Адела (вздрогнув). Что ты говоришь?
Понсия. То, что ты слышишь, Адела.
Адела. Молчи!
Понсия (громко). Думаешь, я ничего не замечаю?
Адела. Тише!
Понсия. Выкинь эти мысли из головы!
Адела. А что ты знаешь?
Понсия. Мы, старухи, сквозь стены видим. Куда ты ходишь ночью, когда встаешь?
Адела. Должно быть, тебе это сослепу померещилось!
Понсия. Будь спокойна, на такие вещи у меня глаз зорок, не надо сорок. Сколько ни думаю, понять не могу, что ты затеваешь. Зачем, когда Пепе во второй раз приехал поговорить с твоей сестрой, ты зажгла свет и чуть не голая стала у открытого окна?
Адела. Неправда!
Понсия. Не будь ребенком. Оставь в покое свою сестру, а если тебе полюбился Пепе, терпи!
Адела плачет.
И потом, кто сказал, что ты не сможешь выйти замуж за него? Ангустиас хворая, она не выдержит первых родов. У нее узкие бедра, да и года уже не те, попомни мое слово, она умрет – уж я кое-что смыслю в таких вещах. Тогда Пепе поступит, как все вдовцы в наших краях: женится на самой молодой, самой красивой – значит, на тебе. Надейся на это или забудь его, как хочешь, но не нарушай божьей заповеди.
Адела. Замолчи!
Понсия. Не замолчу!
Адела. У, змея! Не лезь в чужие дела!
Понсия. Я должна ходить за тобой, как тень.
Адела. Ты должна убирать в доме и ложиться спать, помолясь за своих покойников, а ты, старая карга, как свинья, во все суешь свое рыло, день и ночь шашни вынюхиваешь.
Понсия. Слежу, чтобы срама не было! Чтобы люди не плевали, проходя мимо наших ворот.
Адела. Что это ты вдруг так полюбила мою сестру!
Понсия. Для меня вы все одинаковы, но я хочу жить в приличном доме. Не хочу позориться на старости лет!
Адела. Зря меня уговариваешь. Теперь уже поздно. Я вся в огне горю и на все пойду, чтобы унять этот огонь, – но только на тебя, служанку, не посмотрю, не посмотрю и на мать. Что ты можешь сказать про меня? Что я запираюсь в своей комнате и никому не открываю? Что я не сплю? Я попроворнее тебя! Голыми руками зайца не возьмешь!
Понсия. Не хорохорься, Адела, не хорохорься. Ведь я могу такой всполох поднять, что в колокола ударят!
Адела. Хоть тысячу огней запали, чтоб все селение сбежалось, как на пожар, а чему быть, того не миновать.
Понсия. Так тебе полюбился этот человек!
Адела. Да! Когда я гляжу в его глаза, мне кажется, будто я пью хмельное вино.
Понсия. Не могу тебя слушать.
Адела. Ничего, послушаешь! Раньше я тебя боялась, но теперь я уже сильнее тебя!
Входит Ангустиас.
Ангустиас. Все спорите!
Понсия. Как же с ней не спорить. Пристает, чтобы в такую жару я пошла в лавку чего-то купить ей.
Ангустиас. А духи ты мне купила?
Понсия. Самые дорогие. И пудру. Поставила на стол у тебя в комнате.
Ангустиас выходит.
Адела. И молчок!
Понсия. Там видно будет!
Входят Мартирио, Амелия и Магдалена.
Магдалена (Аделе). Ты видела кружева?
Амелия. Те, что пойдут на простыни к свадьбе Ангустиас, прелесть как хороши.
Адела (Мартирио, которая держит кружева). А эти кому?
Мартирио. Мне. На сорочку.
Адела (с сарказмом). Будет любо-дорого посмотреть.
Мартирио. Лишь бы мне самой нравилось. Мне не надо ни перед кем красоваться.
Понсия. Девушку в сорочке никто и не видит.
Мартирио (глядя на Аделу, с намеком). Всякое бывает! Но я обожаю красивое белье. Будь я богатой, я бы носила белье из голландского полотна. Много ли у меня еще радостей в жизни!
Понсия. Такие кружева очень хороши для детских чепчиков и крестильных покрывалец. Мне-то они были не по карману, а вот Ангустиас, наверно, теперь их накупит наряжать своих маленьких. Как пойдут у нее дети, с утра до вечера будете шить.
Магдалена. Я даже не подумаю взять в руки иголку.
Амелия. И тем более нянчить чужих детей. Охота была, как наши соседки, класть жизнь на сопливую мелюзгу.
Понсия. Этим женщинам лучше, чем вам. У них хоть смеются и плачут.
Мартирио. Ну и нанялась бы к ним.
Понсия. Нет. Уж, видно, такая моя судьба жить в этом монастыре.
Слышится отдаленный звон бубенцов, доносящийся как бы сквозь несколько стен.
Магдалена. Это мужчины возвращаются на работу.
Понсия. Только что пробило три.
Мартирио. В такую жару!
Адела (садясь). Ах, как я завидую тем, кто может выйти в поле!
Магдалена (садясь). Нам это негоже. Всяк сверчок знай свой шесток.
Мартирио (садясь). Что верно, то верно!
Амелия (садясь). Ох!
Понсия. До чего весело в поле об эту пору. Вчера утром прибыли жнецы. Сорок или пятьдесят молодцов.
Магдалена. А откуда жнецы в этом году?
Понсия. Издалека. С гор. Огонь-ребята! Веселые как черти! Кричат, камнями швыряются! Вечор в селенье пришла одна девка в платье с блестками, потанцевала под аккордеон, и человек пятнадцать жнецов договорились с ней и увезли ее в оливковую рощу. Я их издали видела. А договаривался за всех один парень с зелеными глазами, крепкий такой, тугой, как хороший сноп.
Амелия. Неужели правда?
Адела. А что же, может быть!
Понсия. Несколько лет назад сюда тоже приходила одна таковская, и я сама дала денег старшему сыну, чтобы он с ней поладил. Мужчинам это нужно.
Адела. Им все прощается.
Амелия. Нет хуже родиться женщиной.
Магдалена. Да, в нашей недоле и глазам нет воли.
Слышится отдаленное пение, которое мало-помалу приближается.
Понсия. Это они. Славные у них песни.
Амелия. Жать идут.
Хор
Уже колосья ждут серпа,
в поля идут жнецы,
и девичьи сердца с собой
уносят удальцы.
Слышатся бубны и дудки. В комнате, где царит полусумрак, пронизанный лучами
солнца, воцаряется молчание: все прислушиваются.
Амелия. И жара им нипочем!
Мартирио. Их прямо огнем палит, когда они жнут.
Адела. Я бы и жать была рада, только бы не сидеть сложа руки. За делом забывается то, что нас гложет.
Мартирио. Тебе-то чего забывать?
Адела. У каждой свое на душе.
Мартирио (вдумчиво). У каждой свое!
Понсия. Молчите! Молчите!
Хор (вдалеке)
Откройте окна поскорей,
калитки отворите
и розы алые жнецам
на шляпы приколите.
Понсия. Что за песня!
Мартирио (с тоской).
Откройте окна поскорей,
калитки отворите…
Адела (со страстью).
…и розы алые жнецам
на шляпы приколите.
Пение удаляется.
Понсия. За угол сворачивают.
Адела. Пойдем поглядим на них из моей комнаты.
Понсия. Только поосторожнее, а то они, чего доброго, заметят и снаружи распахнут окно посмотреть, кто на них глазеет.
Магдалена, Адела и Понсия выходят.
Мартирио остается сидеть на низком стуле, зажав голову руками.
Амелия (подходя к ней). Что с тобой?
Мартирио. Жара разморила.
Амелия. Только и всего?
Мартирио. Поскорей бы ноябрь, дождливые дни, изморозь, что угодно, только не это лето, которому нет конца.
Амелия. Лето пройдет и опять наступит.
Мартирио. Конечно!
Пауза.
В котором часу ты вчера заснула?
Амелия. Не знаю. Я сплю как убитая. А что?
Мартирио. Ничего, только мне послышались голоса во дворе.
Амелия. Да?
Мартирио. Очень поздно.
Амелия. И ты не испугалась?
Мартирио. Нет. Я уже не первую ночь это слышу.
Амелия. Что бы это значило? Может, это батраки?
Мартирио. Батраки приходят в шесть.
Амелия. А может, необъезженная кобылка?
Мартирио (сквозь зубы, вкладывая в свои слова другой смысл). Вот-вот, необъезженная кобылка.
Амелия. Надо будет сказать!
Мартирио. Нет, нет, ничего не говори. Может, мне померещилось.
Амелия. Может быть.
Пауза.
Амелия направляется к выходу.
Мартирио. Амелия.
Амелия (в дверях). Что?
Пауза.
Мартирио. Ничего.
Пауза.
Амелия. Зачем же ты меня окликнула?
Пауза.
Мартирио. Так, сорвалось с языка. Сама не знаю почему.
Пауза.
Амелия. Ты бы прилегла.
Ангустиас (в ярости врываясь на сцену, так что ее появление контрастирует с предшествующим тихим диалогом). Где карточка Пепе, которая лежала у меня под подушкой? Кто из вас ее взял?
Мартирио. Никто.
Амелия. Кому она нужна. Подумаешь, драгоценность!
Ангустиас. Где карточка?
Входят Понсия, Магдалена и Адела.
Адела. Какая карточка?
Ангустиас. Кто-то из вас ее стащил.
Магдалена. Как у тебя хватило нахальства это сказать?
Ангустиас. Она была в моей комнате, а теперь ее нет.
Мартирио. Может, она среди ночи убежала во двор? Пепе любит гулять при луне.
Ангустиас. Брось свои шуточки! Когда он придет, я ему расскажу!
