Она за век тысчонку накопила…
Появляется Киснет, на цыпочках заходит ей за спину и начинает петь. Она вскакивает и торопливо прячет бумаги и прочее.
Киснет (поет).
Однажды старушонка
здесь денежки копила.
Была у ней тысчонка,
но все ей мало было!
Летузель. Превосходно, мистер Киснет, но было бы куда лучше с вашей стороны, если бы…
Киснет (хохочет, держась за бока).
Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
Ну что за чепуха?
Была у ней тысчонка,
но все ей…
Летузель. Я ведь сказала: «браво, мистер Киснет». Вы меня уже ничем не удивите. Особенно умением подкрадываться в мягких туфлях к даме. Это в вашем стиле. Убирайтесь вон.
Киснет. Зачем так резко, миссис Летузель! Я ничего не слышал… Хе-хе-хе! Я видел, как вы спровадили милягу Эльфика изящным пинком в зад. Загребущие руки-то, а? (Берет ее руку и разглядывает.) Вон и пальцы какие крючковатые, прямо клешни… Давайте сыграем? Заключим уговор – говорить правду? Значит, прибрать к рукам тысчонку старой Гнилль оказалось не так просто? Здесь урвать, там цапнуть – это все проходит, а главный успех не дается?
Правда или ложь,
пока не умру.
Убей меня,
если ты мне соврешь!
Так как же, прав я? Ну, ладно. Теперь твоя очередь. Спрашивай ты.
Летузель. Не собираюсь. Детские глупости.
Киснет. Как угодно. Я только хотел по-честному.
Летузель. Постойте. Тогда я, пожалуй, тоже спрошу.
Правда или ложь,
пока не умрешь.
Я тебя убью,
если ты мне соврешь!
Киснет. Уговор дороже денег.
Летузель. У вас с доктором бывают небольшие беседы раза два-три на неделе, верно?
Киснет. Что? Послушайте, мамаша…
Летузель.
Я тебя убью,
если ты мне соврешь!
Киснет. Гм. Ну, хорошо. Только не воображайте, что я…
Летузель. Да. Я отлично знаю, о чем ему там нашептываешь, можешь не сомневаться. Меня больше интересует, что он тебе говорит.
Киснет. Ничего он мне не говорит… А если б даже и говорил, то доверительно и совершенно секретно. Не буду же я злоупотреблять его доверием.
Летузель. Что слышно насчет дотации?
Киснет. Какой еще дотации?
Летузель. Он сам проговорился. В пятницу я пришла к нему с жалобой – вполне законной – и говорю: «Доктор Эхинокук, в настоящее время расходы на жизнь непомерно велики и ложатся слишком тяжелым бременем на нас, старых людей, переживших две мировые войны». А он говорит…
Киснет. «Цыц! Брысь! Робинсон, Смит, все убрать, вымести, вытереть. На сегодня хватит».
Летузель. А я ему…
Киснет. «Для людей, переживших две мировые войны, пенсия по старости вопиюще мала. Национальный фонд помощи не дает нам ни гроша…».
Летузель. В сорок седьмом году социалистическая партия без зазрения совести прикарманила все мои сбережения.
Киснет. «Взять тех из нас, доктор Эхинокук, кто пережил две мировые войны…».
Летузель. А он мне…
Киснет. «Цыц! Брысь! Нишкни! Сестра Браун, сестра Джонс, тазы, щетки, тряпки, притирания, полоскания…».
Оба, не выдержав, хохочут.
(Первым обрывает смех.) «Миссис Летузель, старая чертовка, что это вы плачетесь на расходы? Стол, кров и лечение в этой каталажке идут бесплатно. Все оплачивают доброхотные взносы наших глубокоуважаемых шефов и частично правительственные субсидии. С вас, черт бы вас побрал, спрашивают денег только на некоторые, так сказать, излишества, что со временем тоже…».
Летузель. Да?
Киснет. «…тоже будет не нужно благодаря…»
Летузель. «…благодаря дотации министерства здравоохранения».
Киснет. Я совсем не это имел в виду.
Летузель. Дело ваше, но он сказал именно эти слова. Он совершенно вышел из себя. Кричал, бранился. Но сказал именно так.
Киснет. Впервые слышу о министерской дотации.
Летузель. Я тоже, мистер Киснет. И доктор Эхинокук дал ясно понять, что мне и не полагалось этого слышать. Он покраснел и пошел прочь, топая и чертыхаясь. Сорвалось с языка, бывает. Но что это может значить?
Киснет. Тссс! Спокойно. Идет тяжелая кавалерия. «Умрем, ребята, полковник сказал. И ребята не подвели».
Входит Горлопэн, оглядывается на свою собаку, видит, что ее с ним нет, возвращается к двери, открывает ее, зовет: «Гектор! Гектор!» Собака (разумеется, воображаемая) вбегает и, видимо, прыгает на Киснета. Киснет и миссис Летузелъ в страхе отшатываются. Собака лает.
Горлопэн. Ну, ну, мальчик, тубо! К ноге, Гектор, слышишь? К ноге!
Летузель. Зачем нужно приводить сюда собаку, мистер Горлопэн?
Киснет. Эй ты, дьявол, тубо, тебе говорят!
Горлопэн. Тубо, мальчик, тубо, не приставай. А вы не бойтесь, Киснет, он тихий, как золотая рыбка. Конечно, если вы покажете, что испугались, он начнет хамить. Сидеть, Гектор, сидеть! Веди себя прилично. Не заставляй два раза повторять. Вот так. Видите? Он у меня воспитанный, команды знает. Это он просто дурачился. Чудесную мы с Гектором сейчас совершили прогулку: восемь миль туда, восемь с половиной обратно, – в гору, мимо новых кварталов, по шоссе, потом по железнодорожному полотну, мимо газового завода, на волю, на воздух. Хорошо! Я сочинил двустишие, славящее природу. Затем – налево кругом! – у путепровода повернули назад, восемь миль, да в полмили сделали крюк на кладбище, проведали миссис Горлопэн, букет цветов на могилу, несколько прочувственных слов, сочинил стихотворение в память усопшей, Гектор тоже подает поминальный голос – о, он ее помнит, верно, мальчик? И назад, к чаю, бодрые, усталые. Прекрасно.
Летузель. Вы обязаны следить, чтобы он сидел в конуре. Надо ведь и о людях подумать… Э-э, Гектор, хороший, хороший пес, ну, ну, Гектор… Вот вам! Да заберите его от меня, бога ради, заберите!
Горлопэн. Гектор! Я что сказал? Сидеть!
Летузель. Разве это мыслимо, мистер Горлопэн, такую большую собаку приводить в больницу? Удивляюсь, как доктор Эхинокук…
Горлопэн. Глупости, миссис Летузель. Лучший друг человека. Да он жил у меня в палате, когда я сюда приехал, пока какой-то выскочка не наябедничал. Поверите ли, миссис Летузель, я человек довольно общительный, но за всю жизнь у меня было только два настоящих друга: миссис Горлопэн и Гектор. И лучшим другом был Гектор. Ага, мальчик, ага, скоро ужинать, да? Сейчас… А вам, Киснет, не хватает некоторой физической нагрузки. Единственное, что вам нужно. Ходить иной раз в дальние прогулки, кататься на трехколесном велосипеде, упражняться с гантелями! Вот что: когда прибудет заказанное доктором оборудование для физкультурного зала, я запишу вас дважды в неделю на параллельные брусья и канат. Быстро нагуляете здоровый каркас, приятель. Какой-нибудь месяц – и полное омоложение!
Киснет. Параллельные брусья?! О чем вы говорите? Не намерен же он швырять деньги на параллельные брусья для людей нашего возраста! Да разве я смог бы…
Горлопэн. Сейчас, вероятно, нет, но потом сможете, вот увидите. Тренировка делает чудеса. А снаряды заказаны, это совершенно точно. Мне завхоз сказал. Он тоже был удивлен… Гм, да… О, это нам очень пойдет на пользу! Вы думаете, Киснет, что я протяну еще лет десять, не больше? Не спешите меня хоронить: здесь у меня свежий воздух! (Ударяет себя кулаком в грудь.) А у вас? У вас там что? Дым и сырость.
Голос из репродуктора: «Мистер Эльфик, мистер Эльфик, вас просят в кабинет старшей сестры. Мистер Эльфик, пожалуйста, зайдите в кабинет старшей сестры».
Ага! Видно, нашей барышне вкатят еще одну клизму. Ему не привыкать, ха-ха!
Голос из репродуктора: «Поправка. В кабинет к старшей сестре просят мистера Горлопэна, а не Эльфика. Мистер Горлопэн, пожалуйста, зайдите в кабинет старшей сестры».
Горлопэн. И не подумаю! Чего ради? Вредная процедура. Пусть тем, которые сами не могут. (Поет, сопровождая песню жестами, которые пугают Киснета и миссис Летузель.)
Я не сдаюсь! Я не согнусь!
Прямым до смерти продержусь.
Когда ж за мной придут они –
ударом с ног свалю, и пусть!
Раз! Левой! Правой! Нос в крови!
Два! В зубы! Бей! Ломай! Дави!
Убрать его!
В нокауте он!
Я победил –
он побежден!
А ты что скажешь, Гектор, а?
Кусай! Хватай! За горло рви!
Убрать его! Он весь в крови!
Он побежден!
Ему конец!
Ай, Гектор, Гектор!
Молодец!
Входит медсестра Браун.
(Пробует улизнуть через противоположную дверь.) Да, да, сестра, я сейчас, одну минуточку. (Пытается незаметно выставить собаку.) Уходи, уходи, мальчик, ты здесь не нужен. Гоните его, Киснет! Ну, давай, давай, убирайся!
