Забулдыга (<опуская штору, из окна, очень тихо). А вы не знаете, что стало с Сэлли, моей девахой?
Барон. Ну, во всяком случае…
К и л р о й. А как в этом городе насчет веселеньких местечек?
Барон. Веселеньких местечек? Хо-хо! Здесь есть «Розовый фламинго», «Желтый пеликан», «Голубая цапля» и «Певчая птичка» — этот район зовется птичьим. Но меня это все не интересует. Сидят там по трое и смотрятся в зеркало, а что видят — ужас! Стоит только какому-нибудь матросику заглянуть — так они сразу в обморок. Нет, я развлекаюсь в «Ведре крови», это от «Плутокрадов» вниз. Как насчет спичек?
К и л р о й. А где у вас сигарета?
Барон (вежливо и спокойно). О, я не курю. Просто хотел получше рассмотреть ваши глаза.
К и л р о й. Почему?
Барон. Глаза ведь окна души, а у вас они слишком добрые, хотя вы такой же грешник, как и я. Au revoir…[45] (Уходит.)
К и л р о й. Весьма необычный тип… (На ступеньках, ведущих к арке, глядя вниз на пустыню, стоит Казанова. Но вот он поворачивается и, вымученно улыбаясь, делает несколько шагов вниз. Килрой подходит к нему.) Вот здорово, наконец-то вижу нормального американца… (Из-под арки, в которой исчез Барон, слышится сдавленный стон.) Извините, я сейчас. (Бежит туда, откуда кричали. Жак идет к скамейке у фонтана. Из-под арки доносятся голоса — там ссора. Жак вздрагивает — словно громко заиграло радио. Тяжелыми шагами возвращается Килрой и подходит к Жаку.) Пытался вмешаться, но какой смысл?
Жак. Совершенно никакого!
(Из арки появляется тачка мусорщиков — в ней скрюченный Барон. Мусорщики останавливаются, шушукаются между собой и, хихикая, показывают на Килроя.)
К и л р о й. На кого это они? На меня, Килроя? (Смех Забулдыги в окне. Из темноты ему вторят Э. Рэтт и Ростовщик.) Килрой здесь, но будто его и нет! Если нужно помочь… (Хватает камень и бросает в мусорщиков — в ответ слышится громкое гоготанье; кажется, что оно эхом отзывается в горах. Свет меняется, на площади становится темнее.) Ну, отродье, что уставились? Я вовсе не собираюсь кататься в вашей тачке!
(Из тачки виднеются элегантные белые ботинки Барона — его увозят. Фигуры на площади замирают в изумленных позах, кое-кто из гостей возвращается на террасу «Свете Марес». И в это время…)
Г у т м э н. «Камино Реаль», блок пятый! (Удаляется.)
К и л р о й (Жаку). Ого, быстро же на этой площади меняются блоки!
Жак. Да, один за другим.
К и л р о й. Меня зовут Килрой. Я здесь уже некоторое время.
Ж а к. А меня Казанова. Я тоже здесь некоторое время.
Килрой. Но вы здесь дольше меня и, может, поясните мне вкратце, что, например, сделают с гулякой, которого подобрали? (С террасы на них подозрительно поглядывает охранник. Жак, насвистывая «Ласточку», выходит на авансцену, Килрой — за ним.) Я сказал что-то не то?
Ж а к (с лучезарной улыбкой). Обмен серьезными вопросами и идеями, особенно между людьми с разных сторон площади, здесь не приветствуется. Заметьте, я говорю так, будто у меня острый ларингит. Любуюсь закатом. Но если начну насвистывать «Ласточку», значит, охранник на террасе нас подслушивает. Итак, вы хотите знать, что в Камино Реаль становится с телом, от которого отлетает душа? Его местопребывание зависит от того, что находят мусорщики в его карманах. Если они пусты, как карманы бедного Барона и в данный момент мои, гуляку повезут прямо в лабораторию, и там личность станет неприметным членом коллективистского государства. Его химические компоненты разложатся и будут помещены в цистерны, содержащие соответствующие элементы тысяч таких же других. Если какие-либо важные органы или части по своим размерам или же структуре уникальны, их помещают в колбочки, содержащие дурно пахнущий раствор, называемый формальдегидом. Существует плата за вход в этот музей. Вся процедура санкционирована полицией.
(Насвистывает «Ласточку», до тех пор пока охранник не отворачивается. Затем направляется к рампе.)
Килрой (следуя за ним). По-моему, это разумно…
Жак. Да, но не слишком романтично. А ведь романтика-то как раз и важна. Вы так не думаете?
К и л р о й. Да кто ж еще так думает, если не я!
Жак. Ну, вероятно, и я!
К и л р о й. Может, потому-то судьба нас и свела. Мы — братья по духу!
Жак. Прирожденные путешественники!
К и л р о й. И всегда в поиске.
Жак. Никакого покоя!
К и л р о й. И не теряем надежды?
Жак. Никогда не теряем!
Охранник. Разойдись!
(Жак и Килрой расходятся. Офицер выходит из отеля.)
К и л р о й. А если местному клоуну надоедят эти постоянные свары — как ему тогда?
Жак. Видите эту узкую и очень крутую лестницу, которая проходит под тем, что во всех туристских буклетах называется «великолепной триумфальной аркой»? Это и есть выход!
Килрой. Это выход? (Без колебаний взбирается на верхнюю ступеньку; потом резко останавливается — будто нажали на тормоза. Внезапно раздается громкий вой ветра.)
Жак (кричит, сложив руки рупором). Ну, и как вам это нравится, прирожденный путешественник?
Килрой (с ужасом в голосе кричит в ответ). Ничего не понимаю! Послушайте, я ведь видел нечто подобное, когда смотрел в телескоп на пристани в Кони-Айленд: «Десять центов — и вы увидите лунные кратеры и равнины!» А сейчас тот же вид в трех измерениях — и даром!
(Ветры пустыни громко воют. Килрой усмехается.)
Ж а к. Так что, вы готовы туда идти?
Килрой. Может, когда-нибудь и с кем-нибудь, но не сейчас же и не одному! А вы?
Ж а к. Я не один.
Килрой. Вы с компанией?
Жак. Нет, но у меня есть обязательства перед… женщиной.
Килрой. Женщина не пойдет. Я ничего не вижу, ничего, и дальше — тоже ничего. А выше — горы, но они покрыты снегом.
Жак. Значит, надо надеть лыжи!
(Видит, как из левого верхнего прохода появляется Гутмэн, и начинает свистеть — пытается обратить внимание Килроя на владельца отеля. Затем выходит.)
К и л р о й (удрученный, спускается по ступенькам). По снегу, по снегу…
(К окну подходит Забулдыга, а Э. Рэтт — к двери. Гутмэн становится перед Килроем.)
З а б у л д ы г а. На юге сейчас мертвый час. Гутмэн (iпредостерегающе, в то время как Килрой проходит мимо него). «Камино Реаль». Мы начинаем шестой блок — а всего их шестнадцать!
К и л р о й (со ступенек). Приятель, мне нужна сейчас постель и прохладная подушка, чтобы полежать и выспаться. И чтобы мне приснился кто-нибудь, в дружеских объятьях. (Идет к «Плутокрадам».)
Э. Р э т т (сонным тихим голосом.) В «Плутокрадах» есть место! Постель на одного: маленький парусник — скоротать штормовую ночку.
(Килрой подходит к двери.)
К и л р о й. У вас есть место?
Э. Р э т т. Есть, но только если есть гроши.
Килрой. Ха, а я бывал в странах, где это и гроша ломаного не стоит. (Наверху, за сценой, слышится громкий стон.) Что у вас там умирают или просто пьяный?
Э. Р э т т. А не все ли вам равно, папаша, что у нас там происходит?
К и л р о й. Я как-то слышал, что пьяные не умирают. Это правда или выдумка?
Э. Р э т т. Конечно, выдумка.
Голос сверху. Труп в седьмом номере! Вызовите мусорщиков!
Э. Р э т т (его лицо и голос ничуть не изменились). Номер семь свободен.
(Слышится рожок мусорщиков.
Забулдыга отходит от окна.)
К и л р о й. Спасибо, но сегодня я буду спать под звездами.
(Э. Рэтт делает жест, означающий «поступай, как хочешь», и выходит. Килрой в одиночестве идет на авансцену. Замечает, что над фонтаном, согнувшись, стоит Мадресита и что-то держит. Подойдя к ней, обнаруживает, что это кусок хлеба. Он берет его, запихивает себе в рот, пытается ее поблагодарить, но она не поднимает закутанную в вязаный платок голову — и ему это не удается. Тогда он идет через площадь. Уличный народ в оркестровой яме тихо шепчет Килрою: «Спи, спи!»)
Г у т м э н (со стула на террасе). Эй, Джо!
(Уличный народ тут же умолкает.)
Килрой. Это вы кого, меня?
Г у т м э н. Да, тебя, продавец сладостей. Ты — disocupado?
Килрой. Это значит «безработный», не так ли?
(Справа появляется офицер.)
Г у т м э н. Безработный. Живет за чужой счет и шляется по ночам!
К и л р о й. О нет, нет, бродяжничество вы мне не пришьете! На этой площади меня ограбили, и сколько угодно свидетелей могут это подтвердить.
Г у т м э н (с учтивой иронией). О-о… (А жестом спрашивает: «Где?»)
