Уильям Йейтс - На королевском пороге

Ты хочешь намекнуть, что мы изгнали
Поэзию. Но я не соглашусь.
Я, между прочим, сам стихи слагаю,
И часто после пира, как сметут
Объедки со стола и свеч добавят,
Король великодушно мне велит
Прочесть свои стихи. Я не равняю
Их с вашими, но если я почтен,
Поэзия, к какой-то мере, тоже
Уважена.

Что ж, если ты поэт,
Пропой, что королевская корона
И вся его богатая казна
Была бы сором, если бы поэты
Не освятили золота, а также
Болезненного тусклого метала,
Рожденного луной; что храбрый витязь
Не гарцевал бы среди пик и стрел,
А щедрый бы не расточал без счета,
Когда б не речи пылкие певцов,
Вознесших гибельное благородство.
Скажи еще, что бедный свинопас
Однажды сочинил, бредя за стадом,
Балладу о волшебных королях,
Разряженных в алмазы и рубины,
Пылавшие как солнце, и сперва
Ее доярки напевали в поле,
Потом детишки возле очага,
И лишь потом услышали портные.

Съешь хоть немного, Шонахан; ты бредишь.
От голода, бывает, и не так
Заходит ум за разум.

Возгласи,
Что, сколько б нас не гнали, мы вернемся –
Стремительно, как ветер из пустыни,
Сметая кубки со столов, и ляжем
Перед порогом Короля, пока
Он не вернет исконных прав поэтам.

Грози! А я отправлюсь к Королю
И словом укреплю его решимость;
Пускай безумец пусть себя заморит
До смерти, если свой пустой каприз
Ему дороже мира и порядка.
Я панихиду петь ему не буду.

Не ты ль, Монах, затеял эту распрю,
Чтобы лишить нас танцев? Почему?
Сейчас не пост; а все рожки и арфы
Молчат – и, если Шонахан умрет,
Уже не заиграют вновь. Того ли
Ты добивался?

Что за вздор такой!

Не добивался – так заговори с ним,
Употреби влиянье, урезонь.
Чем дурны наши танцы?

Замолчите!
Ступайте к юношам, что на лугу
Махают клюшками, или к реке –
Смотреть на уточек. А это дело
Не женского ума.

Идем, подруга.
Мы не нужны здесь.

Все сошли с ума.
Капризы, танцы, выходки поэтов!
А Церковь и Король в пренебрежении.
Ты обречен на гибель, Шонахан, –
Как все, кто призракам пустым поверил
И дал им волю над собой. Прощай,
Я вряд ли вновь тебя живым увижу.

Постой, постой!

Последнее желанье?

Позволь я на ушко тебе шепну.
Скажи: твой дикий бог, что так ярился,
Когда ты деньги брал у короля,
Немного присмирел? Стал тише нравом?

Оставь меня в покое! (Старается вырваться.)

Может быть,
Он научился звонко щебетать
Для короля за трапезой, когда
Меняют блюда,

Отпусти мне рясу!

И ты его, наверно, научил,
Чирикать нежно, чтобы не потревожить
Приятную дремоту короля,
Насытившего чрево? Не спеши!

Не ожидал, что высохшие руки
Еще способны крепко ухватить?
Скажи, он научился у тебя
Брать хлеб из рук у короля, сидеть
На согнутом крючком монаршьем пальце?
Не покладай своих усилий, отче.
У Короля так много дел. Порой
Бывает нужно и развлечься малость.
Бог – с крылышками, с бусинками глаз!

Нет, видно, больше нам не танцевать,
Не слушать нежных скрипок и волынок.
Пойдем отсюда, горю не помочь.
Посмотрим, как играют в клюшки.

Тише!
Ишь, как глазами он сверкнул.

Ступайте
Туда, на луг, где юноши и клюшки!
Ну, подберите юбки – и бегом!
Я знаю, что у вас в ушах застряло
Немало нежных песен; вижу это
По блеску ваших глаз – но все пройдет.
Зачем вам песни, если вы – красотки?
Вы любите плясать и улыбаться
Загадочно – что так влечет мужчин.
У ваших матерей был верный вкус –
И уши, жаждавшие нежных песен
Не меньше вашего. Ступайте к юным!
Или румянец щек, грудь колесом
И бедра узкие не стоят страсти?
Ведь не на этот же мешок костей
Вам любоваться! Я вас отсылаю.
Я песнями своими вас гоню
В объятия безпесенные…

Тише!
Смотрите, кто выходит из дворца.
Принцессы, мы идем смотреть на клюшки.
Вы с нами?

Мы пойдем с тобой, Айлин.
Но прежде мы хотели с Шонаханом
Поговорить, чтоб он прервал свой пост.

Я подержу для вас поднос и кубок,
Покуда вы его не вразумите.
Позвольте мне, Принцесса?

Нет, не надо.
Мы сами угостить хотим его.
Финула поднесет еду, я – кубок.

Ах, маленькие милые принцессы!
Так царственны и так великодушны!

Она к его губам подносит руку,
Что ж он сидит?!

Король, родитель мой,
Велел вам передать, что он не может
Вернуть вам место за столом Совета,
Но, что бы вы взамен не попросили,
Он даст вам непременно. Для начала
Возьмите этот кубок и поднос.

Взгляни, взгляни! Он принимает кубок!
Принцессы милые! Я так и знала:
Ни в чем им невозможно отказать.

Какая мягкая ладонь, а пальцы –
Такие длинные! Они достойны
Соединиться с дланью короля.
Принцесса, ваши руки совершенны;
Но странную в них вижу белизну.
И вспомнилось мне вдруг: давно когда-то,
До вашего рожденья, видел я,
Как ваша мать сидела у дороги
В высоком кресле. Мимо проходил
Какой-то прокаженный. Королева
Путь указала страннику; в ответ
Он буркнул и руки ее коснулся.
Я это видел сам; и я хочу
Внимательней взглянуть на ваши руки:
А вдруг они заражены проказой?
Король прислал еду; но я не стану
Брать ни куска из зараженных рук.
А ну-ка протяните мне ладони –
И вы, и вы, плясуньи! Может быть,
Средь вас нет ни одной незараженной.

Он прокаженными нас называет!

От голода несчастный обезумел
И мелет сам не зная, что.

Меж вами
Нет ни одной не зараженной. Вон!
Все – вон отсюда! В этих яствах, в блюдах,
В объедках с королевского стола, –
Проказа! Прокаженное вино –
Вот вам его обратно, получайте!

Бегите прочь, пока я вас не проклял!
Или вам мало одного клейма?
Иль думаете, выйдет хлеб вкусней,
Коль в тесто подмешать мое проклятье?

Откуда, я сказал, пришла зараза?
Ах, да! Какой-то прокаженный брел
Обочиной дороги… Нет, не то!
Он брел не по дороге, а по небу.
Вот и сейчас он простирает к нам
Свою ладонь, благословляя мир
Рукою прокаженной…

Это – месяц.
Он месяц называет прокаженным.
За худобу его и белизну.

Бродяга этот простирает руку
Над всеми – Королем, двором и знатью –
И одаряет всех своею хворью.

Пошли отсюда!

Если вам не нужно,
Позвольте взять немного, господин.

Кто говорит? Кто тут?

Ну его к черту!

Мы – бедные калеки, клянчим хлеба,
Бродя по миру, от дверей к дверям,
А голод только пуще!