Элисия быстро притащила какое-то барахло, вывалила под ноги Селестины.
ЭЛИСИЯ. Вот, матушка, возьми.
Схватила за руку остолбеневшего от страха Семпронио, потащила за собой во двор, под яблоню, где проветривались, просушивались одеяла и подушки. Без разговоров под горячим небом Испании принялись они за дело.
Селестина встала над огнём, над кипящим котлом.
СЕЛЕСТИНА. Заклинаю тебя, мрачный Плутон, владыка адских недр: явись, облекись в эту пряжу и не расставайся с нею, пока Мелибея не купит ее.
Стоит Селестина, ворожит, чудит, смеётся — жизнь, как хороша ты, жизнь, как хороша… Ты сам можешь направить её туда, куда тебе надо: нет никакого рока, сам делай своё счастье…
Сложила Селестина в карманы платья воротнички, сетки для волос, бахромки, тесемки, щипчики для бровей, черную краску, белила и румяна, иголки и булавки, прицепила бороду, платок повязала.
Заклинаю тебя еще и еще раз! Иду с пряжей и верю, что уношу в ней и тебя!
И вот всё, что сказала старуха — стало явью. Поползли какие-то тени из всех углов. Из всех щелей, поползли и влипли в шерсть. А шерсть перекочевала в бездонный карман Селестины.
Пошла Селестина со двора. Посмотрела на Семпронио и Элисию под яблоней, засмеялась легко и радостно. Пошла. Идет по пыльной дороге. Опять из каждой подворотни на Селестину лают собаки: «Старая шлюха!». Опять ослы поворачивают головы и кричат: «Шлюха!». Селестина пошла работать. Ни на кого внимания. Если бы никто не плюнул ей вслед, она бы остановилась и не пошла бы никуда, а так — хорошо. Весело ей. Жизнь. Она в центре Вселенной. Она всё закручивает, вокруг неё Земля, Луна и Солнце вертится. И не заметила Селестина, как мальчишки привязали к её платью кучу банок на веревке — гремит, гремит, идёт Селестина…
Шла Селестина по дороге и сама с собой рассуждала. То вперед пойдет, то назад снова. И опять — вперед, назад.
Однако, что-то очень уж я смела… Идти или вернуться? Если поймают, не миновать мне смерти или остроконечного колпака. Ах, я несчастная! Кругом беда. Пойду! Прослыть трусливой хуже, чем понести кару. Удача сопутствует храброму. И юбки не мешают, и усталости я не чувствую. Все мне кланяются. Ни одна собака на меня не залаяла, ни одна черная птица не перелетела дорогу — ни ворон, ни ночные птицы. Всё хорошо. Иду.
Так и не заметила Селестина, как дошла до дверей дома Плеберио. Лукресия стоит у дома, скучает, женихов ловит, жует пирожок, смотрит, будто дожидается Селестину.
ЛУКРЕСИЯ. Что это за старуха там ковыляет?
СЕЛЕСТИНА. Мир дому сему!
ЛУКРЕСИЯ. Селестина! Каким ветром занесло тебя в эти края?
СЕЛЕСТИНА. Привела меня любовь ко всем вам, доченька.
ЛУКРЕСИЯ. Ты только для этого вышла из дому? Это не в твоих привычках! Без выгоды ты шагу не ступишь!
СЕЛЕСТИНА. Нас, старух, нужда не покидает. В особенности меня. Ведь мне надо содержать чужих дочерей. Вот и пришла я продать немного пряжи.
ЛУКРЕСИЯ. У моей старой госпожи как раз основа натянута: ей нужно купить пряжу, тебе — продать, вы с нею сторгуетесь.
Из дома выглянула Алиса, мать Мелибеи.
АЛИСА. С кем ты говоришь, Лукресия?
Лукресия махнув Селестине — жди! — кинулась к госпоже, наверх. Селестина ухо из-под платка выпростала, навострилась, слушает, о чём говорят в доме.
ЛУКРЕСИЯ. Сеньора, это та самая старуха со шрамом на лице, что жила когда-то близ дубилен, на берегу реки.
АЛИСА. Объяснять неизвестное еще менее известным — решетом воду носить.
ЛУКРЕСИЯ. Иисусе, сеньора! Да эту женщину знает каждый встречный-поперечный. Неужто не помнишь старуху, которая стояла у позорного столба за колдовство, продавала девушек священникам и разженила тысячу женатых?
АЛИСА. Все это мне ничего не говорит. Скажи мне ее имя, если знаешь.
ЛУКРЕСИЯ. Да его знает и стар, и млад! Как мне-то не знать!
АЛИСА. Почему же ты не скажешь?
ЛУКРЕСИЯ. Мне стыдно!
АЛИСА. Ну, глупая, говори! Не зли меня своими проволочками.
ЛУКРЕСИЯ. Имя ее Селестина, не в обиду вам будь сказано.
АЛИСА (хохочет). Пропади ты пропадом! Я умру со смеху! Сильно ты, должно быть, ненавидишь эту старуху, даже имя ее стыдишься назвать! Припоминаю. Хороша штучка! Она, верно, пришла просить о чем-нибудь. Скажи ей, пусть подымется сюда.
ЛУКРЕСИЯ (побежала вниз, распахнула дверь). Входи, тетушка!
Селестина вошла в дом, осмотрелась. Вид приняла смиренный. Стала играть эдакую больную, «перебинтованную».
СЕЛЕСТИНА. Добрейшая сеньора! Случился у меня недостаток в деньгах. Нет у меня иного выхода, чем продать немного пряжи, я припасла её на несколько чепцов. И ты в ней как раз нуждаешься, нет? Хоть бедна я и немилостив ко мне Господь — вот моя пряжа! Не пригодится ли тебе она, да заодно и я?
АЛИСА. Твои слова так меня растрогали, что я и без пряжи охотно помогла бы тебе деньгами. А если пряжа хороша, я тебе за нее щедро заплачу.
СЕЛЕСТИНА. Хороша, сеньора? Тонка, словно волосы, гладка, прочна, как струны гитары, бела, как снег! Вот эти самые пальцы ее пряли, мотали и приготовляли. Погляди-ка на эти моточки! Три монеты давали мне вчера за унцию, пропади моя грешная душа!
В комнату вошла Мелибея — совсем девчонка. Красавица. Разряжена, как куколка.
АЛИСА. Дочка, побудь с этой почтенной женщиной, мне пора навестить мою сестру, жену Кремеса. Она нездорова и прислала за мной пажа.
СЕЛЕСТИНА. Как хорошо! Будь проклят дьявол и мои грехи! Ведь надо же случиться, чтоб заболела твоя сестра как раз, когда у нас наклевывается сделка!
АЛИСА. А?
СЕЛЕСТИМНА. Нет, я так.
АЛИСА. Мелибея, позаботься, чтобы соседка получила все, что ей причитается за пряжу. А ты, матушка, прости: в другой раз подольше побеседуем.
Мелибея смотрела на Селестину с интересом — взаперти да взаперти девушка, вот что-то новенькое, ей и интересно.
СЕЛЕСТИНА. Сеньора, незачем прощать невиновного. Господь тебя простит, а я остаюсь в хорошем обществе.
Алиса улыбнулась и вместе с пажом вместе отправилась по дороге. Слуги над нею тряпку несут, от солнца прикрывают — тряпка на четырех длинных шестах. Свистит тряпка от ветра. Палки гнутся. И паж свистит, дурачок, а Алиса смеётся. Хорошо ей. Она богата, знатна, у неё дочь красавица, светит солнце, вокруг — Испания… Хорошо.
МЕЛИБЕЯ. Не Селестина ли ты, что жила подле дубилен, у реки?
СЕЛЕСТИНА. Жила, пока Богу угодно было.
МЕЛИБЕЯ. Клянусь, только по шраму я тебя и узнала! Помнится, ты была красива. Теперь ты совсем не та, очень уж изменилась.
ЛУКРЕСИЯ. Ха-ха-ха! Изменился дьявол! Нечего сказать, красива была она с этакой отметиной на лице!
МЕЛИБЕЯ. Что тебя насмешило?
ЛУКРЕСИЯ. Да то, что за такой короткий срок ты позабыла лицо матушки.
МЕЛИБЕЯ. Два года — не так мало. К тому же и морщин у нее прибавилось. Я рада была познакомиться с тобой. Возьми деньги и иди с Богом! Мне сдается, что ты, верно, не обедала.
СЕЛЕСТИНА. О ангельская душа! Как ты это произнесла! Ведь я обычно день-деньской хлопочу натощак по чужим поручениям, все стараюсь для добрых людей. Я открою причину моего прихода. Мы обе прогадаем, если я уйду понапрасну и тебе ничего не скажу.
МЕЛИБЕЯ. Поведай свои заботы.
СЕЛЕСТИНА. Мои заботы? Чужие! Свои я терплю у себя за дверью: ем — когда придется, пью — когда найдется! Хлеб и вино найдешь в пути, а друга любезного не найти! Где нет мужчины, нет и достатка. Не уйти веретену от беды, коли рядом нет бороды. Я к тому, сеньора, что я говорила тебе о нуждах чужих, а не своих.
МЕЛИБЕЯ. Проси, чего хочешь для кого угодно.
СЕЛЕСТИНА. Оставила я одного больного при смерти, и он верит, что одно лишь слово из твоих благородных уст, которое я спрячу в сердце своем и отнесу ему, сразу исцелит его, — так благоговеет он перед твоей красотой.
МЕЛИБЕЯ. Я не пойму, тетушка. Кто в силах исцелить страждущего и не делает этого, подобен убийце. Кто так обезумел от боли, что решил, будто болезнь и лекарство имеют общий источник?
СЕЛЕСТИНА. Тебе, сеньора, знаком юный кабальеро, чистокровный дворянин по имени Калисто?
МЕЛИБЕЯ. Довольно. Так вот больной! Ради него ты пришла сюда, бородатая бесстыдница? Чтоб тебе сгореть, коварная сводня, ведьма, враг честных людей! Иисусе, Иисусе! Отвечай, обманщица, как ты на это решилась?
СЕЛЕСТИНА. Терплю обиду без всякого повода.
МЕЛИБЕЯ. Не смей говорить об этом пугале, долговязом аисте, разодетом уроде! Сумасшедшему чудится, что все вокруг такие же. С этим ответом ты к нему и возвращайся. И благодари Бога, что так дешево отделалась.
