Ремунда (осматривает магнитофон, читает название фирмы). Грундиг.
Калоус (Рамунде). Понимаешь, старик, этот Грундиг, который делает теперь такие штуки, это ведь наш немец, судетский. Я видел, знаешь, какой приемник? Вот такой малюсенький (показывает спичечную коробку), а ловит восемнадцать станций. И днем. Японский.
Ремунда (подошел к Гупперту и обращается к нему). А вы, наверно, из наших мест, раз так хорошо знаете чешский?
Гупперт. Из Яблонца. Гупперты всегда жили в Яблонце. Я Гупперт. Вальтер.
Ремунда. А я Ремунда. Алоис. А вот он — Калоус Эмиль.
Калоус несет три рюмки, при слове «Гупперт» приостанавливается, ставит рюмки на стол, стараясь не глядеть на Гупперта.
Гупперт. Пусть Калоус Эмиль всем разольет… Все равно дождь.
Ремунда. В последнее время много дождей, господин Грундиг.
Гупперт. Мне было бы лестно носить такую фамилию.
Ремунда. Ах да, виноват… Но что вы скажете о такой погоде?
Гупперт. Что сказать? Погода когда какая. Сегодня одна, завтра другая.
Ремунда. Я имею в виду, пан Гупперт, что пора кончать с атомной бомбой. Кто за войну, того за решетку. Тогда и наступит отличная погода.
Гупперт (не отвечает. После паузы). Пан кельнер, каждому по кусочку льда.
Калоус наливает вино, но так неловко ставит бутылку обратно, что она опрокидывается. Он пытается ее поймать, но не успевает. Бутылка падает и разбивается. Калоус наклоняется и собирает стекло. Затем поднимается, весь багровый, и извиняется больше жестами, чем словами.
Гупперт. Жаль! Доброе вино! Впрочем, почему жаль! Осколки — к счастью!
Ремунда. И в Германии?
Гупперт. Повсюду осколки к счастью.
Ремунда. Не понимаю, почему это счастье, если что-нибудь разбивают?
Гупперт. Для меня — счастье. Поговорку выдумали те, кто делает стекло, чтобы его больше покупали.
Ремунда. Так вы делаете стекло, господин Грундиг?
Гупперт. Гупперт, с вашего разрешения. Нет, только продаю.
Ремунда. Но не в Чехословакии.
Гупперт. Нет. Но иногда приходится говорить заказчикам, что немецкое стекло — это чешское стекло. Хотя какое же оно чешское, между нами говоря, господа, это немецкое стекло.
Ремунда. Интересно.
Гупперт. А знаете, Ремунда, вы мне нравитесь.
Ремунда. Да ну? А где ваша фабрика, господин Грундиг?
Гупперт. Гупперт, с вашего разрешения. Фабрики в данный момент нет. Была. В Яблонце. Моего покойного отца. Тоже Вальтер Гупперт. Старший. Вам не приходилось слышать о фирме «Гупперт и сын»? Так сын — это я.
Ремунда. Значит, за это и выпьем?
Гупперт. Вы мне очень симпатичны, Ремунда. И я вам симпатичен?
Ремунда. Нет.
Гупперт (смешавшись). Такая откровенность мне нравится… очень…
Ремунда не отвечает.
Гупперт. Я вам, значит… не нравлюсь?
Ремунда молча пьет.
Гупперт. Ну, а мозель, по крайней мере, нравится?
Ремунда. Ничего.
Гупперт, Что ж, тогда выпьем за эти горы, господа! За эти дивные, зеленые горы! Иза аромат смолы. И за этот свежий воздух… Почему вы на меня так смотрите, Ремунда?
Ремунда. Давно не приходилось видеть живого фабриканта, господин Грундиг. Все только бывшие. Те еще встречаются.
Гупперт. Еще встречаются? Тощие?
Калоус (наконец решившись). Простите, господин Гупперт, я хотел спросить, у вас нет брата?
Гупперт. Увы, я был единственным в семье. К сожалению! Нехорошо, когда ребенок один. Правда, наследник должен быть единственным.
Ремунда. А мне всю жизнь не везло. Я никогда ничего в наследство не получал. А может, еще не поздно, и меня тоже ждет наследство? Кто ваши наследники, господин Гупперт?
Гупперт. У меня четверо детей. Лесенкой (показывает).
Ремунда. Порядочно. И все мальчики?
Гупперт. Только трое. Увы. А у Ремунды сколько?
Ремунда. Я остался холостяком.
Гупперт. И с этим имеет смысл поздравить.
Ремунда. Калоус вот мог бы быть моим сыном, я за его матерью ухаживал. Он и будет моим наследником. Калоус, хочешь быть наследником? Все получишь: одеяло, трубку, картинку с видом на каменоломню…
Гупперт. Чем же Ремунда занимается?
Ремунда. Бью камень. А иногда сторожу.
Гупперт. Камень сторожите? Разве у вас воруют камень?
Ремунда. Не говорите. Особенно крупные глыбы.
Гупперт. А заработок… ничего?
Ремунда. Хватает.
Гупперт. Это Ремунда просто так говорит, для меня, иностранца, а?
Ремунда. Ага! (Гупперт опять разливает вино.) Вот это хорошо, господин Грундиг. Такого еще не было, чтоб фабрикант меня потчевал. Итак, за ваших наследников, господин фабрикант!.. А ты чего нос повесил, Калоус? Мозель не нравится? Это тебя мавруд испортил.
Калоус. Помолчи…
Ремунда. О чем задумался? (Калоус отходит.) Итак, будем здоровы, господин Грундиг!
Гупперт. Гупперт. Что это за мавруд такой? Из Албании? Хотите рому?
Ремунда. Вино я пью только по принуждению. А вот ваш мозель был хорош.
Гупперт. Хоть и хорош, а был. Потому и был, что хорош.
Ремунда. А вы совсем не расчетливы, господин Гупперт.
Гупперт. Отец был расчетлив. Я — нет. Понял, что это ни к чему. Вы думаете, у меня в машине есть еще мозель? Нет. В самом деле нет.
Ремунда. Значит, ром?
Гупперт. Вам ром, мне кофе.
Ремунда. Калоус, бутылку рому, господину Грундигу — кофейку.
Калоус возится у стойки, даже не обернулся.
Гупперт. Было бы его собственное, он бы сразу услышал. (Калоус выходит из помещения, Гупперт стучит себе по лбу.) Он — не «того»?
Ремунда. Есть немного. Да я ведь тоже «того»… А вы?
Гупперт (совершенно серьезно). Я — «того»! Еще бы!
Ремунда. Все теперь чуть-чуть «того»… вы не находите?
Гупперт. Нормальные люди меня не интересуют. Будь я нормальным, я считал бы себя несчастным. Покойный отец был нормальный. Все вперед рассчитывал. Лет на сто пятьдесят! (Хохочет.) Просто другой тип сумасшедшего… А? И все-таки этот Калоус тронутый. Психиш…
Ремунда. Заносит его…
Гупперт. Война? Бомбы?
Ремунда. Концлагерь.
Гупперт. Ай-ай! О-о-о! Да, да! (Взглянул на часы.) И давно его Ремунда знает? А все-таки, может, он и есть его папаша? (Показывает на Ремунду.)
Ремунда. До чего вы проницательны, господин Грундиг!
Гупперт. Как-никак Ремунда ухаживал за его мама. (Незамеченным входит Калоус.) Может, этот Калоус и раньше был такой… слабоумный? Еще ребенком?
Ремунда (резко). С чего вы взяли?
Гупперт. Скажу, Ремунда. Ничего обидного тут нет. Пять лет назад я бы не сказал, а сейчас скажу. Концлагерь, если угодно знать, вовсе не вреден для нервной системы. Доказано! Скажу больше. Для сильного индивидуума лагерь был санаторием… нельзя сказать идеальным, этого нельзя сказать. Но подходящим, общедоступным. Сильный характер там закалялся. Даже иные слабые и те крепли. Что вы на меня так смотрите?
Ремунда (как бы безразлично). Это что — новая теория?
Гупперт. Старая. Заново обоснованная. Экспериментально. Единодушное заключение знатоков.
Ремунда (встает, идет за бутылкой рома, наливает в рюмки из-под мозеля. Замечает Калоуса.) Ты?..
Калоус. Я…
Ремунда. Давно?
Калоус. Пей, пей! Не теряй времени.
Гупперт. Не хочу рома, хочу спать.
Ремунда. Уже спать?
Гупперт. Я рано ложусь. Получите.
Ремунда. Господин Грундиг, за ваших сыновей!
Гупперт. Правильно. Тогда и за дочку.
Ремунда. За дочку отдельно. Хорошенькая?
Гупперт. Красавица! Волосы светлые, глаза черные. Лизелот! Сладкая Лизелот! (Каждый выпивает свою рюмку.) Ремунда, наверно, думает, что я барин… А я хожу в трактир похуже этого. И девочки там — не то чтобы совсем обычные. Рубенс! Видел Рубенса? (Показывает.) Все как одна. А трактирщик — тот вообще лучше всех. Мой бывший рехнунгсунтерофицир. Чудовищный идиот! Правда, другого типа… Шут. Не из меланхоликов. Печальный дурак — это тоска… как женщина с высшим образованием… (Смеется собственной остроте.)
Ремунда. А вы были на фронте?
Гупперт. Так и не попал. Ага, я сказал — мой рехнунгсунтерофицир. Хороший слух у Ремунды!
Ремунда. Где же вы были?
Гупперт. Не все ли равно, Ремунда, где… Тут, там, еще где-нибудь… Да ведь это же когда было.
Ремунда молчит.
Гупперт. Что было — было, Ремунда. Где же автомеханик? За Лизелот мы с вами так и не выпили. (Ремунда наливает, оба пьют.) Нет, не могу я так сидеть и пить. Ремунда не разбирается в моторах?
Ремунда. В моторах не разбираюсь. Вот если понадобится камень на могилу, я с удовольствием. В камнях я разбираюсь.
Гупперт. Благодарствую. Склеп у меня имеется. Семейный. В Яблонце… Я сейчас оттуда, заплатил за сохранность. Твердой валютой, (Смеется.) Неважно. Важно — склеп останется. Семейный.
