Бетти. Да, и о долговязой, сухопарой леди, которая все спрашивала обо всех: «Это человек нашего круга?»
Гордон(вполне искренне). У меня не было другого такого счастливого дня, и нам такого уже не видать.
Роберт. Да, это был дивный день. Хотя я никогда не думал, что ты будешь так переживать.
Фреда. Ни ты и никто другой таких переживаний и предположить не мог. Похоже, Гордон решил биться в истерике всякий раз при упоминании имени Мартина.
Бетти. Мне кажется, все дело в крепком бренди. Неудивительно, при таких огромных рюмках. Вино ударило ему в голову.
Гордон. А куда ему еще, по-твоему, надлежало ударить?
Роберт(Фреде). Так, стало быть, ты утверждаешь, что в ту субботу в начале июня Олуэн в последний раз посетила коттедж Мартина?
Фреда. Да, и я знаю, что у него тогда еще не было этой папиросницы.
Роберт. Он бы нам ее показал, будь она у него. И действительно, я не помню, чтобы когда-нибудь видел эту вещь у него в коттедже. Ну, а вы, Олуэн?
Олуэн(с неопределенной улыбкой). Что – я?
Роберт. Черт возьми, вы-то что можете сказать?
Олуэн(снисходительно улыбаясь). Вы настоящий ребенок, Роберт. Надеюсь, я не на скамье подсудимых или лавке для свидетелей.
Мисс Мокридж. О, нет, нет, пожалуйста. Не обманывайте наших ожиданий.
Бетти. Вы же знаете, Олуэн, приезд в коттедж к Мартину в субботу был не последним вашим посещением этого дома. Вы разве не помните, как мы с вами в следующее воскресенье, после обеда, ездили туда, чтобы поговорить с Мартином относительно этих маленьких гравюр?
Олуэн. Помню.
Роберт. Да, правильно.
Бетти. Но я не помню, чтобы он нам показывал эту папиросницу. Я ее действительно никогда раньше не видела.
Стэнтон. А я не видел ее и видеть не хочу. Никогда не слышал, чтобы подымалось столько шума из ничего.
Фреда. Я бы не была столь категорична, как вы, Чарлз. К тому же могу сообщить – хотя бы только для того, чтобы покончить с этим, – Мартин никак не мог показывать этой папиросницы в воскресенье, потому что ее у него тогда еще не было.
Стэнтон(не без некоторого ехидства). Похоже, вам очень многое известно относительно этой коробки, Фреда?
Гордон. Это как раз то, что я хотел сказать. Откуда такая осведомленность?
Бетти(торжествующе). Я знаю откуда. (Фреде). Вы ее ему подарили.
Все смотрят на Фреду.
Роберт. Это правда, Фреда?
Фреда(невозмутимо). Да, я ее ему подарила.
Роберт. Странно! Я хочу сказать, странен не сам по себе подарок какой-то папиросницы – почему бы тебе и не подарить. Странно, что ты никогда об этом не упоминала. Когда ты ему ее подарила? Где раздобыла?
Фреда(по-прежнему с полным самообладанием). Это тоже все очень просто. Помнишь день накануне той ужасной субботы? Ты был тогда в городе, и я приехала туда на один день. Там-то я случайно и увидела эту шкатулку в антикварном магазине. Мне она показалась занятной и стоила довольно дешево, я и купила ее для Мартина.
Роберт. Магазин сам отправил ее Мартину в Фоллоус-Энд – так, что ли? Поэтому он не мог получить ее раньше той роковой субботы?
Фреда. Да.
Роберт. Тогда понятно.
Гордон. Прошу прощения, Фреда, но все это совсем не так очевидно, как вы говорите. Вы не должны забывать, что я как раз был у Мартина в коттедже утром в ту субботу.
Роберт. Ну, так что же?
Гордон. А то, что я был там в то время, когда с почты вместе с письмами пришли посылки. Помню, Мартин получил посылку с книгами от Джека Брукфильда, – я не могу забыть ни одной подробности того утра, да и вы бы не забыли, доведись вам пройти через этот проклятый допрос, как мне, – но шкатулки там не было.
Фреда. Наверно, ее прислали не с утренней, а с дневной почтой, только и всего. Какая разница?
Гордон. Конечно, никакой, дорогая Фреда, за исключением лишь той маленькой разницы, что в Фоллоус-Энд посылки никогда не приходят с дневной почтой.
Фреда. Нет, приходят.
Гордон. Нет.
Фреда(резко). Откуда вы знаете?
Гордон. Потому что Мартин всегда ворчал по этому поводу и жаловался, что вечно получает книги и рукописи с опозданием на день. Эта папиросница не была прислана утром, я сам присутствовал при вскрытии почты, ее не могли доставить и с дневной почтой. Фреда, я не верю, что магазин вообще когда-нибудь отправлял эту шкатулку. Вы сами свезли ее Мартину. Так ведь было?
Фреда(в порыве раздражения). Вы просто глупы, Гордон.
Гордон. Возможно. Но не забывайте, не я это все начал. И все же, ведь вы привезли ее Мартину?
Роберт. Правда это?
Фреда(быстро опомнившись, сдержанно). Ну, что же, если вам так хочется знать, – да, я привезла.
Роберт. Фреда!
Гордон. Я так и полагал.
Роберт(пораженный). Но, Фреда, если ты отправилась в коттедж, чтобы вручить Мартину шкатулку, уже после ухода оттуда Гордона, ты должна была видеть Мартина позже, чем кто бы то ни было, то есть за несколько часов до того, как он… как он покончил с собой.
Фреда. Да. Я видела его в промежутке между дневным чаем и обедом.
Роберт. Но почему ты раньше ничего об этом не говорила? Почему не выступила в качестве свидетельницы? Ты могла бы дать показания.
Фреда. Да, могла, но ради чего? Кому это пошло бы на пользу? Достаточно неприятно было и то, что Гордону пришлось пройти через это…
Гордон. Это было ужасно!..
Фреда. Если б я могла помочь Мартину, я бы это сделала. Но это никому не могло принести пользы.
Стэнтон. Верно. Вы были совершенно правы.
Роберт. Да, это я могу понять. Но отчего ты мне ничего не сказала? Почему скрыла, почему скрывала до сих пор, – ты ведь была последним человеком, который разговаривал с Мартином.
Фреда. А разве я была последней?
Роберт. Очевидно.
Фреда. Ну, а как же тогда Олуэн?
Роберт. Олуэн… ах да, папиросница!
Фреда. Да, именно, – папиросница. Мартин получил ее только после чая в ту субботу, а Олуэн призналась, что он показывал эту папиросницу ей.
Бетти(которой явно неприятно все это разбирательство). Ничего подобного, она сказала лишь, что видела, возможно, похожую, и я предлагаю поверить ей и покончить с разговорами.
Мисс Мокридж. Нет, нет, миссис Уайтхауз.
Бетти. Нет, да. А то чем дальше, тем все хуже и хуже.
Стэнтон. И я поддерживаю предложение покончить с этим.
Роберт. А я – нет!
Бетти. Но, Роберт…
Роберт. Мне очень жаль, Бетти… и хотя к вам это не имеет отношения и никак не может затронуть… но Мартин был моим братом и мне не нравится весь этот туман. Я имею право знать все.
Олуэн. Хорошо, Роберт. Но вам обязательно знать все теперь?
Фреда(холодно). Я лично не вижу в этом необходимости. Как не видела необходимости и в том, чтобы меня допрашивали для явного развлечения всех присутствующих. Но поскольку теперь ваша очередь, Олуэн, я не сомневаюсь, что Роберт будет не столь суров.
Роберт. Не понимаю, зачем ты это говоришь, Фреда.
Олуэн. Я уверена, что вы не понимаете этого, Роберт.
Фреда(теперь наступила ее очередь допрашивать). Вы могли бы кое-что прояснить, Олуэн. Вы говорили, что Мартин показывал вам папиросницу, не так ли? В таком случае вы должны были видеться с ним и быть в коттедже в ту самую субботу вечером.
Олуэн. Да, он мне показывал шкатулку. Это было после обеда, около девяти часов вечера… в ту самую субботу.
Роберт(совершенно потрясенный). И вы тоже были там? Но это же безумие! Сначала Фреда, потом вы. И ни одна из вас словом не обмолвилась об этом.
Олуэн. Простите меня, Роберт. Но я просто была не в силах.
Роберт. Но что вы там делали?
Олуэн. Я была в большой тревоге из-за одной вещи… одного обстоятельства, о котором слышала… это преследовало и мучило меня несколько дней подряд, и наконец я просто не могла вынести, почувствовала, что должна видеть Мартина, чтобы выяснить все. Я поспешила в Фоллоус-Энд. По дороге я перекусила и прибыла в коттедж как раз около девяти. Никто не видел, как я входила, и никто не видел, как выходила, – вы ведь знаете, какое это пустынное место. А затем я, так же как и Фреда, решила: кому на пользу мое свидетельство – никому, и промолчала. Вот и все.
Роберт. Нет, вы не можете на этом поставить точку. Вы были, вероятно, последним человеком, с которым говорил Мартин, и должны что-нибудь знать о нем.
