АНИЧКА. Потрясающий напиток, действительно нечто потрясающе вкусное. Я выпью еще один…
ФРАНТИШЕК. Редкостная вещь.
ЙОЖО. Ей-бо… пардон, крепкая штука. (Садится.) Я прямо стал другим человеком.
ЗУЗКА. Я совсем пьяная. (Садится на ковер, поднимает ноги и дрыгает ими в воздухе.)
ЙОЖО. Марта, садись, а то упадешь. Здесь уже ничего не осталось… (Идет к шкафу и находит такую же бутылку виски.) Откроем и эту.
ФРАНТИШЕК. Не ду… дурите… не… это… закрой шкаф! (Зевает, расстегивает воротник, потягивается, снимает ботинки и хочет вздремнуть.)
АНИЧКА (садится возле него на корточки). Что с тобой? Вот, возьми еще стаканчик.
ФРАНТИШЕК гладит АНИЧКУ по волосам, растроганно целует ей руку. Выпивает стаканчик и закрывает глаза. АНИЧКА садится на него верхом, подпрыгивает, не дает ему спать. ФРАНТИШЕК отталкивает ее, но при этом ощупывает ее тело.
ЙОЖО (со знанием дела обнимает Марту за талию). Пойдем вон туда, на диван, а то она еще нас ногой пнет.
МАРТА (Зузке). Встань с пола и не пинайся! Почему на диван? А, туда… (Идет вместе с Йожо, Зузка ее не слушается.)
ВИНЦО (Зузке). Вставай! Ты что, не слыхала? (Хватает ее за ноги.) Я твой отец, вставай!
РЕУЛ приоткрывает тросточкой штору; мы видим его за окном в саду, какое-то время он смотрит внутрь, потом опускает штору, тросточка падает в комнату, на сцену.
ФРАНТИШЕК. У тебя такие сильные ноги, ты сильная, сильная… (Оглаживает Аничку по бедрам.)
ВИНЦО. Не будешь слушаться? (Хватает Зузку за руки, тащит по ковру.)
ЗУЗКА. Пусти меня, пусти; ладно, сяду. Черт, ты мне руку сломаешь. Оставь меня в покое, вонючка! (Вскакивает с пола и дает Винцо затрещину.)
ВИНЦО (уклоняется, отступает, но потом подставляет Зузке подножку, валит ее на пол, задирает юбку и хочет подмять под себя). Я тебя научу! Пинается, как конь. Как кобыла. Погоди, я тебе задам. (Расстегивает ремень, спускает брюки.) Дверь закрыли?
ЗУЗКА. Беги закрой! И хорошенько!
Диван, на котором очутились МАРТА с ЙОЖО, на время пропал из поля зрения, но теперь видно, что оба почти раздеты. ЙОЖО не спешит, позволяет. МАРТЕ себя лохматить, целовать, тискать. Неожиданно возле дивана включается настольная лампа, при ее свете видно, как МАРТА сидит у ЙОЖО на голове, душит его, ЙОЖО кашляет, но смеется, смеется и МАРТА, пытаясь усесться поплотнее, этот трюк ей очень понравился.
ФРАНТИШЕК. Что за шум? Я страшно устал… где это мы? АНИЧКА. У мамочки. Не бойся. Она пошла на прогулку. Скоро придет.
ФРАНТИШЕК. Еще разок тебя поцелую, и всё. Так нельзя.
АНИЧКА кусает ФРАНТИШЕКА за нос, за шею, делает ему засосы. ФРАНТИШЕК вскрикивает от боли, хочет улизнуть. АНИЧКА хватает его за горло, валит назад в кресло, прижимается к нему и начинает подпрыгивать.
ЗУЗКА (Марте и Йожо). Что ты там делаешь, Йожо? Что это вы делаете? Почему ты на нем сидишь?
ВИНЦО пытается открыть дверь, не понимает, кто ее запер. ЗУЗКА о нем забыла, идет к ЙОЖО и отталкивает МАРТУ.
МАРТА. Что тебе надо?
ЗУЗКА. Почему ты на нем сидишь? Где ты это видела… господи… Ты должна лечь. (Ложится рядом с Йожо.) Вот, смотри на нас. Только отойди чуть подальше…
ЙОЖО (садится на диван, почесывает голую грудь). Дети, давайте поспим. Ложитесь тут, рядом со мной, поудобнее и давайте спать… спать. (Падает на диван и засыпает.)
Открываются двери. РЕУЛ слегка подталкивает ЗИТУ в комнату, берет шаль, которую она сняла. ЗИТА делает шаг и останавливается в оцепенении.
РЕУЛ. Хорошо погуляли, пани?
ЗИТА. Включите свет.
РЕУЛ. Пардон. (Щелкает выключателем.)
ЗИТА. Что все это значит? (Кричит.) Что вы делаете?
АНИЧКА слезает с ФРАНТИШЕКА. ЗИТА подбегает к ней и дает пощечину. Потом хватает ФРАНТИШЕКА за воротник и трясет его.
ЗИТА. Мерзавец! Я засажу тебя в тюрьму!
РЕУЛ подсовывает ЗИТЕ большой нож. Она хватает его обеими руками и хочет вонзить во ФРАНТИШЕКА.
ФРАНТИШЕК. Зита, смилуйся, смилуйся ради Матери Божьей!..
РЕУЛ бьет его.
ЗИТА. Я убью тебя!
АНИЧКА. Мамочка, дорогая, прости нас, мы больше так не будем. (Падает на колени и хватает мать за руки.)
МАРТА, ЗУЗКА, ЙОЖО и ВИНЦО одеваются, они сразу протрезвели — видимо, действие виски чудесным образом улетучилось.
ЗИТА (отбрасывает нож). Аничка, дорогая моя, как это вы так… себя вели…
ФРАНТИШЕК. Зита, пожалуйста, прости их. Нас не прощай, а их прости, это моя вина. Мы выпили… (Ищет бутылку, но ее уже нет.)
ЗИТА. Боже, за что караешь? Где Ты? Разве не видишь, что со мной происходит? Как Ты мог это допустить? С чистым сердцем хотела я навести порядок в этом аду. Хотела спасти этих трех нечестивцев от наказания. Они отвергли своих собственных детей. Бросили их на произвол судьбы, отдали на воспитание атеистическому режиму, не думали об их нуждах, не заботились об их будущем, забыли о том, что души этих детей тоже предстанут однажды перед Божьим судом. Но никто им об этом не поведал в этом вонючем учреждении, никто не проповедовал им слово Божье. Именно им, вашим детям, вы обязаны были дать правильное воспитание и направление. А вы не дали им ничего, наоборот, вы только использовали их сейчас себе на потеху, уничтожили, унизили, привели на край бездны. Обокрали, отняли последнее. Вы все еще не верите, что это ваши дети? Ничему не верите? Не узнаете их? Я вас проклинаю! (Бросается на мужчин и гонит их вон.) Чтоб вам сдохнуть! Сдохните, мерзавцы! Где врач? Реул, где вы? Вам надо получше следить за нашими детьми. Но вас я прощаю, довольно войны. (Мужчинам.) Вон, чудовища! (Захлопывает за ними дверь.)
Темнота.
1. Ад
ЛЮЦИФЕР сидит за столом, работает. Набивает и раскуривает трубку. Раздается звонок.
ЛЮЦИФЕР. Входи.
РЕУЛ. Я пришел. Ты звал меня?
ЛЮЦИФЕР. Садись. Я за всем этим наблюдал. Что скажешь? Как мы с ними поступим?
РЕУЛ. Их место в аду.
ЛЮЦИФЕР. Вот видишь. Их кто-нибудь подговаривал? Кстати, что за напиток ты им подсунул?
РЕУЛ. Виски. Ничего особенного.
ЛЮЦИФЕР. Вот я и говорю. Сам видишь. Разве мы им что-нибудь внушали? Ничего. Все это есть в них самих. (С удовлетворением.) Баловники. Им и в голову не пришло вести себя цивилизованно. А она все молится и молится… думает, этого достаточно. Кстати… зачем ты совал ей в руки этот нож? Она же могла убить его, этого священника. Понимаешь, с полным основанием могла бы его убить. И села бы в тюрьму. А мужчины бы от этого отмазались.
РЕУЛ. Не убила бы. Это был нож с засовывающимся лезвием, как в театре. Она этого священника только напугала.
ЛЮЦИФЕР. Очень мило. Она тебе симпатична? Отвечать не обязательно. Мне — да.
РЕУЛ. Интересно.
ЛЮЦИФЕР. Она должна выкинуть что-нибудь особенное, чтобы Бог ее у нас в конце концов не перехватил. Как по-твоему, что бы это могло быть?
РЕУЛ. Это нужно хорошенько обдумать. Не знаю. За нож ты меня упрекнул…
ЛЮЦИФЕР. За такое убийство она не попала бы в ад, будь уверен. Она, собственно говоря, действовала в порядке самообороны, в сущности как солдат. Это нельзя квалифицировать как убийство.
РЕУЛ. У тебя есть идеи?
ЛЮЦИФЕР. Я изгоню из нее этот бред о материнстве. Потеряв эту иллюзию, она впадет в отчаяние. А тогда ею легко будет манипулировать. Она совершит…
РЕУЛ. Самоубийство.
ЛЮЦИФЕР. Именно так.
РЕУЛ. И ты хочешь такую женщину…
ЛЮЦИФЕР. Что такое самоубийство? Это высшая степень бунта против Бога. Люди постоянно живут иллюзиями. Придумывают себе какую-то жизненную цель, план, а когда все это рушится, винят Бога. Вместо того чтобы понять, что Бог внушит им новый план, укажет новые перспективы, они перестают признавать жизнь как таковую. Запутываются в своем отчаянии, не слушают никаких советов и слов утешения, не хотят начать все сначала. И тогда они уничтожают себя, уничтожая, по сути, лишь собственную иллюзию о жизни. Я совсем не злорадствую. Ведь этим человек действительно оскорбляет Бога, полагая, что жизнь должна соответствовать человеческим критериям. Самоубийство — это единственный отвратительный поступок, который мы с Богом квалифицируем одинаково.
