Потом несколько молодых людей проходят в кабинет Пал Палыча: «Все, папаша, отсиделся, отвоевался, пора освободить помещение».
ПАЛ ПАЛЫЧ . Как?! Меня нельзя! Я не могу! Как же мое кресло?
МОЛОДЫЕ ЛЮДИ . Не можешь без кресла, значит, освобождаем вместе с креслом. ( И начинают отодвигать его вместе с креслом.)
ПАЛ ПАЛЫЧ (хватается за стол, кричит). Зоя! Милиция! Помогите. (И
уже совсем истошно.) Караул, грабят!!
Зоя от криков вскакивает, но, видя, что никто на эти крики не обращает внимания, и все так же продолжают по-деловому двигать и переставлять мебель, опять садится на свой стул, закрывает лицо руками: что-то будет?
Звучит траурная музыка Бетховена.
Занавес.
Бар. Звучит музыка Юрия Лозы.
За стойкой бармен трясет шейкером. Несколько столиков.
За одним Художник, Ева и Чижиков пьют водку.
За другим – спиной к зрителям сидит Убийца, он пьет пиво.
За третьим – молодые люди, современные бизнесмены, пьют «колу».
У входа в ливрее швейцара стоит Сумасшедший.
ХУДОЖНИК (бармену). Человек, еще по одной.
Бармен разливает и несет.
ЧИЖИКОВ . Ну, что выставка, успешна?
ХУДОЖНИК . Класс! Три картины загнал. Теперь гуляем.
ЧИЖИКОВ . Вот и хорошо. Значит, Ева моя?
ХУДОЖНИК . Ты что?! У меня же запой начинается. Кто за мной ухаживать будет?
ЧИЖИКОВ . А Фикус?
ХУДОЖНИК . Хамло твой Фикус. Я его в музей сдал. Так что теперь мне без Евы опять никак нельзя. (По-отечески гладит Еву по голове.)
ЧИЖИКОВ . Опять обманул. Я же из-за тебя фальшивомонетчиком стал. ( Пытается сделать вид, будто плачет.)
ХУДОЖНИК . А я вот сейчас встану и скажу всем, что ты фальшивку своему шефу подкинул. Тебя – хап, и никакой Евы не надо будет. Будешь одни бананы с воблой жрать.
ЧИЖИКОВ ( испуганно ). Какие бананы с воблой?
ХУДОЖНИК Это я тебе в тюрьму такие передачки буду носить. (
Заливисто хохочет, достает сигару.) Ева!
Ева тут же щелкает зажигалкой.
ХУДОЖНИК . Видишь. Как же я тебе ее отдам?
ЧИЖИКОВ . И я такую же хочу.
ХУДОЖНИК . А зачем она тебе? Ты же не пьешь.
ЧИЖИКОВ . Женюсь.
ХУДОЖНИК . Женится он, ха-ха! Ты, может, и в постель с нею ляжешь?
ЧИЖИКОВ (с вызовом). И лягу!
ХУДОЖНИК . Ха-ха, ляжет он. Так зачем тебе тогда Ева? Бери стиральную машину и ложись. А еще лучше – пылесос. Ха-ха. Я же тебе говорил: она ма-ши-на.
ЧИЖИКОВ . Ну и пусть. (
Начинает загибать пальцы.) Зато не ест, не пьет, не спит, не ругается. (
Перечисляет и вдруг неожиданно кричит.) Люблю ее!
(Вскакивает и с готовым кулаком бросается на Художника.) Отдай, говорю!
Художник приподнимается, кладет руку ему на плечо и усаживает.
ХУДОЖНИК . Человек, еще по одной! У нас тут траур. Ева, следи за нормой. ЕВА ( четко козырнув). Есть!
Дверь в бар открывается, входит Зоя с красивой пухленькой подругой. Убийца вскакивает, подбегает к ним, бережно берет Подругу под локоток и приглашает обеих к своему столику.
ПОДРУГА . Зоя, знакомься – друг семьи. ЗОЯ (Убийце). Зоя, подруга вашей знакомой, но не ее семьи.
Проходят к столику.
ЧИЖИКОВ . Зойка приперлась, я смываюсь. ХУДОЖНИК . Пойдем и мы с тобой, бедолага.
И они боком, боком, пока вновь пришедшие здороваются и оглядываются, уходят.
СУМАСШЕДШИЙ ( резво открывая дверь). Заходите еще, заходите. (И выставляет перед каждым руку ладонью вверх, прося на чай.)
Художник сует ему в ладонь деньги. Чижиков будто не понимает, зачем ему суют под нос ладонь, рассматривает ее удивленно, потом трет ладонь Сумасшедшего своим указательным пальцем, палец свой нюхает, жмет удивленно плечами – рука как рука – и выходит из кафе-бара. Ева чмокает Сумасшедшего в щечку и под руку с Художником выходит.
УБИЙЦА (проводив взглядом троицу, подходит к швейцару и спрашивает).
Кто такие?
СУМАСШЕДШИЙ . Художник. Знаменитость.
УБИЙЦА . А ты откуда знаешь?
СУМАСШЕДШИЙ . А я когда сумасшедшим был, жил у него в соседях.
УБИЙЦА . Как сумасшедшим?
СУМАСШЕДШИЙ . Было дело… А теперь я уже не сумасшедший, у меня только справка – и все. Меня потому в вышибалы и приняли. С дурака что возьмешь? В смысле, если врежу кому. Я от санитаров много чему научился!
Он вдруг с криком встает в стойку. Убийца отскакивает от него и подходит к бармену. Зоя разговаривает со своей Подругой.
ПОДРУГА . Смотри-ка, те вон сразу убежали, будто напугались чего-то.
ЗОЯ . Да знаю я их. Один так, половик, работал у нас на побегушках, а другой – хороший художник, но пьяница горький. А девка с ними… она что-то вроде кухонной машины.
ПОДРУГА . Какой машины?
ЗОЯ . Ну, я слышала, будто он нашел ее где-то, а у нее брелок на шее был с надписью: «Домохозяйка для одиноких мужчин».
ПОДРУГА . А откуда она такая взялась?
ЗОЯ . Черт ее знает. Говорят, из будущего. Там, в будущем, женщины будто только спят с мужиками и по магазинам ходят за нарядами. А за них всю работу по дому делают такие вот машины.
ПОДРУГА (шепотом, оглядываясь). Зой, а Зой, а он, этот художник, с ней спит, с этой машиной, или нет?
ЗОЯ . Кто его знает. Трезвый, может, и не спит, а по пьянке, сама знаешь, нашим мужикам все равно, с кем спать, лишь бы шевелилось.
ПОДРУГА . А для нас, сегодняшних женщин, таких машин нет?
ЗОЯ (отвлеченно ). Не знаю, не слышала.
ПОДРУГА . Узнай, а, Зой.
ЗОЯ . А ты у мужа своего спроси. Он-то у тебя спец по женской части.
ПОДРУГА . Он у меня несчастный. Никто его не понимает. Никак он не может найти своего места в жизни, вот и мучается: то пьет, то гуляет. Но я-то его понимаю и все поэтому прощаю.
В это время еще громче звучит песня Лозы: «Плот ты мой, плот».
ПОДРУГА ( всхлипнув ). Вот и песня его…
ЗОЯ . Ему за сорок, а он все песни про плоть поет. ( Показывает на Убийцу.) Ну, а этот-то долго еще терпеть его будет?
ПОДРУГА ( вытирая слезы). Не знаю. Все замуж зовет. Брось, говорит, своего алкаша. А как я его брошу? Он такой несчастный, нигде не работает, все себя ищет и не находит. Пить несчастному приходится.
ЗОЯ (смотрит на нее укоризненно). Ох, девонька, и задурил же он тебе голову.
ПОДРУГА . Зой, я-то ладно, а ты-то как, шеф твой, ох, и шалун был, даже ко мне на одной вечеринке приставал. А помнишь, как он электрические лампочки ел по пьянке? (Показывает.) Засунет в рот – хрясь, и глотает. А может, он их и не ел, а Зой?
ЗОЯ. Ел, не ел, какая разница… Он хуже вычудил: в кресло свое служебное врос, а там, наверху, видимо, узнали и обрадовались – прямо вместе с креслом отправили в музей.
ПОДРУГА . Кто же его, такого солидного, смог отправить?
ЗОЯ . «Кто-кто»… Вроде с виду и никто, наподобие вон тех, что «колу» пьют.
Показывает на столик, за которым, сидят молодые люди, то и дело заказывая то «колу», то сок, от чет бармен морщится, как от зубной боли. Они пересыпают свою речь чужими словами: дисконты, акцизы, дилеры и т. п.
ЗОЯ . Так что мы уж думали, будто навечно у кормушки. И поливать я его хотела, он мне и денег дал на лейку… Ан нет – увезли в музей.
ПОДРУГА . В какой музей?
ЗОЯ . В наш краеведческий. Жалко мне его. Раньше все ругалась, к жене ревновала, а сейчас жалко. Навещаю иногда.
ПОДРУГА . Ох уж, мужики эти! И зачем они на наши шеи навязались? Все беды, говорят, от них. Вот бы все они вдруг исчезли, представляешь, какая бы жизнь прекрасная пошла? Ни войн тебе, ни драк, ни открытий разных вредных. Давно бы мы, женщины, коммунизм построили по всей планете.
ЗОЯ . Да брось ты! Что мы без них делать-то будем?
ПОДРУГА . Это точно… Это я так, мечтаю. Без них скучно было бы. Кто нам нервы трепать будет? Вот и этот-то мой… то есть наш друг семьи
(она показывает на Убийцу, сидящего у барной стойки на высоком стуле), все твердит: «Если не уйдешь от своего мучителя, убью».
Обе смотрят на Убийцу.
ЗОЯ ( задумчиво ). Раз так говорит, значит, любит.
Обе задумываются, делают по глотку из кофейных чашек.
