Маргарита (в сторону, уходя). Экий дикарь!
Лунардо (раздраженно). Будет конец или нет?
Маргарита (в сторону). Вот животное!
(Уходит.)
Лунардо, потом Маурицио.
Лунардо. Ушла! Добром с этим бабьем ничего не поделаешь, надо на них покрикивать. Ведь я ее люблю, положительно люблю, но у себя в доме я — голова, и другой воли быть не может.
Маурицио. Мое почтение, синьор Лунардо.
Лунардо. Милости прошу, синьор Маурицио, милости прошу.
Маурицио. Ну, с сыном я говорил.
Лунардо. Сказали ему, что хотите женить его?
Маурицио. Сказал.
Лунардо. А он что?
Маурицио. Говорит, что жениться готов, но хотел бы взглянуть на невесту.
Лунардо (сердито). Нет, нет. Это в наши условия не входило.
Маурицио. Ладно, ладно, не гневайтесь. Мальчишка сделает все, что я прикажу.
Лунардо. Приданое, с вашего разрешения, готово, скажем по справедливости. Я обещал вам шесть тысяч дукатов — шесть тысяч вы и получите. Хотите — цехинами и серебряными дукатами, пополам, хотите — чеком на банк, как угодно.
Маурицио. Денег мне не надо, дадите свидетельствами казначейства или поместите в банк на самых выгодных условиях.
Лунардо. Отлично! Все сделаем, как вам угодно.
Маурицио. Да на тряпки денег не тратьте, этого я не хочу.
Лунардо. Отдам ее вам, в чем есть.
Маурицио. Какие-нибудь шелковые платья у нее есть?
Лунардо. Да, есть всякий хлам.
Маурицио. У себя в доме, пока я жив, никаких шелков я не желаю; придется ей ходить в шерстяном платье, и чтобы никаких там кринолинов, чепчиков, сережек, буклей, папильоток на лбу…
Лунардо. Браво, браво! Вот это по-моему. А какие вы ей дадите драгоценности?
Маурицио. Я ей даю хорошие золотые браслеты, а к празднику подарю ей украшения, которые остались от покойной жены, и пару жемчужных серег.
Лунардо. Очень хорошо. Только смотрите не делайте глупостей, не отдавайте их переделывать по моде.
Маурицио. Что я, с ума сошел? Какая еще мода? На драгоценные вещи всегда мода. Что ценнее — бриллианты или оправа?
Лунардо. Однако в наши дни, скажем по справедливости, на оправу тратят кучу денег.
Маурицио. Вот именно. А если каждые десять лет переделывать оправу, то в течение ста лет каждая вещь обойдется вдвое дороже.
Лунардо. Мало теперь людей, которые думают, как мы с вами.
Маурицио. И мало теперь людей, у которых было бы столько денег, как у нас с вами.
Лунардо. А еще говорят, что мы не умеем пользоваться жизнью!
Маурицио. Несчастные! Что они понимают? Они в наших сердцах не читали. Они воображают, что на их радостях свет клином сошелся. Ах, дорогой кум, что может приятнее, чем жить вот так, когда можно сказать себе: у меня есть все, что мне надо, ни в чем я не нуждаюсь и в любую минуту могу истратить сотню цехинов.
Лунардо. Вот именно! И при этом еще кушать в свое удовольствие то ли хорошего каплуна, то ли хорошую пулярку, то ли хороший телячий бок.
Маурицио. И все это наилучшего качества, и притом дешево, потому что за все платится наличными.
Лунардо. И у себя дома, без шума, без помехи…
Маурицио. В своей семье, без лизоблюдов…
Лунардо. Так, чтобы никто за нашими делами не подсматривал.
Маурицио. И мы — полные хозяева у себя дома.
Лунардо. И жены у нас тише воды, ниже травы.
Маурицио. И дети пикнуть не смеют.
Лунардо. Да, да; так и у меня дочка воспитана.
Маурицио. А мой сын — прямо жемчужина. Гроша даром не истратит, не бойтесь.
Лунардо. Моя девчонка все умеет делать, я ее приучил хозяйничать, вплоть до мытья посуды — все на ней.
Маурицио. А я не хотел, чтоб мой сын путался со служанками, и потому так приучил его, что он сам себе и чулки штопает, и заплаты на исподнее кладет.
Лунардо (смеясь). Браво, браво!
Маурицио (смеясь). Честное слово.
Лунардо. Ну, так сыграем же эту свадебку, свалим ее с рук! (Потирает руки и смеется.)
Маурицио (так же). В любой момент, кум!
Лунардо. Значит, жду вас к обеду, как я уже говорил вам. У меня на жаркое — сладкое мясо, и как приготовлено!
Маурицио. Отдадим ему честь.
Лунардо. Кутнем!
Маурицио. Повеселимся!
Лунардо. А еще говорят, что мы дикари!
Маурицио. Болваны!
Лунардо. Дурачье!
(Уходят.)
Комната в доме синьора Симона. Марина, Филипетто.
Марина. А, племянничек! Каким это чудом вас занесло ко мне?
Филипетто. Освободился в конторе и по дороге домой забежал к вам поздороваться.
Марина. Молодец, Филипетто! Хорошо сделали. Садитесь. Не хотите ли закусить?
Филипетто. Спасибо, синьора тетушка, я на минутку, надо торопиться домой. Если синьор отец меня дома не застанет — беда мне!
Марина. Вы скажете, что были у тетки в гостях. Неужели он рассердится?
Филипетто. Ох, если бы вы знали: вечно кричит, свободной минуты мне не дает.
Марина. С одной стороны, он правильно поступает, но к тетке он должен был бы вас пускать.
Филипетто. Я ему говорил, но он нигде не позволяет мне бывать!
Марина. О, так это чудище под пару моему супругу!
Филипетто. А синьор дядюшка Симон дома?
Марина. Сейчас его нет, но должен вот-вот явиться.
Филипетто. Он тоже, как увидит меня здесь, раскричится.
Марина. Ну и пусть себе кричит! Хорошее дело! Вы мой родной племянник, сын моей сестры; с тех пор как бедняжка умерла, у меня, кроме вас, другой родни не осталось.
Филипетто. Но я бы не хотел, чтобы у вас из-за меня были неприятности.
Марина. О, сынок, за меня не извольте беспокоиться, он мне слово, я ему десять. Я бы совсем пропала, если бы поступала иначе. Он из-за всякого пустяка орет. Во всем мире, думается, не найти другого такого деревенщину, как мой муженек.
Филипетто. Неужели хуже моего отца?
Марина. Вот уж не знаю, кто кого перещеголяет.
Филипетто. Ни разу, ни разу, с тех пор как я себя помню, он мне не позволил ни малейшего развлечения. В будни — сплошь работа: и в конторе, и дома. В праздник — сделай, что полагается, и сейчас же домой. Всюду, по его приказу, меня сопровождает слуга. Вот и сегодня я уговорил слугу зайти сюда. Ни разу не удалось погулять ни на Джудекке,[6] ни в Кастелло;[7] за всю жизнь я едва ли побывал три-четыре раза на площади святого Марка. Он хочет, чтобы я жил точь-в-точь, как он сам, до вечера в конторе, потом ужинать, а в десять часов в кровать — и прощайте!
Марина. Бедный мальчик, мне поистине жаль вас.
Филипетто. Довольно! Может быть, теперь это переменится?
Марина. Вы уже вошли в разум, пора дать вам немного свободы.
Филипетто. А вы ничего не знаете, синьора тетушка?
Марина. О чем?
Филипетто. Вам батюшка ничего не говорил?
Марина. Я его давным-давно не видала.
Филипетто. Значит, вы ничего не знаете?
Марина. Ничего. А разве есть что новое?
Филипетто. Если я вам скажу, вы не расскажете батюшке?
Марина. Ничего не скажу, будьте спокойны.
Филипетто. Ой, смотрите, скажете!
Марина. Да ну, говорят вам — не скажу!
Филипетто. Так слушайте: он меня женить хочет!
Марина. Правда?
Филипетто. Сам мне сказал.
Марина. И невесту приглядел?
Филипетто. Да.
Марина. Кто же такая?
Филипетто. Я вам скажу, только, дорогая тетушка, не выдавайте.
Марина. Ну, не сердите меня! За кого вы меня принимаете?
Филипетто. Это дочка синьора Лунардо Кроццола.
Марина. Так, так. Знаю ее. То есть не ее знаю, а ее мачеху, синьору Маргариту Саликола, на которой он женат вторым браком. А сам он — приятель моего мужа и такой же дикарь, как он. Но и они оба два сапога пара — и свекор, и тесть… А вы девушку видели?
Филипетто. Нет, не видел.
Марина. Он вам даст на нее посмотреть, прежде чем будет подписан контракт?
