Николай Гумилев - Отравленная туника

Ну, милый сын, что ты на это скажешь?

Просителя я видел, он по нраву
Пришелся мне и взором ястребиным,
И грудью крепкой, словно медный щит.
Со мной он говорил немного странно,
Но я его простил. О мой отец,
Ты мне позволишь так назвать тебя,
Пошли в Аравию свои дружины,
Пусть он их поведет, и пусть на месте
Сожженного родимого селенья
Он город выстроит себе высокий
С фонтанами, садами и дворцами.
Я нынче слишком счастлив и хочу,
Чтоб были счастливы другие тоже.

Нет, вижу я, не юношам влюбленным
Решать дела державного правленья.
Быть может, этот странник и сумеет
Водить войска, одерживать победы,
Прославить императорское имя,
Но кто, скажи, нам может поручиться,
Что после не пробудится в нем кровь,
Кровь дикаря, влюбленного в свободу,
Считающего рабство униженьем,
И что победу он не обратит
На выгоду своей страны, не нашей?
Нет, сын мой, византийские полки
Вождя иного, лучшего достойны.
Ты поведешь их, вечный победитель,
Муж дочери моей любимой, Зои.
Назавтра свадьба, и в поход с собой
Ты увезешь и юную царицу,
А свадебный подарок мой, тунику,
Которая доселе не готова,
Возьмешь по окончании похода.

Но этот странник хочет мести. Он,
Забытый нами, может быть опасен.

Тогда пускай он остается здесь
Заложником под стражею, на случай
Какой-нибудь неведомой измены.

Царевна, мне сказали, ты согласна
Со мной увидеться… но, может быть,
Неправда это? Я уйду…

Останься!

Широкий ветер сбил буграми пену,
Босфор весь белый… Как бы мне хотелось
Теперь уехать далеко.

Куда?

Не знаю! Я еще страны не видел,
Где б звонкой птицей, розовым кустом
Неведомое счастье промелькнуло.
Я ждал его за каждым перекрестком,
За каждой тучкой, выбежавшей в небо,
И видел лишь насмешливые скалы
Да ясные, бесчувственные звезды.
А знаю я – о, как я это знаю! –
Что есть такие страны на земле,
Где человек не ходит, а танцует,
Не знает боли милая любовь.

А разве, если любишь, больно?

Да.

А если на небе горят Плеяды,
Как украшения на женском платье?
А если чаши влажных белых лилий
Виденьями поднялись из воды?

Не знаю, что ты говоришь.

И я
Не знаю… мне приснилось это…

Зоя!
Уедем вместе, здесь мне душно, Зоя!
Здесь люди хмурятся, хотят чего-то
И говорят не об одной любви.
Да и твоим глазам, должно быть, больно
Всегда смотреть на яшмовые стены
И холодно от мрамора ногам.

А ты умеешь ездить на верблюде?
Умеешь убивать морских чудовищ?
Ко мне пробраться можешь, словно змей,
Когда кругом дозором ходят братья?

Нет братьев у тебя.

А ты мне скажешь,
Что у меня глаза, как у газели,
Что жарок рот мой, что с моею грудью
Сравнятся блеском только зеркала?

Араб! Ответь, ты видела араба?
Пришелец хмурый говорил с тобой?
О, да, я знаю, что слова такие
Лишь он единый мог тебе сказать!
Вот ты дрожишь, как пойманная птица,
И смерть в моей душе… О Зоя, Зоя,
Молю тебя, ответь мне только правду,
Скажи, что он не говорил с тобой!

Ах, я не знаю, с кем я говорила:
Высокий, он казался мне виденьем,
Его глаза светились, словно звезды,
Его уста краснели, словно роза,
А речь звучала, как биенье сердца.

Не правда ли, земли он не касался
Ногой и за спиной дрожали крылья?

Мне кажется, что да.

Так то был ангел!
Ведь ты святая, Зоя, и, конечно,
Слетают небожители к тебе.
Как ты бледна! Мне нестерпимо видеть
Тебя такой, в свою опочивальню
Вернись скорей и между часословов,
Цветов и ангелов, на чистом ложе,
Вкуси покой; но прежде, умоляю,
Прости меня!

Мне незачем прощать.

Императрица!

Я искала Зою,
Я думала, ты с нею говоришь.

Царевна утомилась разговором
И только что покинула меня.

Так, так! Уже до свадьбы утомляешь
Невесту ты, любовник несравненный!
Скажи, о чем же говорил ты с Зоей?

Прости, императрица, но мне больно
Услышать это трепетное имя
Из уст, которые не сознают
Всего чудесного, что в нем сокрыто.

Ко мне несправедлив ты, я люблю
И Зою и тебя любовью нежной.

Ни я твоей не чувствую любви,
Ни Зоя. Разве ты мне говорила
О дивной прелести ее, о неге
Ее правдивых глаз и смелых губ,
Об ангелах, какие к ней приходят?

А что, день свадьбы Кесарем назначен?

На завтра.

Ну, я рада за тебя!
Об ангелах я, право, не слыхала,
А о других… Да что и говорить!

Императрица, ни царевны Зои,
Ни сердца полного любовью к ней
Такою речью ты смутить не можешь.

Смутить? Но есть ли что-нибудь дурное
В том, что с арабом повстречавшись, Зоя
Наслушалась певучих небылиц?

С арабом?

Да, и он ей пел так сладко
О чудищах морских и о верблюдах,
И о своих любовных приключеньях
И, кажется, хотел поцеловать.
Но Зоя не позволила, конечно.

С арабом! Так она мне солгала!

Как ты ревнив! Подумай, он же странник,
Несчастный нищий, ты же царь, хоть, правда
Красив он и красивее тебя.
Он может сердце девичье встревожить
Речами хитрыми, присниться ночью
Сияющим, как ангел золотой,
Заставить плакать и бледнеть от страсти;
Но девушка разумная не станет
Любить неведомого пришлеца.

Оставь меня теперь, ты слишком больно
Мне сделала, и все ж я верю в Зою,
Я умер бы, когда б не верил ей!
Но тот араб мое узнает мщенье,
Ему бы лучше было не родиться…

Смотри, он входит. Сделай, что сказал!

Ага, ты здесь, я требую, ответь!
Ты отправляешься вождем к отряду?
Мне евнух все открыл. Ты мог посметь!
Украл мою последнюю отраду!

Ты с Зоей говорил наедине,
А мне сказал, что ты ее не видел!
Я думал, что ты тигр, а ты гиена,
Прикрытая тигриной пестрой шкурой.

Ты низкий вор, а упрекаешь сам,
У нищего ты отнял корку хлеба!
Ты думаешь, что так я и отдам
То мщенье, что я выпросил у неба?

Нечистыми губами ты шептал
Слова нечистые царевне Зое,
И эти наглые глаза смотрели
В безгрешные, как рай, ее глаза.

Несчастная Аравия моя,
Ужель я сделался твоей бедою?
Бальзам для язв твоих готовил я,
А он, чужой, что сделает с тобою?

Я разорю дотла твою страну,
Колодцы все засыплю, срою стены,
Я вырублю оазисы, и люди
Названье самое ее забудут!
А ты, ты будешь гнить в цепях, в тюрьме,
Ты даже старцем из нее не выйдешь.
За корку черствую, что раз в неделю
Тебе дадут, меня благословишь.

Убей меня скорей!

Убить тебя?
Я низкой кровью рук не запятнаю,
Я убиваю только благородных.

Нам дан закон не отомщать обиды,
Припомни, царь, что ты христианин.