ЛЕНА. Телефон?
ОЛЬГА. Да. Кажется, да… (Пауза.) Закрыто у них, врачей нет.
ЛЕНА. Пасха ведь завтра. Сегодня день укороченный, до обеда. (Пауза.) Чего суетишься? Живот, что ли, болит?
ОЛЬГА. Да, как-то не так. Не спокойно мне. На душе неспокойно.
ЛЕНА. Так и начинается. Родишь, значит, ночью. После Ритки только, она раньше хочет.
Мелодия мобильного телефона.
ГАЛЯ. Привет… Конечно, ждала… Ты где?.. Хорошо. Всё хорошо… Нет. Не могла заснуть… Пасха завтра… Больше не на кого надеяться… Уже не могу, ем постоянно… Я стараюсь… Шевелится, но так тихо… Ну как тут не расстраиваться?.. Всё будет хорошо. Пасха завтра… (Выключила, пауза.)
ЛЕНА. Муж звонил? Волнуется…
ГАЛЯ. Он обо мне беспокоится, а на ребёнка ему наплевать. Он с детьми никак. Свекровь очень помогла, говорила ему, что если до тридцати нет детей, то у меня будут гормональные изменения. Что у женщины это главное предназначение. (Пауза.) До сих пор не привык, что я с животом. Когда раздеваюсь, у него прямо лицо меняется. Неприятно ему, что я такой стала, молчит, но я же вижу.
ОЛЬГА. А моему, наоборот, нравится, говорит, я ещё красивей стала…
ГАЛЯ. Уезжала сюда, думала, на сохранение, а придётся рожать. Мы ещё ничего купить для малыша не успели. Приедем, а там везде грязь. Он у меня музыкант. Пол даже помыть не может. Такой беспомощный. В магазин сходить без списка не может. Скажу, купи такого-то масла. Придёт домой через час без масла. Говорит, обыскался по всем магазинам, нигде такого нет. Смешные они какие. Нет, чтоб любого другого купить. Мозги у них, что ли, какие другие?
ЛЕНА. И я вчера звоню, говорю, как там Егорка-то спит? Младший мой. Он же привык перед сном кефир пить. А щас кто ему купит? Звоню, никто со мной говорить не хочет. Муж говорит — некогда, бабка детей укладывает. Сашка говорит: «Как дела?» Три года ему. Смешно спрашивает: «Мама, как дела? Приходи, говорит, скорее, со мной никто не гуляет. Не болей больше. Приходи домой!» Ольга тоже не расторопится помочь. Так же как отец, с утра до вечера телевизор смотрит. Говорю, сходи туда-то. Она — щас. Так и не пойдёт, пока сто раз не скажешь.
ГАЛЯ. Сколько вас там в квартире?
ЛЕНА. Восемь человек в полуторке.
ОЛЬГА. А куда пятого положите?
ЛЕНА. Как куда? У него кроватка есть.
ГАЛЯ. А как у вас в такой тесноте дети получаются?
ЛЕНА. Напьётся — лезет. Я отталкиваю, а он же здоровый, когда ему надо. Как работать — больной. Только я работаю. Все халтуры хватаю. Руки, ноги с трудом разгибаются… (Сгибает руку в локте.) Ноют. Раньше он был не таким. Первой девочке дал свою фамилию, мы ведь до сих пор не расписаны. Приходил ко мне в роддом поздно вечером. Девки рассказали, как можно незаметно забраться на второй этаж. Забирался ко мне, и мы болтали до трёх ночи. Он потом домой шёл. (Пауза.) Раньше был другим, а сейчас даже с детьми не погуляет. Если берёт, то только по одному, а возвращается пьяным. Не работает, весь день у телевизора валяется. И ночью может смотреть, свет не разрешает выключать. Все и мучаемся. Скорей бы он помер, что ли, со своей пьянки. Не выгонишь его. Детей даже не покормит. Сядет, нальёт себе, а дети вокруг голодные, в рот ему заглядывают. А он бесится. Я говорю: «Так ты покорми их, потом сам садись, и они не будут вокруг бегать». Нет ведь, не будет. Говорит: «Идите к матери, она покормит». Вот, хочу сделать стерилизацию. Всё, хватит. Всё равно резать будут, чо им, трудно трубы перевязать?
ГАЛЯ. Ты же родить больше не сможешь!
ЛЕНА. Пять детей, куда ещё. У меня и справки есть. Думала, бесплатно стерилизуют. Так сказали, полторы тысячи платить. И так денег нет. Где их искать?
ГАЛЯ. Пускай муж ищет.
ЛЕНА. Не будет он искать, нужно ему больно. Да он и на улицу не выходит, говорит, одеть нечего.
ОЛЬГА. А почему не работает?
ЛЕНА. Так документов у него нету. Надо ехать в своё село. Всё переоформлять. Сто раз ему говорила, да разве он поедет. Надо попросить у знакомой, она мне помогает. Потом отдам.
В коридоре зазвякали тарелки. Открывается дверь. Высовывается рука с тарелкой.
Ольга сидит.
ГАЛЯ (Ольге). Тебе взять?
ОЛЬГА. Нет.
ЛЕНА. Силы копи, тебе рожать скоро.
ОЛЬГА. В рот ничего не лезет.
ЛЕНА (руке). Ну что за гадость даёте. Хоть бы жиринку какую добавили, беременных кормите, не зэков.
РУКА. На второе вам мясо.
ЛЕНА. Где?
РУКА. Захочешь, найдёшь.
ЛЕНА. А сюда?
РУКА. Одной не положено.
ЛЕНА. Совести у вас нету. Давайте, кладите.
РУКА. Бог вас накажет, в Пасху детей убивать! Убивать таких, как вы надо, а не кормить! (Захлопнула дверь.)
Пауза.
ЛЕНА. Совсем бабка чокнулась. (Едят молча.) Так ведь не дала мяса.
ГАЛЯ. Она и вчера не дала. (Рите.) Ешь. (Даёт свою тарелку.)
ЛЕНА. А ты?
ГАЛЯ. Перестань. Мне принесут, а ей…
ЛЕНА. А бабка-то постоянно одну порцию недодаёт. Только суп. Старая стерва.
Рита встаёт.
ЛЕНА. Чего второе не ешь?
РИТА. Не хочу.
ЛЕНА. Через не хочу.
РИТА. Не буду.
ЛЕНА. О ребёнке подумай. Что тебе, в рот совать?
РИТА. Сказала не буду. (Толкнула тарелку, та разбилась, пауза.) Достала уже. Что вы все ко мне лезете! (Лене.) Тебе-то что от меня надо?!! (Села на кровать, плачет.)
ГАЛЯ. Ты что, Рита?
РИТА. Будто я не человек! Кормят сразу какими-то отбросами, будто я жрать не хочу…
ГАЛЯ. Да что из-за еды-то.
РИТА. Врачи косятся. В коридорах пальцем тыкают.
ГАЛЯ. Кто тыкает, ну???
РИТА. В других больницах таких отдельно кладут. А эти специально неделю держат. Думают, передумаю. Мать устроила. Вечно мне жизнь портит.
ГАЛЯ. Кто портит?
РИТА. Как вы мне все надоели, со своими «стучит — не стучит», с этим дурацким вязанием. Беременные точно все двинутые. Что вы на меня уставились?
ГАЛЯ. Рита…
ЛЕНА. Ты чо, с цепи сорвалась?
ОЛЬГА. На аборт она лежит.
Пауза.
ЛЕНА (Ольге). Ты чо говоришь-то?
ОЛЬГА. Вчера ещё догадалась.
Пауза.
ГАЛЯ. Да перестаньте вы. Смеётесь, что ли? Рита, скажи им.
Пауза.
РИТА. В моём возрасте одни дуры рожают.
ЛЕНА. Не поняла чего-то…
РИТА. Сама могу решать, не девочка. У меня только жизнь начинается. Я не дура, гробить жизнь на какого-то ребёнка. В тридцать пять выглядеть, как чмо. Насмотрелась, спасибо, не хочу. Знаю я, что мать приходила. Вечно суётся куда не надо. Ревела тут, унижалась, было бы перед кем. Такая жалкая. Плакалась, какая она несчастная? Меня помоями поливала? Старая песня. А она хоть перед кем выстилаться будет, лишь бы её пожалели, добренькую. А она ведь младше её. (Кивает на Ольгу.) Ей тридцать пять, а выглядит как старуха. С ней на людях-то появиться стыдно. Всё потому, что родила в восемнадцать. Дурой была, дурой и осталась. Ладно, хоть у меня мозги в порядке. Сделаю аборт и уеду подальше отсюда.
Пауза.
ГАЛЯ. Что ты такое говоришь, ты успокойся. Нельзя так волноваться. (Пауза.) Ну, что вы молчите? Такое бывает, я читала. От страха это, первый раз когда.
ОЛЬГА. Трацид зачем пьёшь? Его в первые недели пьют, когда избавиться хотят.
РИТА. И тут пронюхали? Пила, не помогло! А щас по привычке пью. Всё надеялась, что сдохнет, а он живучий.
ОЛЬГА. Ребёнок при чём? Он ведь больной весь.
РИТА. Ничо. Ему всё равно не жить. Сёдня вырежут.
Пауза.
ГАЛЯ. Что она говорит?
ЛЕНА. Ты зачем, сучка, до такого срока дотянула?!
РИТА. Вызовут схватки, ребёнок большой, сама рожу. И выскребать ничего не надо. Говорят, не так это больно.
ГАЛЯ. Как же это? Что ты придумала. Он же большой. Шевелится уже, слышит, видит, он даже плакать там может. Ты убьёшь его.
РИТА. И чо. Все делают аборты.
ЛЕНА. Ну, ты и сучка. Ты не дура, ты животное.
РИТА. Это ты животное. Плодишься, как кошка. Кстати, мы свою кошку тоже хотим стерилизовать, чтоб не таскала больше.
Лена ударила Риту по лицу.
ГАЛЯ (прикрывает Риту). Перестаньте!
ОЛЬГА (разнимает). С ума сошли?!
Лена села не стул, трогает живот, тяжело дышит.
РИТА. Ребёнка держи, а то пятый-то быстро выпадет.
ОЛЬГА (Рите). Замолчи.
ГАЛЯ. Так страшно, когда лишаешь жизни ребёнка. Он же твой, твой, родной. Ольга, ну скажите вы.
ОЛЬГА. Сама пусть решает.
ГАЛЯ. Пасха завтра.
РИТА. Мне-то чо.
ГАЛЯ. Ты сама не понимаешь, что творишь. Для матери ближе ребёнка никого нет. Лена…
