Вера. Вы — тоже по делу?
Безуглый. Ставлю вопрос о внедрении многозабойного метода бурения.
Вера. Все еще ставите вопрос? На всех заседаниях болтаем о новаторстве, изобретательстве, рационализации. А где же дело, дело где?!
Безуглый. Ой, ой! Ради бога, тише. Не горячитесь. Это так несимпатично.
Вера. Я надеюсь, вы обеспечиваете Илье Буторину хотя бы два-три забоя в смену?
Безуглый. Я… я делаю все возможное.
Вера. Вот это действительно несимпатично. А вы должны это делать.
Безуглый. Я ставлю вопрос шире: надо внедрять многозабойный метод вообще, не только для машины Буторина.
Вера. Хотя бы раз от своего заоблачного «вообще» снизойдите к частностям жизни рудника. Ведь что такое машина Буторина? Поймите, — это знамя многозабойного метода, это техника для проходки квершлага. А вы, начальник отдела организации труда, на совещании даже словом не обмолвились об этом.
Безуглый. Но здесь-то уже не совещание, а вы все еще нервничаете. Должен сказать, вы защищаете Буторина так рьяно, как… как Буторин — вас.
Вера. Ну, что ж, у нас одна дорога, Владислав Сергеевич.
Входит Фурегов.
Фурегов. Не диспетчерская, а сборище бездельников.
Вера. Здравствуйте.
Фурегов. А, добрый день. (Включает радио.) Нервы, нервы, дьявол их возьми, простите меня. (По радио передается какая-то мощная симфония. Приемник гремит.)
Безуглый (поеживаясь). Да, музыка действует успокоительно.
Фурегов. Вы, Владислав Сергеевич, пришли первый, но, как говорится, дорогу женщине.
Безуглый. Я готов обождать, только если вы выключите эту… бурю.
Фурегов. Пожалуйста, пожалуйста. (Выключает радио.) Такой интеллигентный человек, и не любит музыку! Слушаю вас, Вера Ивановна.
Вера. Я учла все замечания, которые были высказаны на совещании по моему проекту, и принесла его вам с поправками. Думаю, что теперь можно говорить о практической стороне вопроса. (Передает проект Фурегову.)
Фурегов (кладет на стол проект). Говорить, конечно, можно.
Вера. Я имею в виду ваше положительное решение.
Безуглый. Пора, давно пора.
Фурегов. Посмотрим, посмотрим.
Вера. Мне кажется уже достаточно смотрели. Вот вам иллюстрация к нашему позавчерашнему совещанию. Газета «Уральский рабочий», посмотрите… (Передает Фурегову газету.) Как разнесли руководство Корунинского рудоуправления. А за что? За то же самое… Выборочная выемка только богатых руд, по сути — хищническая эксплоатация. Будто про нас написано.
Фурегов (просматривая газету). Разумеется, сплошная, валовая добыча всей рудной массы — единственно правильная система эксплоатации… (Мечтательно.) Если к тому же построить обогатительную фабрику…
Вера. Конечно же! Обязательно надо строить. Большую, мощную!
Фурегов (увлекаясь). Да, да… Хорошо бы. Ах, как хорошо! Согласен ведь, и я с вами согласен. (Расчувствовавшись.) Дорогая Вера Ивановна, я всегда прислушиваюсь к голосу товарищей. Я же не какой-нибудь Грудищев, или как его? Знаете, директор Корунинского рудоуправления? (Указывает на газету.) Это же феодал! Критика, предложения — для него пустые звуки. Я! Я! Я! Сплошное ячество. Все — единовластно. Никого, нахал, не признает.
Безуглый. Слетит.
Фурегов. Определенно. А я… вот, понимаете, всей душой с вами.
Вера (обрадованная). Николай Порфирьевич… Если бы вы знали!.. Ну, спасибо вам. Этот проект — моя первая большая работа!
Звонок телефона.
Безуглый. Т-с, междугородняя…
Фурегов (снимает трубку). Москва? Да, да, слушаю… Кто? Начальник главка? Есть. Да, Фурегов у телефона. Здравия желаю, товарищ Курбатов. Что? Даем, даем. А? На то и трудности, чтобы их преодолевать. Кто сказал? Да я и говорю. (Невесело смеется.) Будем нажимать. Есть! До свидания. (Опускает трубку.) Вот вам и клюква… Мало, говорит, руды даете. Куда тут с проектами…
Вера (с тревогой). Николай Порфирьевич… Ведь вы только что… так по-человечески…
Фурегов. Да вот видите, как нас план поджимает. (Ворчливо.) Человечески… А сколько мы сможем проходить в месяц? Не больше семидесяти метров. Значит, ваши четыреста метров я буду долбить шесть месяцев. Это же… разор!.. Я провалю план, с треском.
Вера. С буровым агрегатом мы пройдем квершлаг за один месяц.
Фурегов. Это еще… вилами по воде писано. А я за шесть месяцев новую шахту построю!
Вера. Надо полагать, на участке богатых руд?
Фурегов (обозленный). Да, богатых! (Крякнул, оборвав себя.) Если каждый инженер и каждый проходчик будут мне диктовать… (Снова сдерживая себя.) Давайте ваш проект.
Вера. Он у вас на столе.
Фурегов. Хорошо, посмотрю. До свидания.
Вера. До свидания. И не забудьте все-таки до конца дочитать статью в газете. (Уходит.)
Фурегов (больше недовольный собою, чем Верой, с глухим раздражением). Эти вчерашние студенты думают, что их ближайшая задача — перевернуть мир верх тормашками. А наломают бока на практике — совсем другими становятся. Шутка сказать, она предлагает проходку квершлага. А что это значит? Лучшие проходческие бригады занять по существу на подготовительных работах, бросить туда подсобные силы, оборудование, оголив основные участки. И когда?! Когда решается судьба плана добычи. Бред!
Безуглый. Положение сложное. Однако, я рекомендовал бы вам поостеречься… Сегодня она доказывает свою правоту в этом кабинете, а завтра, чего доброго, выступит в прессе.
Фурегов. О, критиковать теперь все мастера. Я задыхаюсь сегодня, сейчас, каждый день, каждую минуту, а они хотят… (Резко.) Что у вас?
Безуглый (робко). План… планчик мероприятий.
Фурегов. Конкретнее?
Безуглый (передает Фурегову бумажку). Приказец бы по руднику… О мерах развития многозабойного метода. Необходимость и перспектива, так сказать…
Фурегов. Перспектива, альтернатива… Вижу и я перспективу. Вижу. Но — без особых прикрас. Подумайте о наших условиях. Это не месторождение, а болото, начиненное каменьем. Здесь на каждом шагу вода. Здесь надо работать не проходчикам, а водолазам. Хорошо еще, что мы успешно тянем план. А вы тут со своими прожектами…
Безуглый. Но, Николай Порфирьевич… Каждый рудник имеет свои условия. И наши в этом смысле не так уж беспросветны. Когда я работал в главке, я иногда выезжал, и представляю…
Фурегов. Ничего вы теперь не представляете. Все изменилось.
Входит секретарь.
Секретарь. Вы вызывали проходчика Василия Буторина… Он пришел.
Фурегов. Ну-ка, зовите его сюда. (Вспомнив.) Да, передайте в АХО, пусть проверят, все ли семейные рабочие обеспечены овощами? У кого мало — подбросим с подсобного. (Секретарь выходит.) И дрова, дрова… (По телефону.) Петр Лукьяныч, ты всем рабочим забросил дрова? Хорошо. А этому больному, крепильщику… Терехину? Неделю назад — и не доложил?.. (Опускает трубку.) В такой кутерьме собственное имя забудешь. Этот буровой агрегат всех с ума свел. Хочу вот узнать, что проходчики думают. И вам полезно послушать, Владислав Сергеевич.
Входит Василий.
Василий. Прибыл, товарищ директор.
Фурегов (встретил Василия почти у дверей, здоровается с ним, усаживает в кресло возле своего стола и сам садится напротив). Гвардия моя стахановская… Как работается, рассказывай.
Василий. Ничего, в основном, нормально, Николай Порфирьевич.
Фурегов. В основном, говоришь? Значит, что-то не того?
Василий. Воздух зажимает, Николай Порфирьевич. Последние дни — не больше трех-четырех атмосфер.
Фурегов. Вот лодыри! Сколько раз я говорил… (Снимает телефонную трубку.) Дайте компрессорную… Товарищ Мазайкин? Тебя-то мне и нужно, дружище. Когда вы перестанете зажимать воздух для Северной? Что? Опять объективные причины?! Судить буду, Мазайкин… Что? Ну, посмотрю, посмотрю. (Кладет трубку.) Ну вот и накачал.
Василий. Не больше, как на неделю. Опять выдохнется.