Шаблова. Хороша любовь, нечего сказать!
Людмила. Что же вы хотите делать?
Шаблова. Что делать? Где же я возьму? У меня всего десять рублей, да и то на провизию отложены.
Людмила. А ведь надо послать.
Шаблова. Проиграл, видите ли! А кто его заставлял играть? Сидел бы дома, так дело-то лучше.
Людмила. Об этом уж теперь поздно разговаривать.
Шаблова. Диви бы в самом деле нужда! А то проиграл, крайность-то небольшая.
Людмила. Нет, большая. Вы слышали, что он пишет: «вы меня больше не увидите».
Шаблова. Ну, так, батюшки мои, не разорваться ж мне из-за него. Тиран, мучитель! Вот наказанье-то! А за что, за что? Я ль его не любила…
Людмила. Позвольте! К чему эти разговоры? Только время проходит, а он там ждет, страдает, бедный.
Шаблова. Страдает он, варвар этакий! Бери, Дормедоша, бумагу, напиши ему: с чего ты, мол, выдумал, чтоб маменька тебе деньги прислала? Ты бы сам должен в дом нести, а не из дому тащить последнее.
Людмила. Постойте! Так нельзя, это бесчеловечно! Дайте мне конверт! Надпишите только! (Достает из портмоне пятидесятирублевую ассигнацию. Дормедонт надписывает конверт.)
Шаблова. Что вы, что вы! Пятьдесят рублей!
Людмила. Теперь менять негде, да и некогда.
Шаблова. Да еще не последние ли у вас?
Людмила. Это именно такой случай, когда посылают последние. (Берет конверт у Дормедонта, кладет деньги и запечатывает.)
Шаблова. Ведь он сдачи-то не принесет; теперь сколько же за эти деньги вам заживать у меня придется?
Людмила. Нисколько, вы свое получите. Эти деньги я не вам даю, с ним считаться и буду.
Шаблова. Да ангел вы небесный! Ах ты, боже мой! Где ж такие родятся. Ну, уж я бы…
Людмила. Несите, несите! он ведь ждет, считает минуты.
Шаблова. Дормедоша, иди ужинать, пожалуйте и вы; я сейчас…
Людмила. Я не буду.
Шаблова. Дормедоша, иди! Есть же ведь на свете такие добродетельные люди. (Уходит.)
Дормедонт (про себя). Вот теперь, должно быть, в самый раз… (Людмиле.) Как вы к нашему семейству-то…
Людмила (задумчиво). Что вы?
Дормедонт. Какое, говорю, расположение…
Людмила. Да, да.
Дормедонт. Конечно, не всякий…
Шаблова за сценой: «Иди, что ли, я жду!»
Постойте, маменька. Конечно, я говорю, не всякий может чувствовать…
Людмила (в задумчивости). Я не понимаю.
Дормедонт. Вы вот для брата, а чувствую я. Разве он может…
Людмила (подавая руку). Покойной ночи! (Уходит.)
Шаблова за сценой: «Да иди! Долго ль ждать-то?»
Дормедонт. Эх, маменька! Тут, может, вся моя судьба, а вы мешаете! (Оглядывается.) Вот ушла. Ну, в другой раз; кажется, дело-то на лад идет.
ЛИЦА:
Маргаритов.
Людмила.
Шаблова.
Николай Андреич Шаблов, старший сын Шабловой.
Дормедонт.
Варвара Харитоновна Лебедкина, вдова.
Декорация та же.
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Николай сидит у стола и спит, положив голову на руки. Маргаритов и Людмила входят.
Людмила. Прощай, папа!
Маргаритов. Прощай, душа моя! (Отдает Людмиле ключи.) Вот тебе ключи! Пойдешь из дому, так бери с собой, не оставляй! У меня в столе документы, а я здесь никому не верю. Здесь, Людмилочка, сторона голодная, народ живет изо дня в день, что урвет, тем и сыт. Утопающий, говорят, хватается за соломинку; ну, а голодающий за то, что плохо лежит. Здесь все украдут и все продадут, а ловкие люди этим пользуются. Нужно подкупить человека на подлог, на преступление, нужно купить девичью честь – иди сюда, купишь, и недорого купишь. Когда ты увидишь, что сюда зайдет или заедет человек богатый, хорошо одетый, так знай, что он не за добрым делом зашел – он ищет продажной чести или совести.
Людмила. А вчера к тебе купец приезжал богатый.
Маргаритов. Так ведь это чудо. Я сначала-то подумал, что либо ему фальшивое духовное завещание нужно, либо ограбить кредиторов сбирается, так за добрым советом приехал. Ко мне являлись такие-то господа, не мало я их гонял от себя. А живи я в центре Москвы, разве бы смели показаться с такими предложениями. Помни еще, Людмила, что рядом с нуждой всегда живет порок – это страшнее. Нужде многое можно простить, ее и закон не так строго судит; а когда твое трудовое украдут, чтобы пропить с свистом, с гамом, промотать в буйной компании – вот когда обидно. Вот, гляди! (Указывает на Николая.) Ему нужны деньги, очень нужны – пропить в погребке, проиграть на биллиарде в трактире.
Людмила (с испугом). Папа, он услышит!
Маргаритов. Пусть слышит, я правду говорю. Бежать бы нам из этого дома, а куда? Дешевые квартиры все такие: либо за перегородкой мастеровые, которые уж совсем никогда не говорят по-человечески, а только ругаются с утра до ночи, либо у хозяйки муж или сын пьяницы. И ты, ангельская душа, должна жить под одной крышей с таким господином. Только видеть-то его для порядочной девушки уж есть оскорбление.
Людмила (с укором). Папаша, потише!
Маргаритов. Что за церемонии с этим народом! Как его не бояться? Он в неделю гроша не выработает, а каждый-то вечер сидеть в каком-нибудь Кенигсберге или Адрианополе нужны средства. Береги пуще всего документы, да и деньги запирай крепче! Кстати о деньгах; дай-ка ты мне на расходы!
Людмила. У меня нет денег.
Маргаритов. Куда ж ты их дела?
Людмила. Истратила.
Маргаритов пристально смотрит на нее.
Что ты так смотришь на меня? Что за инквизиция, папа! Если хочешь, я тебе скажу, куда…
Маргаритов (прерывая ее). Нет, нет, не надо… я знаю. Я что в глазах-то твоих ищу? Для себя ли ты истратила, бедненькая, на свои нужды, на свое необходимое, или опять на баловство для меня, негодного старика. Вижу теперь, вижу, ждать буду, Людмила, ждать… не умела ты скрыть. А денег я у купца возьму, не беспокойся. Прощай! (Уходит.)
Людмила (у двери передней). Прощай, папа! (Подходит к столу и смотрит с нежностью на Николая.) Милый мой, милый! Как ему неудобно, бедному! Дождусь ли я, мой милый, когда ты успокоишь свою умную, красивую голову на моих руках? Какое бы это счастье было для меня! (Молча смотрит на Николая.)
Входит Шаблова.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Людмила, Шаблова и Николай.
Шаблова. Да, вот полюбуйтесь! Каково матери-то смотреть! Ах, беспутная голова!
Николай (просыпаясь). А? Что? Знакомый голос. Здравствуйте, маменька! Я ваш голос, маменька, особенно когда вы бранитесь, из тысячи узнаю.
Шаблова. Ах ты, непутевый! с чего это ты выдумал к матери за деньгами присылать? Какие у матери деньги? Да диви бы на дело, а то…
Николай. Ну, что ж за беда такая! Знаете пословицу: «проиграл – не украл; денег нет, так сам дома». Покорно вас благодарю! Вот одолжили! (Хочет обнять мать.)
Шаблова. И не подходи!
Николай. Ну, как угодно. (Садится у стола и подпирает голову рукою.)
Шаблова. Долго это будет продолжаться! скажи ты на милость!
Николай. Что: «это»?
Шаблова. Гульба твоя.
Николай. А, право, не знаю. До первого дела, я думаю.
Шаблова. Не отговаривайся! что бога-то гневить! Были у тебя дела и теперь есть.
Николай. Нет, это не дела.
Шаблова. А что ж такое, по-твоему?
Николай. Делишки.
Шаблова. Ну, вот извольте с ним разговаривать, когда он никаких резонов не принимает. Деньги-то все ухнул? Много ль домой-то принес? Мне кормить вас нужно.
Людмила. Об этом говорить не нужно. Я прошу вас.
Шаблова. Ну, пожалуй, ну, как вам угодно. А ведь жалко, мы не миллионщики, по стольку-то зараз проматывать. Батюшки, что-то в кухне зашипело! Бежать скорей! (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Людмила и Николай.
Николай. Позвольте мне полюбопытствовать, с какой стати вы помешали маменьке говорить о деньгах и каким это чудом она вас послушалась?
Людмила. Я просила ее просто из деликатности. Ей нужно было говорить не о деньгах.
