Борис. Так это что не в первый раз? И что вы с ним возитесь?
Наталья. Понимаешь, он же в поселке никому не нужен, все его только и рады довести, а как же – развлекуха. Больше делать-то нечего. А мне жалко его. Почти родня, считай.
Борис. Почти?
Наталья. Он же мой зять несостоявшийся. Разве в книжечке твоей не написано?
Борис. А может, мне тоже к вам, сюда, устроиться?
Наталья. На переезд?
Борис. Это я так сказал, в порядке бреда.
Молчание. Борис снова наливает.
Наталья. Мишка, твое здоровье!
Выпивают.
А ты зря так шутишь, Боря. Ведь у каждого переезда свой характер.
Борис. Характер?
Наталья. Да. Не смог бы ты на нашем переезде. Не смог.
Борис. Аня смогла, а я бы не смог?
Наталья. Не смог.
Борис. Да что там не смочь-то? Сиди себе, да в окно смотри.
Наталья. Ага, в окно! Молчи уж! Смог бы он!
Борис. Смог!
Наталья. Не смог, говорю же. Не любит наш переезд слабых, губит их. Муж мой не выдержал, пить начал. Машенька моя не смогла. С Мишкой вон чего стряслось! А какая пара была. Миша и Маша. Вся Потьма́ завидовала, гады. Дружнехонько как все было у них. А после аварии все под откос пошло. Мишку посадили, и Маша моя сгинула.
Наталья встает и снимает какую-то фотографию со стены. Гладит ее, целует.
Машенька, девочка моя. Крошечка моя. Не вытерпела она, Боря, не смогла, слабая, добрая была. А вот Анька – сильная. Хоть и худая, как пакля.
Борис. Может, цапля?
Наталья. Да ну тебя! Привязался. Наливай. За дочку мою. Царство небесное, не к ночи помянута.
Наталья ставит фотографию на стол. Борис ее берет в руки и внимательно рассматривает. Наталья наливает.
Пей, давай. Что смотришь? (Выпивает.)
Борис. Она на Аню похожа. Только другая.
Наталья. Дай сюда. Не трогай. (Отбирает фотографию у Бориса.) Зря я напилась, хуже только. Грудь рвет. Как завтра у Аньки смену буду принимать? Лучше бы мое излюбленное средство. Ты в книжечку-то запиши, Боря, пригодится. Запиши, говорю. Тридцать капель валерьянки, тридцать пустырника, тридцать корвалола. Записал? В водичку, и выпить. И знаешь, так тепло станет. И все. Просто тепло. Лучше водки, Бориска, в сто раз. Я этим только и спаслась. И работой. Дома-то тошно, а там расслабляться нельзя, слабину нельзя давать. Это тебе не в окно смотреть! В окно! Сказал тоже. Это объект государственной важности! Ответственность какая! Жизни людей. Записал рецепт-то? Боря! Ты спишь что ли?
Борис действительно уснул. Наталья начала было убирать со стола, да не стала, махнула рукой. Взяла фотографию и ушла с нею в комнату за шторкой. Через некоторое время и Мишка Карабан ушел.
Ночь. Железнодорожный переезд. На крыльце стоят Аня и Мишка Карабан. На нем желтая жилетка, через плечо перекинута брезентовая сумка.
Аня. Ну что ж, Михаил Аркадьевич, сдаю вам смену. Переезд осмотрен, замечаний не имею.
Карабан. Сейчас, я инвентарь проверю. (Заглядывает в кладовку.) Торцевой и рожковый ключи на месте. Смену принимаю.
Аня. Вот и хорошо, Миша, вот и отлично. А смотри, как лебеди красиво в темноте белым светятся.
Карабан. Снег был?
Аня. Много снега было, много.
Карабан. Змей ползет.
Аня. Это хорошо, Миша, это замечательно.
Аня подходит к белой цапле и несколько раз пинает ее, оставляя черные следы.
А то невыносимо. Сильно белая была. Так натуральнее смотрится.
Карабан. Как живая.
Аня. Теперь да. Хорошо сегодня, Миша, звездно. Неправильное какое-то название – «Потьма́», не подходит. Хотя… Да ладно. Закончилось мое дежурство, не подведи, Миша, не забудь ничего. Меня не забудь. А мне идти пора. Жаль, что на память ничего не останется.
Мишка Карабан отцепляет свой значок «Почетный железнодорожник», и прикрепляет его к Аниной груди.
Карабан. Мне еще дадут. А ты этот пока носи.
Аня. Спасибо, Миша. Скоро поезд. Встречай.
Мишка Карабан скрывается в домике, а Аня уходит по железнодорожным путям. Через некоторое время включается сигнализация, начинает мигать светофор и опускается шлагбаум. На крыльцо выходит Мишка Карабан. В руках у него ручной фонарь. Он встает лицом к железнодорожному пути. Мимо с громким гулом проезжает поезд. Лицо Мишки Карабана светится от счастья.