Жан-Батист Мольер - Школа жен

Прошу!

Домой!

Ведь вам гулять не будет скучно?

О нет!

Прекрасный день.

Да!

Все благополучно?

Котенок мой издох.

Конечно, жаль; но что ж?
Всем надо умереть, и мертвых не спасешь.
Здесь не было дождя, пока я не был дома?

Нет.

Вы скучали?

Нет, мне скука не знакома.

Но что ж вы делали все десять дней одна?

Я сшила шесть рубах и колпаки сполна.

У света, милый друг, есть странностей немало.
Его злословие кого не задевало?
Конечно, это все пустая болтовня,
Что некий здесь бывал мужчина без меня,
Что с ним какие-то вели вы разговоры;
Но не поверил я: все это, верно, вздоры,
И в этом я готов побиться об заклад.

И проиграете: вам правду говорят!

Как - правду? С вами, здесь?

Конечно, что ж такого?
С утра до вечера сидел, даю вам слово.

Я откровенности не ожидал такой!
Но это добрый знак, знак простоты большой.

Однако, помнится, при нашем расставанье
Я строго запретил вам всякие свиданья.

Но этой встречи вы предвидеть не могли,
Клянусь, и вы себя не иначе б вели.

Пусть так. Скажите же мне обо всем пространно.

Вы не поверите, как все случилось странно.
Однажды на балкон присела я с шитьем,
Как вдруг увидела: под ближним деревцом
Красивый господин; он взор мой, видно, встретил,
И тут же вежливым поклоном мне ответил,
И я, невежливой прослыть не захотев,
Ответила ему, почтительно присев.
А после нового учтивого поклона
Вторично отвечать пришлось и мне с балкона;
Затем последовал и третий в тот же час;
Ответила и я не медля в третий раз.
Он ходит взад, вперед; и лишь подходит ближе,
Все кланяется мне, и с каждым разом ниже;
И я - мой взгляд за ним внимательно следил
Тотчас же кланялась, когда он проходил;
И, если б темнота ночная не настала,
Я б, верно, без конца все то же продолжала.
И не сдалась бы, нет, а то, избави бог,
Невежливей себя меня почесть он мог!

Так, так.

Наутро же, едва я дверь открыла,
Ко мне какая-то старушка приступила,
Шепча: "Дитя мое, пусть бог вас оградит
И вашу красоту надолго сохранит!
Не для того господь вас сотворил прелестной,
Чтоб зла виновником был дар его небесный;
Да, надо вам узнать: вы причинили зло,
Вы в сердце ранили кого-то тяжело".

О, чтоб ко всем чертям мерзавка провалилась!

"Я в сердце ранила?" - Я страх как удивилась!
"Да, - говорит она, - вы ранили как раз
Того, кто был вчера недалеко от вас".
"Ума не приложу, - старушке я сказала,
Уж не с балкона ль что тяжелое упало?"
"Нет, - говорит она, - глаза всему виной;
От взгляда вашего страдает наш больной".
"Как! - изумилась я. - О боже! Зло от глаза!
Откуда же взялась в глазах моих зараза?"
"Да, - говорит, - они всю пагубу таят.
В них есть, дитя мое, вам неизвестный яд.
Бедняжке не шутя опасность угрожает,
И если, - добрая старушка продолжает,
Откажете ему вы в помощи своей,
То будет он в гробу на этих днях, ей-ей".
"О боже, - говорю, - коль так, и я страдаю,
Но чем ему помочь - никак не угадаю".
"Его, - сказала та, - нетрудно излечить:
Он хочет видеть вас и с вами говорить,
Чтобы от гибели его предохранили
Те самые глаза, что горе причинили".
"Ну, - говорю, - коль так, я помогу всегда;
Он может хоть сейчас прийти ко мне сюда".

Ах, ведьма гнусная! разносчица отравы!
За эти происки ты жди в аду расправы!

Так он пришел ко мне, и хворь с него сошла.
Ну, в чем, скажите мне, вина моя была?
И как, по совести, могла я согласиться
Дать умереть ему и не помочь лечиться,
Когда мне жалко всех, кто горе перенес:
Цыпленок ли умрет - и то не скрою слез.

В ее невинности сомненья невозможны;
Виною мой отъезд, увы, неосторожный.
Она без помощи оставлена была
В добычу хитрости и всем соблазнам зла.
Повеса же, боюсь, готов на что угодно.
Как знать, не слишком ли он вел себя свободно?

Что с вами? Сердитесь вы на мои слова?
Или, по-вашему, была я не права?

Нет. Но скажите мне о том, что дальше было,
Как вел себя ваш гость, как время проходило.

О, если б знали вы, как счастлив стал он вдруг,
Как с первого же дня прошел его недуг,
Какую мне поднес шкатулку из эбена,
Как деньгами дарил Жоржетту и Алена,
Вы полюбили бы его не меньше нас.

Но что же делал он, когда бывал у вас?

Он клялся мне в любви, в любви великой силы,
И говорил слова, и все мне были милы,
Так милы, что ни с чем их не могу сравнить.
Бывало, лишь начнет об этом говорить,
Как что-то сладкое щекочет, задевает,
Сама не знаю что, но сердце так и тает.

О тягостный вопрос о тайне роковой,
Когда допросчик сам томится в пытке злой!

Но, эти нежные рассказывая сказки,
Не пробовал ли он начать с тобою ласки?

О да! Он у меня охотно руки брал
И их без устали все время целовал.

Ну, а не брал ли он у вас чего другого?

Уж!

Он...

Что?

Взял...

Ну-ну?

Мою...

Что ж?

Нет, ни слова!..
Своим рассказом вас я, верно, рассержу...

Нет.

Да.

О боже, нет!

Клянитесь - я скажу!

Ну, так и быть, клянусь.

Он взял... Вам будет больно.

Нет.

Да.

Нет, нет, нет, нет! Черт, право, тайн довольно.
Ну, что он взял у вас?

Он...

Как в огне, стою.

Он как-то у меня взял ленточку мою;
То был подарок ваш, но я не отказала.

Оставим ленточку. Скажите мне сначала:
Он руки целовал и больше ничего?

Как? Разве делают и более того?