Лени. Только поначалу их было двое.
Иоганна. Значит, были другие?
Лени. Трудно только начало.
Франц. Я все объясню. Когда я вижу вас вдвоем, я теряю голову. Вы меня убиваете... Иоганна, когда мы будем одни... Все произошло слишком быстро... Я вспомню свои мысли, я открою вам всю правду, Иоганна, я люблю вас больше жизни... (Берет ее за руку.)
Иоганна (с воплем вырывается от него). Оставьте меня! (Подбегает к Лени.)
Франц в тупом оцепенении стоит перед ней.
Лени (Иоганне). Вы плохо подготовились к испытанию.
Иоганна. Испытание проиграно. Оставайтесь с ним.
Франц (неистово). Послушайте, вы обе...
Иоганна (с ненавистью). Вы пытали! Вы!
Франц. Иоганна!
Она глядит на него.
Не смотрите на меня! Не хочу видеть ваших глаз! (Пауза.) Я предвидел, что так будет. (Разражается смехом и становится на четвереньки.) Назад! Назад!
Лени кричит.
(Поднимается.) Ты забыла, что я Краб, сестричка? (Пауза.) Ступайте отсюда обе.
Лени направляется к столу с намерением открыть ящик.
Пять часов, десять минут. Передайте отцу, что я встречусь с ним ровно в шесть в зале совещаний. Ступайте!
Долгое молчание. Свет гаснет. Иоганна первая уходит не оглядываясь. Лени сначала колеблется, затем уходит следом за ней.
(Садится и разворачивает газету.) Сто двадцать верфей: Империя!
Занавес
Та же декорация, что и в первом действии. День только близится к концу, однако комната погружена в полумрак, потому что стеклянные двери снаружи прикрыты ставнями. Часы отбивают шесть ударов. На третьем ударе ставни слева распахиваются и в комнату проникает свет. Отец открывает дверь и входит. В это же самое время — наверху, на площадке, появляется Франц. Какое-то мгновение они оба в упор глядят друг на друга. В руках у Франца небольшой черный квадратный ящик — магнитофон.
Отец, Франц.
Франц (не двигаясь). Здравствуй, отец.
Отец (естественным тоном, добродушно). Здравствуй, малыш. (Покачнувшись, опирается на спинку кресла.) Погоди, сейчас станет светлее. (Открывает вторую дверь и ставни.)
Зеленоватый свет, точно такой, как в конце первого действия, заливает комнату.
Франц (спустившись, на одну ступеньку). Слушаю вас.
Отец. Мне нечего сказать.
Франц. Нечего? Вы осаждали Лени просьбами...
Отец. Дитя мое, я пришел, потому что ты вызвал меня сюда.
Франц (опешив, глядит на него, потом разражается смехом). Да, правда. (Спускается, затем приостанавливается на ступеньке.) Превосходная партия! Нанесли удар Лени, двинув против нее Иоганну, затем — Иоганне, двинув против нее Лени. Мат в три хода.
Отец. Кому мат?
Франц. Мне — королю черных. Вы не устали выигрывать?
Отец. Я устал от всего, мой сын, помимо игры. Никто никогда не выигрывает; я просто пытаюсь не проиграть.
Франц (пожимая плечами). В конце концов вы всегда добиваетесь того, чего хотите.
Отец. Самый надежный способ проиграть.
Франц (горько). Возможно. (Резко.) Итак, чего вы хотите?
Отeц. В настоящую минуту? Видеть тебя.
Франц. Я перед вами! Можете досыта налюбоваться, пока есть желание. Я собираюсь вам рассказать кое-что о себе.
Отец кашляет.
Не кашляйте.
Отец (уязвленный). Попытаюсь... (Снова кашляет.) Это не так легко... (Овладев собой.) Ну, вот.
Франц (устремив взгляд на отца; медленно). Какой плачевный вид! (Помолчав.) Да улыбнитесь же наконец! В такой торжественный день, когда отец встречается с сыном, закалывают жирного теленка. (Неожиданно.) Вы не будете моим судьей.
Отец. Кто сказал, что я собираюсь судить тебя?
Франц. Ваш взгляд. (Пауза.) Два преступника: один выносит приговор другому во имя убеждений, над которыми оба надругались. Как называется этот фарс?
Отец (спокойно и равнодушно). Справедливость. (Короткая пауза.) Ты преступник?
Франц. Да. И вы также. (Пауза.) Я не считаю вас вправе судить меня.
Отец. Тогда почему же у тебя возникло теперь желание говорить со мной?
Франц. Хотел поставить вас в известность, что я все проиграл, так же как проиграете вы. (Пауза.) Поклянитесь на Библии, что не будете меня судить! Клянитесь, не то я немедленно поднимусь к себе в комнату.
Отец (подходит к Библии, раскрывает ее, протягивает руку). Клянусь!
Франц. Отлично. (Спускается, подходит к столу, ставит на него магнитофон, оборачивается.)
Отец и сын стоят друг перед другом во весь рост, лицом к лицу.
Куда девались следы всех этих лет? Вы ничуть не изменились. Все тот же...
Отец. Нет.
Франц (подходит ближе к нему, как завороженный; вызывающе, точно обороняясь). Я смотрю вам в глаза, но не испытываю никакого волнения. (Молчит; затем, как бы непроизвольно, протягивает руку и кладет ее на плечо отца.) Старый Гинденбург! Ну, что? (Отшатываясь, сухо, неприязненно.) Я пытал. (Молчание; с яростью.) Вы слышите?
Отец (не меняясь в лице). Да. Продолжай.
Франц. Это все. Партизаны не давали нам покоя, ни днем, ни ночью. В деревне им помогали. Я хотел заставить крестьян заговорить. (Пауза; лаконично и нервно.) Старая история. Всегда одно и то же.
Отец (вздыхая, тихо и невыразительно). Всегда.
Пауза.
Франц (высокомерно поглядев на отца). Вы, кажется, осуждаете меня?
Отец. Нет.
Франц. Тем лучше, отец. Должен вас предупредить: я палач, потому что вы — доносчик.
Отeц. Я ни на кого не доносил.
Франц. Ни на кого? А тот раввин из Польши?
Отец. Я не доносил на него. А пошел на известный риск... Мог навлечь на себя серьезные неприятности...
Франц. Именно это я и имел в виду. (Мысленно переносясь в прошлое.) Могли навлечь на себя неприятности? Я тоже пошел на известный риск. (Смеясь.) Серьезные неприятности! (Снова смеется.)
Отец пользуется этим и кашляет.
Франц. Что с вами?
Отец. Ничего. Смеюсь вместе с тобой.
Франц. Вы кашляете! Остановитесь, ради бога, вы разрываете мне горло.
Отец. Извини меня.
Франц. Вы умрете?
Отец. Ты это знаешь.
Франц (против своей воли приближается к нему и тотчас отступает). Счастливое избавление! (Его руки дрожат.) Вам, должно быть, чертовски больно.
Отец. Отчего?
Франц. Этот кашель...
Отец (угрюмо). Да нет... (Приступ возобновляется, затем кашель стихает.)
Франц. Я чувствую, как вы страдаете. (Быстро окинув его взглядом.) У меня не хватало воображения.
Отец. Когда?
Франц. Там. (Длительная пауза; отворачивается от отца, глядит на дверь в глубине. Вспоминая прошлое, доверчиво.) Высшее командование изничтожено, фельдфебель и Клаг в моем распоряжении, солдаты на коленях передо мной. Единый приказ всем — держитесь. Я держусь. Я решаю, кому умереть, кому жить. Вот ты — ступай на смерть! А ты — останешься здесь! (Пауза. Приближается к авансцене, с мрачным достоинством.) Я облечен высшей властью. (Пауза.) А? Что? (Словно прислушивается к невидимым голосам, поворачиваясь к отцу.) Меня все время спрашивают: «Что ты собираешься делать?»
Отец. Кто спрашивает?
Франц. Голоса. Воздух пронизан ими по ночам. Все ночи напролет я их слышу. (Имитирует шепот невидимых голосов.) «Что ты собираешься делать? Что ты собираешься делать?» (Кричит.) Идиоты! Пойду до конца! До предела! (Резко, отцу.) Знаете почему?
Отец. Да.
Франц (слегка озадачен). Что?
Отец. Раз в жизни тебе пришлось испытать, что такое бессилие.
Франц (вскрикивает; смеясь). Старый Гинденбург еще в своем уме: ура ему! Да, я ощутил, что значит бессилие. (Обрывает смех.) Благодаря вам я испытал его здесь. Вы отдали им раввина, а четверо скрутили и держали меня, остальные душили его. Что я мог сделать? (Поднимает мизинец левой руки и смотрит на него.) Ничего! Даже мизинцем не мог пошевельнуть. (Пауза.) Любопытное переживание, но я не рекомендую испытать его будущим вождям — после него ужо не поднимешься. Вы сделали меня Принцем, отец. Но знаете, кто сделал меня Королем?
