Николай Гумилев - Отравленная туника

Нам дан закон не отомщать обиды,
Припомни, царь, что ты христианин.

Да, как сказал я, так и будет! Стража
Его сегодня ж вечером возьмет.
Таким, как он, не место на свободе,
Где солнце светит, где дела свершают
Великие и девушки проходят
Подобные моей невесте Зое.

Возлюбленный мой Кесарь, значит, завтра
Царь Трапезондский и царевна Зоя
Венчаются, а мстительный араб
Не войско получает, а оковы?
Я рада, только мне порою больно,
Что узнаю я о твоих решеньях
Не из твоих спокойных, строгих губ,
В глухих ночах целованных так много,
А лишь от евнуха, от приближенных
Да от болтливых ветреных служанок.

Ты знаешь, как стремился я найти
В тебе помощницу делам правленья,
Как верил я в тебя и как любил
И как потом жестоко обманулся.
Ты не жена, ты женщина, и только!
Пускай другие могут забывать,
Но я, я ничего не забываю.

Ну вот, опять ты повторяешь басни,
В которые уже никто не верит.
Отец мой был сенатором – бумаги
(Возьми их у хранителя печати,
В них нет подделки, что б ни говорили)
Доказывают это слишком явно.

Мне всё равно, кто был твоим отцом,
Ведь я твой муж, и этого довольно!
О чем я говорю, ты догадалась?

Все женщины такие ж.

Нет, не все!
Мать Зои, словно лилия Господня,
Небесною сияла чистотой,
И Зоя ей подобна.

Так араба
Под стражу?

Да.

Прости меня, прости!
Я десять лет была твоей женою,
И ты за эти десять лет не можешь
Меня, жестокий, упрекнуть ни в чем.

Нечистой ты взошла ко мне на ложе.

Нечистой, да! Но знаешь, почему?
Лишь потому, что я любила много
Тебя, мой Кесарь, мой орел державный!
Я девочкой мечтала о тебе
И прятала твое изображенье.
Когда к ристалищу шел царский поезд,
Кто оторвал бы от окна меня?
Я подкупила твоего раба,
И он мне раз принес песку из сада,
Где вечерами ты бродил один,
О благе Византии размышляя.
Но годы шли, и закипала кровь
Во мне, и наконец я повстречала
Того, кто был и взглядом и осанкой
И даже голосом во всем подобен
Тебе, тебе… В народе говорили,
Что мать его покойный твой отец
Однажды ночью взял к себе на ложе.
Ты был далеким, чуждым, недоступным,
А он бледнел и таял от любви.
Я отдалась, но только раз, не больше.
Клянусь! И вскоре после умер он,
В Иллирии в твоих войсках сражаясь.

Но после ты была в Александрии,
И слухи смутные идут о том.

В Александрию к одному святому
Отшельнику мой духовник Панкратий
Послал меня замаливать мой грех.

Есть поговорка старая, что, если
Подозревают женщину во лжи,
Всегда ее подозревают мало.

Так прогони меня! Сними немедля
С меня мой сан. Что мне он без любви?
И пусть, как прежде, из окна я буду
За царским поездом твоим следить.
Ты изменился, я осталась та же,
Я – девочка, влюбленная в тебя.
Ударь меня и прогони.

Дитя!

Ужели бы я так могла любить,
Когда б тебя я не любила вечно?
Ты ласков вновь со мной; забудем, хочешь,
Раздоры, ревность, будем жить для счастья
И нашего, и всей державы нашей,
Таинственно дарованной нам Богом.
Дай мне твой перстень, тот, с которым можно
И отдавать повсюду приказанья,
И отменять их именем твоим.
Дай мне его залогом примиренья,
Как ты уж мне его давал когда-то
Любви залогом, и я буду верить,
Что я действительно твоя подруга.

Я знаю всё, я рук твоих касаюсь,
И кровь, что греет их, мне шепчет тайны,
На грудь твою прилягу, и биенье
Мне сердца твоего, как речь, понятно.
Я знаю, что отравлена туника,
Туника Трапезондского царя,
Но не сужу тебя, а покоряюсь.
По мне, убей святого Патриарха
И манихейское восславь нечестье,
Я за тобой пойду повсюду, если
Я буду знать, что я близка тебе.

Дитя, дитя.

И уходи теперь!
В моей душе сейчас такое счастье,
Что я должна молиться.

Я с тобою
Охотно тоже помолюсь.

Ну, нет!
Ко мне придет игуменья святая,
И ей с мужчинами нельзя встречаться.

Да вот она. Скорее уходи.

О, госпожа, мне передал твой мальчик,
Что ожидаешь ты меня, и я
Явился, но старик безумный этот
Меня пытался заключить в оковы.
Я воина убил, и вот я здесь…
Весь этот город полон вероломства…

Императрица, Кесарь приказал,
И я исполнить должен; умоляю,
Войди к себе, чтобы твоим глазам
Не оскорбиться зрелищем насилья.

Постой!

Скажи, ты что-нибудь решил?

Решил я с жизнью лишь продать свободу.

Царь Трапезондский настоял в совете,
Чтоб ты был взят немедленно под стражу.

Царь Трапезондский! Я его убью!

Убьешь? Но здесь не южная пустыня,
И, наконец, тебя сильнее он.

Ну что же, госпожа, сама ты видишь,
Что этот зверь опасен на свободе.
Молю тебя, позволь мне взять его.

Постой еще мгновенье!

Разве кровью
Смываются подобные обиды?

А чем они смываются еще?

Прости, я должен взять его.

Вот перстень!
Ты знаешь, что обозначает он.
Араб не будет заключен в оковы,
Противны мне насилие и злоба,
Я исцелю евангельскою правдой
Его грехом взволнованную душу.
Оставь же нас теперь!

Я повинуюсь.

Теперь ты веришь, что во мне найдешь
Надежную заступницу?

Я верю,
Что льву всегда сопутствует гиена.

Ты волен оскорблять меня, с арабом
Мне не к чему хранить величье сана.

Веди меня, учи меня, я твой.

О чем ты говоришь со мной?

О Зое!
Я до сих пор забыть ее не мог,
О ней я вспоминаю неустанно,
Так маленький, так красный огонек
Лизнет, исчезнет, а на теле рана.

Не понял ты, что я с тобой шутила.
Не обольщают кесареву дочь.

Так я один найду свою дорогу.
Прощай!

Постой, куда ты, так нельзя!
Ведь глупостей наделаешь ты столько,
Что не поправить их и во сто лет.
Но всё ж мне нравится твоя горячность,
Арабская, бунтующая кровь.
Когда б я не была императрицей,
То я б тебя, наверно, полюбила.

Прощай, к чему слова пустые эти?

А вот к чему: быть может, надлежит
Преступные намеренья оставить
И Зою пощадить. Она невеста
И любит Трапезондского царя.

Царевна любит?

Кажется, они
Уже близки. Она, по крайней мере,
Твои слова поведала ему,
Как хвастал ты, как унижался после,
И он сердился, а она смеялась.

Хитришь, императрица, ясно вижу,
Что ты хитришь. Обманывай других,
Детей и стариков, в тебя влюбленных,
Сановников лукаво-раболепных,
Но не меня, бродягу из пустыни,
Который верит только облакам,
Да самому себе, да спетой песне.
Ты хочешь страсть мою разжечь? Напрасно!
Она и так горит лесным пожаром,
И я теперь как тетива у лука,
Натянутая мощною рукой.
Я раз переменил мое решенье
И не могу в другой переменить.