кем говорю. Абсурд!
ФЕДОР. Я раньше, как ты, тоже не мог с Ним говорить, а сейчас уже не могу без Него. Ты попробуй. Со мной же говоришь, не побрезговал, что бомж, а тут с Ним… Да и темно, кто тебя увидит?
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Я не знаю, на каком языке с Ним говорить.
Фёдор непонимающе смотрит на него.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Ладно, попробую.
ФЕДОР. Ты считай, что меня здесь нет. Только ты и Он.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ (кивает головой, сосредотачивается, поднимает голову к небу). Господи… (Не может подобрать слова. Ласково.) О чём с тобой поговорить, Господи?…(Раздраженно Фёдору.) Бред какой-то!
ФЕДОР. А ты не торопись. Молитву прочитай какую-нибудь. «Отче наш» знаешь?
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Откуда? Мы их что, в школе учили? У меня бабушка верующая была. Я к ней в деревню каждое лето ездил, вечерами она молилась перед иконами, но меня никогда этому не учила. На кого-то она всё уповала. (Вспоминает.) Говорила: уповаю и…и…нет не могу вспомнить, что она там шептала.
ФЕДОР. А ты не думай о ней. Вообще не думай, что говорить. Ты сердце слушай, из сердца изливай. Бог поймет. Ему твои слова не нужны. Он про тебя всё знает. Это тебе надо выговориться. Да ты вслух можешь и не говорить, Он всё равно услышит.
Владимир Сергеевич подходит к авансцене. Свет гаснет.
Его освещает луч прожектора.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Вот стою я перед Тобой, Господи, какой есть. Жизнь прожил не так, как хотелось. А впереди ещё дорога длинная, и я на ней как странник, да только не знаю, как по этой дороге идти. Научи, Господи. Перед людьми умею говорить, а перед Тобой теряюсь. Знаешь Ты мою жизнь не хуже меня, видишь, кого в жены взял, кого друзьями называю… Знаю, сам это выбрал, хотел быть выше всех, умнее всех, вот и подбирал окружение пониже. Я – как зверь в клетке в этой жизни. Не знаю, как освободиться, но и жить так больше не хочу. Помоги, Господи, научи меня. Всю жизнь отрицал Тебя, говорил, что Тебя нет, да только себя потерял. Не отринь мою руку, Господи, прими меня…
Возвращается на скамейку. Какое-то время сидят моча.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Светает.
ФЕДОР. Да.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Какой сегодня день?
ФЕДОР. Не знаю. Для меня их нет: пятница или понедельник, какая разница? Только когда здесь в парке играет духовой оркестр, я знаю, что наступило воскресенье.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Скажи, что ты любишь? Хочу подарить тебе что-нибудь приятное.
ФЕДОР. Люблю? (Смеётся.) Это ты не сможешь подарить. Люблю заглядывать в окна, когда наступает ночь, и меня не видно. Это некрасиво, знаю, но окна, как звёзды, притягивают к себе. Сажусь где-нибудь под деревом и смотрю… Смотрю на чужую жизнь. Люди кушают, ругаются, нянчат детей. Они живут… Там за окном жизнь. Разная…не такая как моя, другая. Я смотрю на неё и иногда плачу… А о чём, и сам не знаю.
Молчат.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Хочешь. Я тебя к себе шофёром возьму? Я как раз ищу. Пойдёшь?
ФЕДОР. Нет. За предложение, спасибо. Не пойду.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Что так? Ведь работу предлагаю, платить хорошо буду.
ФЕДОР. Стар я уже. Ну, какой из меня работник, сам посуди? Зрение не то, да и реакция… Паспорта у меня нет…(машет рукой). Одни проблемы.
Опять молчат.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Я буду каждое утро на эту скамейку еду тебе приносить.
ФЕДОР. Не надо.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Почему?
ФЕДОР. Ты когда-нибудь приручал бездомную собаку или кошку?
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Нет.
ФЕДОР. Если их прикармливать, они быстро приручаются. Бегут к тебе в определенное время, ждут тебя, зная, что ты накормишь. А сами уже ничего не ищут. О себе не заботятся. Вроде как судьбу свою вручают тебе. И ты за них становишься в ответе. Н-да…
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Ты же не собака.
ФЕДОР. Все мы одинаковы. Я тоже буду ждать каждое утро, от тебя зависеть. А когда забудешь, страдать буду. Так что, не надо.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Не забуду.
ФЕДОР. Забудешь. И правильно сделаешь. Завтра утром проснёшься и вспомнишь всё как дурной сон. Гусь свинье не товарищ.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Причём тут гусь? Могу я хоть раз в жизни сделать что-то хорошее?
ФЕДОР. Можешь. Людей много, кто-то нуждается в помощи.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. А тебе моя помощь не нужна?
ФЕДОР (помолчав). Помру я скоро. Чего на меня время тратить?
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Ну вот, опять о смерти заговорили.
ФЕДОР. Да я с радостью уйду. У меня чувство какое-то, что меня там ждут… Мне все кажется, будто все, кого я люблю, и кто меня любит, – все там… и они ждут. Рвусь к ним по ночам, а меня будто кто не пускает. Объяснить я тебе правильно не могу…
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Рано тебя из психушки выпустили.
ФЕДОР. А ты смерти не бойся. Она пришла и ушла. Может для меня она – самая желанная женщина сейчас. (Улыбается.)
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Чего помирать-то собрался?
ФЕДОР. Чувствую, недолго осталось, эту зиму не переживу.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Откуда знаешь? Голоса слышал?
ФЕДОР. Знаю. Он сказал.
Молчат. Небо заметно светлеет.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Знаешь, я теперь каждый свой день рождения буду встречать с Богом. Посидим с Ним, выпьем, поболтаем по душам, дальнейший путь наметим и вперёд!
ФЕДОР. Это правильно.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Утро. Идти мне пора.
ФЕДОР. Иди.
Владимир Сергеевич встаёт со скамьи.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Как-то всё не так, не по-человечески. Не могу я так уйти, оставив тебя одного.
ФЕДОР. Как тебя зовут-то?
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Владимир.
ФЕДОР. Всё правильно, Володя. У каждого свой путь. Иди.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Тогда прощай, Фёдор.
ФЕДОР. Прощай, Володя.
Владимир Сергеевич идёт по аллее.
ФЕДОР. Погоди.
(Владимир Сергеевич останавливается и оборачивается.)
ФЕДОР. Когда помру, ты не оставь Его одного.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Кого?
ФЕДОР (показывая на небо) Бога. Ему с нами трудно, так ты уж не забывай Его.
ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ. Не забуду.
КОНЕЦ
