). И твоя, мой мальчик.
Франц. Почему?
Женщина (как бы обличая его). Ты бежал с поля боя.
Франц. Не говори глупостей. (Резко поднимается, взор его падает на плакат, не замеченный им прежде из-за темноты.)
Плакат приклеен к стене на высоте полутора метров от пола, направо от женщины: «Виновный — это ты!»
Еще один плакат! Они повсюду их расклеивают! (Намеревается сорвать плакат.)
Женщина (откинув голову, глядя на него). Оставь! Оставь, тебе говорю! Это моя стена!
Франц отходит.
(Указывая на плакат, читает.) «Виновный — это ты!» Ты, мой брат, вы все!
Франц. Значит, ты заодно с ними?
Женщина. Как ночь заодно с днем. Они рассказывают господу богу, что мы каннибалы, и господь бог верит им, раз они победители. Но меня никто не переубедит: истинный каннибал — это победитель. Сознайся, солдат, у тебя не было желания съесть человека. Сознайся, солдат.
Франц (устало). Мы все уничтожили! Города! Деревни! Столицы!
Женщина. Если они победили вас, значит, они разрушили больше, чем вы.
Франц пожимает плечами.
Ты пожирал человека?
Франц. А твой брат? Он был способен на это?
Женщина. Разумеется, нет: он был хорошо воспитан. Как ты.
Франц (после паузы). Тебе рассказывали о лагерях?
Женщина (после паузы). О каких?
Франц. Ты знаешь, о чем я спрашиваю: об истребительных лагерях.
Женщина. Да, рассказывали.
Франц. Когда б ты узнала, что твой брат перед смертью был сторожем в одном из таких лагерей, ты бы гордилась им?
Женщина (в диком исступлении). Да. Выслушай меня, солдат, будь на совести моего брата тысячи убитых, будь среди убитых женщины, как я, дети, как те, что зарыты здесь под этими камнями, я бы гордилась им; я бы знала, что он в раю и вправе сказать: «Я сделал все, что смог!» Но я знаю его: он любил свою честь, свою добродетель больше нас. И вот чего он добился. (Жестом указывает вокруг, с яростью.) Необходим был террор! Чтобы вы все опустошили.
