НИНА (смеётся). Я такого концерта сто лет не видела. Я в отпаде просто. Классика! Ну, всё, нет? Наприкидывались? Теперь встали все и пошли. Ну?
КОСТЯ. Я спать хочу, отстаньте!
НИНА. Да мне фиолетово ваше «хочу». Вставать придётся. Я начальник тут.
ЖАННА (плачет). Слатенький, вставай паковаться, она не отстанет!
КОСТЯ. Пакуйте сами, агитаторы! Отвали!
СОФЬЯ КАРЛОВНА. Знайся только с достойными дружбы людьми… Я вот умру скоро, умру, заплачете, да паровоз уехал…
КОСТЯ (кричит под одеялом). Да не заплачем! Лентяюга, я слышу от тебя это двадцать лет! Иди, собирай барахло, ну? Всё я за вас один должен?
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ (шатается, идёт к Нине). Где я вас, всё-таки, видел, а?
НИНА. Я не пью в подворотнях, пенс.
ГРИГОРИЙ ИВАНОВИЧ. Ведь вы Жужа, так?
НИНА (помолчала). А бритвой по глазам? (Тихо). Иди вон отсюда. Ну?!
СОФЬЯ КАРЛОВНА (вдруг, твёрдо). Я никуда не пойду. Я помру скоро.
Пошла на кухню, села на диванчик, глаза закрыла, не двигается.
ЖАННА (растерянно). Мамулечка, и что? И я одна должна карячиться?
НИНА (рыкнула вдруг). Вон!
Жанна и Григорий Иванович схватили куртки, выскочили в подъезд. Григорий Иванович так и пошлёпал в тапочках.
Вышли на улицу, встали на тротуаре возле окна, топчутся, что-то говорят, ругаются. Жанна нагнулась, в форточку стучит матери, та не реагирует. Собаки лают.
Нина решилась и повесила, наконец, шубу у входной двери. Достала из сумки рулетку, принялась ею что-то вымерять, быстро ходит по коридору, поёт:
«У дороги чибис, у дороги чибис!
Он кричит, волнуется, чудак!..»
КОСТЯ (высунул голову из-под одеяла, нашёл сигареты, закурил). Тебе чего тут?
НИНА. Не тыкать.
КОСТЯ. Мы не уехали, чего тебе тут?
НИНА. Мне надо.
КОСТЯ. Слушай, амиго, наглость умерь? Кончай распальцовку. Тут люди живут, а ты лезешь.
НИНА. Кто люди? Вы? Он? Оно? (Снова закурила). Так и будете лежать, голуби?
КОСТЯ. Ну и наглая, бикса.
НИНА. Я не бикса.
КОСТЯ. Ненавижу.
НИНА. Ой, да что вы? Интересный вы какой. Кого это?
КОСТЯ. Да такое вот быдло, как ты — из грязи в князи которое. А шуба на ней зажиточная! (Смеётся). Хозяйва. Давно подъезды-то мыла? А сейчас — смотри, в джипе едет-разгоняет, мурло вонючее, бандюги, мафиозники. А как были говнами позорными, фунт дыма, отстой — так и остались. Не-на-ви-жу.
НИНА (смеётся, ходит по квартире, меряет рулеткой). Да-а? Что, дорогой, дурной сон приснился? И виновата я? Обращайтесь к попке, которая рядом лежит. Тявкает, главно, баклан, шавка. Собирайся и уё отсюда. Буду ещё обсуждать с такими… Лежит тут, питонит, хорошо ему, гляди. Отползай, сказала, или сейчас подъедет отряд омоновцев и выкинет тебя за руки, за ноги.
КОСТЯ. Да она пьяная, смотри, от неё за километр несёт.
НИНА. Кто? Когда? Где? Вам что, цветные? Поговори ещё так вот со мной, зоо.
КОСТЯ. И что? Пистолет достанешь? Испугала, бикса.
НИНА. Чухан. Зоо. Баклан. Горнист. Надену-ка я шубу, а то тут того и гляди…
Нина надела шубу, ходит по квартире, меряет рулеткой углы, громко поёт.
ПАША (из-под одеяла, хрипло). Выруби её, спать не даёт.
КОСТЯ. Нарисовалась, меряет, а сама в лоскут.
НИНА. Вонь развели! Ну, ничего. Завтра с утра тут — перестройка. Чтоб и не пахло. Мне закупать мебель надо, барную стойку, шторы, гардины, посуду… (Покачнулась, схватилась рукой за стенку.)
КОСТЯ. Ненавижу.
НИНА. Говори, говори, революционер, мне фиолетово. Я не виновата, что вы все — вонючки. Жить, не умеете, работать, только стонать. Фу. Жара какая. Пропойцы. Ненавижу кошек — ворьё и предатели. Только отвернись — что-нибудь со стола сопрут, ходят, гадят. Собака ещё куда ни шло, не предаст. Только не эти тут. Эти тоже гадливые. Смотрят, главно! Что вам?
КОСТЯ. Даже кошек построила, сестра-хозяйка, ишь.
НИНА. Я войду сюда.
КОСТЯ. Иди. Смотри, чтоб родимчик не хватил. Там главная наша помойка.
НИНА. И войду. Это уже всё моё. И шубу не сниму. (Костя смеётся). Ей цена, как ледоколу «Ленин». А эти твари ещё на неё лягут.
Нина уходит в первую от входной двери комнату, что-то там делает, бодро и громко поёт. Костя смотрит на Пашу, смеётся.
КОСТЯ. Ты кто, амиго?
ПАША. Паша.
КОСТЯ. Здравствуй, Паша, радость наша. А я — Костя. Ты откуда?
ПАША. Из «Кенгуру». Мы там были. Я тебя знаю. Тебя «Костяк» зовут. Ты стриптизёр.
КОСТЯ. Правда? Раздеваюсь, что ли? За так или за деньги? (Смеётся). Чего спьяну не сделаешь. Ну и чего? Значит, знаешь меня? А я тебя — нет.
ПАША. Мы с тобой ночью ничё не делали.
КОСТЯ. Я пьяный был. А то бы, поди, чё сделал.
ПАША. Ты меня поцеловал.
КОСТЯ. А ты не давался?
ПАША. Почему? Давался. (Смеётся).
КОСТЯ. Я не «голубой». Пьяный был. Скучно было.
ПАША. Да ничё не было.
КОСТЯ (пауза). А чего ты улыбаешься?
ПАША. Так. Хорошо мне тут. Тепло тут. Хорошо.
КОСТЯ. Ты «голубой»?
ПАША. А ты? Танцуешь ты классно. Тело у тебя, Костяк, — супер.
КОСТЯ. Значит, ты «голубой».
ПАША. Может. А чё?
КОСТЯ. Ты прав. Ничё. Пошли, амиго. Пошли, порубаем. Спать не дадут. Скоро работа. И правда, собираться надо — завтра уезжаем, а я дрыхну.
Костя засунул руку под тахту, достал магнитофон, включил какую-то дурацкую и радостную музыку.
Костя и Паша встали, оделись, пошли на кухню. Софья Карловна всё так же сидит, закрыв глаза, за столом. Костя пошёл в ванную, ходит по квартире, по кухне, ящики выдвигает, находит кофе, наливает в чайник воду, ставит на плиту. Паша сидит за столом, зевает.
Садись, я кофе сделаю. Пей, ешь.
ПАША. А это — твоя череповка?
КОСТЯ. Бабуля. Притворяется, больная, чтоб не заставили работать. Кончай японскую забастовку, баб Сонь? Я с ней в контрах. Спит, ага. Бутылку достану — проснётся. Они — как растения. Кто польёт водичкой-дождиком, то и ладно. Палец о палец всю жизнь не ударили. Посуду помыть надо, они: «Голова болит!» Такой народ. Ещё сестра у меня была. Умерла.
ПАША. Умерла?
КОСТЯ. Давно. Семнадцать лет прошло. Как раз завтра. Нету. Сгнила давно. Звали — Нина. Суицид. Шестнадцать лет было ей. Сахар на. Молока нету. Есть, но кошкам. Я их люблю.
Нина идет из комнаты. В коридоре выключила магнитофон. Открыла дверь на кухню, знамёна снова посыпались, одно сильно стукнуло Нину по плечу. Собаки лают.
НИНА. Да что это такое?!
КОСТЯ. Реквизит. Знамя. Мамкины. Для пикетов. Красивые. Хочешь, подарю? К «джипу» гвоздём примандюришь, будешь рассекать с ним по улице, а? Тыу-пырдыу, дыр-дыр-дыр, восемь дыр. (Смеётся).
НИНА. Вы почему смеётесь?
КОСТЯ. Чё, плакать?
НИНА (молчит). Мне надо тут померить.
КОСТЯ. Померить как помирать. Может, мы поедим, потом?
НИНА. Что? Нет. Завтра начнётся ремонт. (Пауза). Ладно, я повешу шубу сюда.
КОСТЯ. Да кинь ты её куда, тоже мне, ну. Кофе будешь, э, амиго?
НИНА (помолчала). Тут грязно.
КОСТЯ. Осади. Да хватит, ну? Села, ну? Мы добрые, ферштеен?
НИНА. Тут грязно, говорю. Я в шоке.
КОСТЯ. Да ладно ты, сказал. Что ты, как бикса?
НИНА. Я не бикса.
КОСТЯ. Ну, раз не бикса, садись тогда, ну?
Нина села. Молчат.
СОФЬЯ КАРЛОВНА (вдруг открыла глаза). Последняя просьба моя перед смертью: раз не будет музея, назовите магазин «Софья».
КОСТЯ. Магазин: «Софья: рубаи оптом и в розницу». Иди, пакуй приданое.
Паша нашёл бумажку и верёвочку на полу, связал их, трясёт перед носом рыжей кошки, та лапой пытается бумажку достать. Паша смеётся негромко.
НИНА (вертит головой, смотрит на стены). Тут будет ресторан «Пиано-бар». Живая музыка. Белый рояль. (Достала сигарету, уронила её, подняла, прикурила).
