Генрих Клейст - Пентесилея

Ахилл погиб!

Что делать нам, друзья?

Друзья, смотрите, что́ там над горой?
Не голова ль то воина в доспехах?
Не шлем ли, конской гривой осененный?
Не шея ли могучая под ним?
Не плечи ли и руки в блеске стали?
Не грудь ли, под которою на солнце
Сверкает пояс золотой? Глядите!

Кто это?

Кто? Я сплю иль нет, данайцы?
Уже я вижу лысины на лбах
Четверки жеребцов, и лишь копыта
Еще не появились из-за скал.
А вот теперь видна на горизонте
Вся колесница, яркая, как солнце,
Всходящее в погожий вешний день.

Победа! То Ахилл, то сын богини!
Он сам своею колесницей правит!
Спасен!

Да не померкнет ваша слава
Вовеки, боги! — Одиссей! — Где он?
Позвать живей сюда царей аргивских!

Он к нам, данайцы, мчится?

Ох, гляди!

Что там?

Дыханье у меня пресеклось.

Да говори же!

О, как туго он
Напряг поводья левою рукою!
Как хлещет он божественных коней
Бичом, чей свист их горячит так сильно,
Что под копытами дрожит земля!
От морд валит так густо пар, что мог бы
Он и один влачить всю колесницу.
Олень, спасаясь, не быстрей бежит!
Не видит больше взгляд отдельных спиц.
Затем что слились в круг сплошной колеса.

Но сзади…

Что?

По склону той горы…

Пыль…

Пыль клубится грозовою тучей.
А перед ней, как молния…

О боги!

Сама Пентесилея!

Кто?

Царица!
За отпрыском Пелея по пятам
С толпою дев своих она несется.

Мегера обезумевшая!

К нам!
К нам, богоравный, бег спеши направить!
К нам!

Посмотрите, как она ногами
Чубарому коню бока сжимает!
Как воздух, преграждающий ей путь,
Она, припав к луке, глотает жадно!
Летит, как будто с тетивы сорвавшись,
Неотвратимей нумидийских стрел![39]
Как стае псов дворовых за борзой,
Ее дружине не поспеть за нею.
На шлеме грива — отстает и та!

Она к Пелиду близко?

Близко.

Нет.

Увы, данайцы — близко! Пожирает
Скакун царицы с каждым новым шагом
Кусок пути меж нею и Пелидом.

Клянусь Олимпом, нашею защитой.
От них до нас сравнялось расстоянье.
Уже бросает пыль из-под колес
В лицо Пентесилее встречный ветер,
И комьями земля из-под копыт
Ее стремительного иноходца
Уже летит к Ахиллу в колесницу.

А он ее, гордец безумный, дразнит!
Сворачивает он, берет в объезд.
Наперерез несется амазонка.
Путь прегражден!

Спаси его, о Зевс!
Она с ним поравнялась. Тень ее,
Такая исполинская на солнце,
Его закрыла.

Нет, он ускользает.

Он круто и внезапно повернул
Свою четверку.

И опять к нам гонит!

Ну и хитрец! Провел Пентесилею!

Ого, смотрите — мимо колесницы
Она промчалась!

Вскинулась в седле,
Подпрыгнула…

Упала!

Что?

Упала!
Одна из дев свалилась на нее…

Вторая…

Третья…

И еще одна!

Так, значит, падают?

Да, друг за дружкой.

Как угли пережженные в костре,
Смешались в кучу всадницы и кони.

Да станут пеплом!

Сквозь густую пыль
Проблескивают латы и оружье,
Но больше ничего не различить.
Из дев и разномастных лошадей
Такой клубок там свился, что едва ли
Был беспорядочней первичный Хаос.[40]

Но ветром потянуло. Пыль редеет,
И вот одна из рухнувших встает.

Какая суета и оживленье!
Как ищут девы дротики и шлемы,
Что по полю далеко раскатились.

Но три коня и всадница лежат,
Как мертвые.

А это не царица?

Пентесилея, то есть?

Что? Царица?
Нет, не она, — пусть мне глаза откажут!
Стоит царица.

Где?

Да говори же!

Клянусь Кронидом[41], там же, где упала, —
Под тем вон дубом. Шлема нет на ней.
Она над иноходцем наклонилась
И, кудри отведя рукою правой,
Со лба стирает левой кровь иль пыль.

Она, свидетель Зевс!

Цела!

И кошка
Издохла б, так упав. А ей все сходит.

Но где ж Пелид?

Богами он храним.
Он вырвался вперед на три полета
Стрелы. Теперь его настичь царица
Лишь взором может. Мысли о погоне
В ее груди пресеклись, как дыханье.

Победа! Одиссей идет на помощь!
Вон там на солнце из лесного мрака
Все войско греков чередой выходит.

Что? Одиссей? И Диомед? О небо!
Далеко ли до них еще Ахиллу?