Пауза.
Очень обаятельный господин. Я должен сказать.
ТОЛЬ. Хорошо. Вы напишете мне выступление?
ДЕДУШКИН. Как скажете, Борис Алексеич, дорогой. Для нас огромная честь…
ТОЛЬ. Что-нибудь про роль биологических технологий в смене модели экономического развития. Минут на пятнадцать, чтобы люди не заснули.
ДЕДУШКИН. Я лучшим ребятам поручу. У нас сейчас такие ребята по этой теме. Факультет биогенной экономики…
ТОЛЬ. Но я хотел бы попросить вас о еще одной любезности. Очень важной любезности, Евгений Волкович.
ДЕДУШКИН. По правде сказать, Борис Алексеевич, я не знаю…
ТОЛЬ. Чего вы вдруг не знаете?
ДЕДУШКИН. Я не знаю, какой должны быть просьба, чтобы я осмелился вам отказать.
ТОЛЬ. Ну и хорошо, что не знаете. Мне нужно…
Сверкание.
Нам нужно заранее познакомиться с докладом Игоря. Прочитать его. Мы должны быть уверены, что там нет скользких моментов, которые бросили бы тень на наш юбилей. Это же наш, общий юбилей.
Пауза.
Я ничего не путаю – это же юбилей, профессор?
ДЕДУШКИН. В том и дело, что юбилей. 25 лет.
Торжественно.
Двадцать пять лет назад, 25 марта 1985 года, в ознаменование начала ускорения экономического развития СССР, в Институте экономики по инициативе заместителя его директора, доктора экономических наук Жени Дедушкина, была создана лаборатория марксистско-ленинского анализа. Лаборатория была предназначена для изучения особо важных и срочных изменений, которые созрели в теле экономики развивающегося социализма. И по инициативе Дедушкина заведующим лабораторией был назначен лучший молодой теоретик экономики социализма, кандидат экономических наук Игорь Тамерланович Кочубей.
ГОЦЛИБЕРДАН. Король лаборатории. Шишка сыска, стихотворец и дитя. Когда-то существовали такие стихи. Теперь их нет. Больше нет.
ДЕДУШКИН. А потом на базе лаборатории марксистско-ленинского анализа было сформировано первое в истории правительство российских реформаторов. Правительство, которое начало и успешно осуществило важнейшие либеральные реформы в России. Потому 25 марта принято считать Днем российского либерализма. А также – актовым днем Академии рыночной экономики, которая была и остается важнейшим мозговым центром экономического либерализма в нашей стране.
Аплодисменты.
ТОЛЬ. Спасибо, профессор. Я уже знаю, что подарить Академии на юбилей.
ДЕДУШКИН. Да что вы, Борис Алексеевич… Ваше выступление – это уже такой подарок, что…
ТОЛЬ. В Минфине мне сказали, что вы запросили бюджетный грант на приобретение здания в Сингапуре.
ДЕДУШКИН. Так точно. Я всегда восхищался вашей информированностью, Борис Алексеич. Я помню, еще в лаборатории вы были самым информированным мэнээсом.
ГОЦЛИБЕРДАН. И большое здание?
ДЕДУШКИН. Да что вы, куда нам большое! Так себе. Средненькое. Бывшая гостиница «Хилтон». Обанкротилась, стало быть, из-за кризиса. А нам как раз очень нужно здание под филиал. Чтобы обогащаться опытом тихоокеанской модернизации. Вот мне и предложили. Но у Академии своих денег нет, вы знаете, всё же строжайшим образом по смете…
ГОЦЛИБЕРДАН. С видом на море?
ДЕДУШКИН. Простите, на какое море?
ГОЦЛИБЕРДАН. Да, виноват, ошибка. Там океан. С видом на океан?
ДЕДУШКИН. С каким видом?
ТОЛЬ. Значит, Евгений Волкович, вы пришлете мне текст доклада Игоря? И так, чтобы Игорь, желательно…
ДЕДУШКИН. Я вас прекрасно понял, Борис Алексеич. Тут есть только одна маленькая, одна заминка…
ГОЦЛИБЕРДАН. Ничтожная, как разорившийся «Хилтон» с видом на клочки океана.
ДЕДУШКИН. В этот раз Игорь Тамерланч пишет доклад сам. Раньше ему всегда наши ребята… А нынче, почему-то.
ТОЛЬ. Вот в том-то и дело. Надо взять у него доклад заранее. Хотя бы дня за три – четыре. Гоц?
ГОЦЛИБЕРДАН. Хотя бы за четыре-пять.
ТОЛЬ. Хотя бы за четыре-пять. В чистовике? Сможете?
ДЕДУШКИН. Разве мой ответ может быть иным, кроме «да»?! Борис Алексеич, вы…
ТОЛЬ. Я поехал. С наступающим вас, профессор!
ДЕДУШКИН. Разве уже что-то наступает?
ГОЦЛИБЕРДАН. Наступает всё. Всё, что только может наступить. Читали Откровение, Евгений Волкович?
ТОЛЬ. Наступайте наш юбилей. До свидания, Евгений Волкович. Жду от вас текста, как можно быстрее.
ДЕДУШКИН. До свиданья, Борис Алексеевич! Я же сегодня же всём всё поручу. А вы, если можно, подскажите Давыдову там, в Минфине… Сингапур… Здание приятное, недорогое, если уйдет из-под носа – будет так обидно. Борис Алексеич!..
Толь удаляется.
ГОЦЛИБЕРДАН. Значит, в опаловом и лунном?
ДЕДУШКИН. Да-да, в опаловом и лунном.
ГОЦЛИБЕРДАН. Станцуем, профессор?
ДЕДУШКИН. Отчего же нет, дорогой Данечка.
ГОЦЛИБЕРДАН. Вы помните: я не люблю, когда меня называют третьей частью фамилии.
Танцуют.
Кочубей, Мария.
МАРИЯ. Ты уже оттаял?
КОЧУБЕЙ. Ещё не до конца. Мне кажется, что у меня обледенел позвоночник. Такой себе снежный король на пенсии.
МАРИЯ. Я говорила тебе, что зимнее пальто не поможет. Надо было брать американскую куртку. Охотничью. Хочешь, вызовем Берешита?
КОЧУБЕЙ. Берешит нам пока не нужен. С обледенением буду бороться сам. Ты знаешь…
Часы.
Ты знаешь, я думал, что люди в провинции живут плохо, но никогда не подозревал, что настолько.
МАРИЯ. Чего ж ты там такого увидал?
КОЧУБЕЙ. Панельный дом конца семидесятых. Посреди дома – трещина. В квартире – плюс девять градусов. Люди сидят в старых пыжиковых шапках. Дорог нет вообще. То есть, в нашем понимании нет дорог. Одни направления. Направление – и на нём почему-то написано «проспект Ленина».
МАРИЯ. Девять градусов – это хорошая русская весна. Ты же не ходишь тёплой весной в пыжиковой шапке. Я не понимаю, зачем сидеть в ней дома. Когда плюс девять.
КОЧУБЕЙ. Я помню, когда был школьником, смотрел всякие фантастические фильмы, американские, где телевизор включался пультом дистанционного управления. А здесь, у них в квартире, я долго искал пульт, чтобы выключить телевизор. И вдруг понял, что пульта нет никакого. Есть старый советский телевизор, «Рубин», 85 года выпуска. И никакого пульта. Пульт тогда еще не выпускали. Это другая планета, ты понимаешь! Фантастический триллер! Я чувствовал себя капитаном звездолёта, потерпевшего крушение.
МАРИЯ. Я не буду спрашивать, зачем ты вообще отправился в это космическое путешествие.
КОЧУБЕЙ. А на обратном пути, когда рейс задерживался уже на семь часов…
МАРИЯ. Ты хоть понимаешь, какой опасности ты себя подвергал? Семь часов в холодном здании без отдыха, без еды!
КОЧУБЕЙ. Я увидел злую волшебницу Бастинду. Из детской книжки. Это была точна она. Я запомнил. Я видел ее на картинке в 59-м году. Ты не помнишь, из какой это книжки?
МАРИЯ. Кажется, «Алиса в стране чудес». Или какой-то другой. И что Бастинда?
КОЧУБЕЙ. Уборщица. Это была уборщица аэропорта. Ей нужно было помыть пол под жестяным стулом, на котором сидел я. И она заорала страшным голосом: мужчина, встаньте! Встаньте, мужчина! Я не сразу понял, что происходит. Не сообразил, что этим мужчиной обращаются прямо ко мне. Что мужчина – это я. Понимаешь? Я замешкался. И тогда она принялась кричать, что вызовет милицию и меня выведут из здания аэропорта. На мороз. Минус тридцать семь.
Пауза.
Я смотрел на неё, совершенно заворожённый.
МАРИЯ. Сказочная поездка. Ты был в этой накладной бороде?
КОЧУБЕЙ. Конечно. Снимал ее только в квартире. У Сириных. У родителей отца Гавриила. Но безопасность моя была обеспечена и так. Без бороды.
МАРИЯ. С чего ты взял?
КОЧУБЕЙ. Хвост. С первых же минут. Я на такси-копейке. И за мной – чёрный джип с четырьмя плотными парнями. Наверное, единственный джип во всём городе.
МАРИЯ. Значит, кроме бороды тебя оберегал хвост. Слава Богу! Это не очевидное-невероятное, это в мире животных какое-то.
КОЧУБЕЙ. Может, и так. Волшебница Бастинда снова снилась мне сегодня ночью. Я давно не видывал злых волшебниц.
МАРИЯ. А добрых?
КОЧУБЕЙ. Добрую я вижу каждый день.
Пауза.
Я не знаю, что делал бы без тебя. Марфуша.
МАРИЯ. Без меня ты всё так же стал бы премьер-министром. Проводил бы реформы. А потом вышел бы в отставку. Сидел бы на даче. И жалел бы русский народ. Разве нет?
КОЧУБЕЙ. Нет, конечно нет. Я никогда не стал бы премьер-министром. Может, устроился бы шефом протокола в наше посольство в Ирландии. И спился бы потихоньку. Шефы протокола часто спиваются. Работа такая. И разве я жалею русский народ?
МАРИЯ. А что же ты делаешь? К чему все эти разговоры про трещину и «Рубин»? Я, правда, не знаю, живет в Якутии русский народ или он там называется по-другому. Но ты явно хочешь сказать, что в чём-то виноват перед ними. Это такой интеллигентский закидон мальчика из хорошей партийной семьи. А ты ни в чем перед ними не виноват. Они всегда жили с трещиной и «Рубином». И с направлениями вместо дорог. Пока из-за тебя не узнали, что можно жить по-другому. Можно-то можно, а как – непонятно. Вот они и злятся.
