Наполеон (словно стареющая кинозвезда). Как это мило… Как мило… Маленький ученик Императорского лицея отдает жизнь, вместе с тетрадками, своему императору. Неплохой сюжет для песенки… Беранже, например! Надо ему подать идею. Мы совершим великие подвиги, малыш. Ты будешь по уши в славе. (Внезапно холодно.) Впрочем, я это уже говорил.
Д'Анувилль (на грани обморока). О, сир! Погибнуть за вас…
Наполеон (похлопывает его по плечу, но думает уже о другом). Посмотрим, посмотрим…
Д'Анувилль. Ах, сир, какое счастье — шагать сквозь мрак и холод, с раненой рукой, как в России… оберегать ваш сон… а если на вас нападут, умереть вместо вас… так чтобы вы даже не проснулись… и пусть потом забудут назвать вам мое имя… или быть наказанным вами, пусть несправедливо, и никогда не роптать…
Наполеон (рассеянно). Прекрасно. Прекрасно. Все это продиктовано добрыми чувствами. (Решительно переходит к другому.) Так! На чем мы остановились? Я звал Фуше. Этот дворец полон неожиданностей. Вы кто?
Д'Анувилль (оторопев, вытягивается). Лейтенант д'Анувилль, второй стрелковый.
Наполеон. Да, действительно. Ваш полк будет переформирован в кратчайшие сроки. Скажите маршалу, чтобы он пришел, как только я кончу с герцогом Отрант-ским. (Удаляясь.) Скажите ему также, что я произвожу вас в капитаны.
Д'Анувилль (скромно). Сир, у меня будет случай проявить мужество в бою. Я предпочел бы заслужить звание капитана, совершив подвиг.
Наполеон (оборачивается, слегка озадачен). Вы здесь — вот ваш первый подвиг.
Д'Анувилль (четко). Нет, сир, мне просто повезло. Счастливое совпадение. Я хотел бы сделать для своего императора нечто большее.
Наполеон холодно смотрит на него, молчит, неприятно удивленный. Наконец произносит другим тоном.
Наполеон. У вас твердые принципы, это хорошо. (После паузы.) Хотя за время своего правления я заметил, что от прохвостов больше толку. Кроме того, с ними приятно поболтать. Вот, к примеру, Фуше: не успел я арестовать его за измену, как он опять мне нужен. (Смотрит на застывшего д'Анувилля.) Вы останетесь лейтенантом, мой мальчик. (Раздраженно.) И раз уж вы решили поиграть со мной в солдатики, предупреждаю— капитаном вы станете нескоро.
Д'Анувилль. Я ничего не прошу.
Наполеон. Ах ты боже мой! Ненавижу! Я люблю покупать, когда мне этого хочется. От совести никакого проку. Последнее время за участие в кампании мои маршалы требовали кто полмиллиона, кто миллион, как актеры на разовом ангажементе. Вот это я понимаю! Так спокойнее. И я позволял им воздвигать себе памятники — для народа, который любит историю в картинках. (Вдруг, взволнованно.) Вы думаете, старый скряга Людовик дал им больше, когда они перешли к нему?
Д'Анувилль. Ваши маршалы — герои и патриоты, сир. И если они сочли должным поступить по велению сердца и совести…
Наполеон (раздраженно кричит). Говорю вам, меня тошнит от людей с совестью! Рано или поздно она становится помехой в управлении. Я люблю героев, которые меня боятся и требуют денег. Так спокойнее. Бескорыстные люди мне не по карману. (Улыбается.) Нет, толстяк не мог заплатить им больше, он был нищ, как церковная крыса. Им просто-напросто пришлось продаться за право сохранить то, что дал им я. Он получил их по дешевке. Как мою кровать. (Ходит, задумчиво.) История Франции — сплошная потасовка, кто кого… Тем она и дорога мне, вся целиком, от ханжи Робеспьера до коннетабля де Бурбона. (Ходит по комнате мягкими шагами, быстро и изящно поворачивается, руки за спиной, живот вперед.) Лейтенант, я снова беру в свои руки прекрасную Францию! (Декламирует, расхаживая.) «Ты помнишь Францию под солнцем Мессидора,/Ты, корсиканец молодой,/— Неукрощенную и полную задора…»[1](Останавливается.) Напомните-ка мне имя идиота, который это написал.
Д'Анувилль. Барбье, сир.
Наполеон. Барбье! Стансы. Смотри, какой прыткий! Надо будет о нем подумать — завтра утром, когда мой министр полиции выйдет из тюрьмы.
Д'Анувилль (печально). Ваше величество собирается подчистить свой двор?
Наполеон (пораженно). Подчистить? Это слово не пришло мне в голову. (Смотрит на д'Анувилля.) А вы не лишены таланта, малыш. Жаль только, витаете в облаках, а то бы я вас использовал. До сих пор говорили только о расправах. Это слишком резко. (Смакует.) Подчистить… В этом есть что-то гигиеническое. Недурно! У вас есть при себе таблички? (д'Анувилль протягивает ему таблички.) Надо записать. (Повторяет восхищенно.) Подчистить. (Внезапно его осеняет.) А может, промыть? Нет, грубо, напоминает о колите. (Удовлетворенно.) Подчистить. Да, и надо пометить имя этого идиота, пока я не забыл. Как вы сказали? Барбье? (Пишет, потом спохватывается и вычеркивает.) Нет! Не сразу. Нельзя начинать с писателей. Они и так слишком много о себе думают. Я отправлю его на гильотину вместе с актерами и судебными исполнителями. Там поглядим. С кого следует начать, как вы думаете? С маршалов?
Д'Анувилль. Они все перешли на сторону нового режима, сир.
Наполеон. Все как один вернулись ко мне! Дураков нет! И потом они мне нужны, мы еще повоюем. Нет, это было бы неверно. (Кричит.) Все! Кроме Мармона! Он последовал за толстяком в Ганд. (Пишет, радостно.) Вот, у нас уже есть первое имя. Герцог Рагузский. Титул я ему оставлю. Народу нравится, когда приговоренный — человек именитый. Ну, дальше? (Думает.) Талейран? Хорошо. Только этим никого не тронешь. Его хотели убрать по крайней мере при трех режимах. (Мрачнеет.) Черт побери, в конце концов вы же были здесь, когда вернулись Бурбоны! Я требую, чтобы вы назвали имена сообщников! Можете вы предложить кого-нибудь или нет?
Д'Анувилль (четко). В данном случае — нет, сир. Я могу предложить только одну жизнь — свою. Наполеон (меряет его взглядом, с отвращением). Еще и идеалист! Вам решительно повезло, что у меня нет под рукой никого другого. Мне необходимо, чтоб кто-то подавал реплики. (Восклицает.) Ну, а что касается августейшего милосердия… Вы в него верите? (Начинает с пафосом декламировать.) «Сюда, о Цинна, сядь, и трезвою душою…»
Д'Анувилль. Мне кажется, только объединение преобразит Францию. Император не может вести себя как глава группировки.
Наполеон. Друг мой, мы не в театре. А если и в театре, то играем не трагедию, но мелодраму, как на бульваре Тампль. Я — актер исторической драмы. Я работаю не на горстку избранных, а на всю Францию! На Францию мидинеток, которые умиляются, ничего не понимая в пьесе, на Францию трудяг, обожающих освистать с галерки предателя, предварительно опрокинув стаканчик. Я отвечаю перед своей публикой. Ваш Людовик мог вернуться на девятнадцатый год своего мнимого правления, выпятив брюхо, надев корону, и заявить: «Кто старое помянет…», включая смерть братца. Очень благородно. Но такой фортель мог выкинуть только законный наследник, хотя он все равно не справился. Никто и спасибо ему не сказал. Но, может быть, моему сыну, этому блондинчику — весь в Габсбургов! — случится сыграть подобную роль, если… все пойдет нормально. Ах, будь я собственным сыном! Все было бы куда проще… (Спохватывается, жестко.) Но я создавал себя сам, засучив рукава! Меня хотят видеть в другой роли. Вы замечали, у великих актеров вечно одни и те же штучки. Они заставили полюбить себя в определенном амплуа и уже не могут от него отказаться. Иначе — прощай, успех! Я хочу быть грозным. Как после казни Энгиена. Вы тогда еще под стол пешком ходили… (Смакует.) Знали бы вы, какое безмолвие царило тогда в Париже… Слышно было, как шпики крадутся. Я люблю безмолвие страха. Они тоже. Франция всегда дерет глотку, когда получает свободу, но совершенно не умеет ею пользоваться. И счастлива, когда у нее поджилки трясутся. Если бы этот тюфяк Людовик понял… Впрочем, это уже другая история. (Задумывается.) Хотя есть нюанс… Я не призову в Париж пока ни императрицу, ни римского короля. И обойдусь без двора. Мои братья рухнули, как карточные короли, — они ими и были. Пусть валяются, я не стану их подымать. Сейчас я разыграю карту Революции. (Радостно.) А это идея, молодой человек! Вот мой главный козырь против толстяка Луи! Дошло? Паперть церкви Сен-Рок еще помнит мои пушки! Я — щуплый генерал, вынырнувший на поверхность в Тулоне. Они у меня попляшут! (После паузы.) И уж потом взнуздаю Францию, эту «кобылу дикую», как сказал наш идиот. Оп-ля! (Делает соответствующее движение. Смеется, но прекращает, видя застывшего д'Анувилля.) Я люблю, чтобы мои приближенные смеялись вместе со мной. Вам не смешно?
