Фрейд грустен, но выглядит искренним. И за его глубоким беспокойством начинает ощущаться какая-то новая уверенность, еще не осознающая саму себя.
Сесили улыбается ему. Он подходит к ее креслу.
Фрейд. Здравствуйте, Сесили. (Она грациозно протягивает ему руку. Он берет стул и садится напротив.) Как вы себя чувствуете?
Сесили. Плохо.
Фрейд. Страх?
Сесили (глядя в пустоту). Да. (Фрейд молча смотрит на нее. Она резко поворачивается к нему.) Надеюсь, вы не скажете, что бросаете меня лечить?
Фрейд. Не знаю. (Пока он говорит, она в испуге смотрит на него.) Я допустил ошибку – это ясно. Но когда? В чем? Плох ли сам метод… И мне нечего вам предложить. Нечего (Неожиданно, уверенным тоном.) И все-таки у меня такое чувство, что я близок к цели. Скажите, вы сердитесь на меня?
Сесили (долго в нерешительности смотрит на него. И вдруг твердо говорит). Нет.
Фрейд (хриплым голосом). Сесили, по-моему, я сам болен. Я проецирую на своих пациентов свою собственную болезнь.
Сесили. Какую болезнь?
Фрейд. Если бы только я знал. Ясно одно: я не смогу познать своих больных до тех пор, пока не познаю сам себя. А понять себя я смогу лишь тогда, когда пойму их. В них я должен открыть, кто же я такой; в себе открыть, кто они такие. Помогите мне.
Сесили смотрит на него с возросшей симпатией. У нее веселый и польщенный вид.
Сесили. Вы предлагаете мне сотрудничать с вами?
Фрейд. Да.
Сесили. Что же я должна делать?
Фрейд. Вы упрекаете меня в том, что в тот день я силой заставил вас отвечать. Так вот, больше я не буду задавать вопросов. Рассказывайте все, что захотите.
Сесили. А дальше что?
Фрейд. Случайности не существует. Если вы думаете о лошади, а, скажем, не о шляпе, то на это есть глубокая причина. Надо будет говорить мне обо всем. Обо всем, что придет вам в голову, даже о тех мыслях, которые покажутся самыми нелепыми. Причину этих мыслительных ассоциаций мы будем искать вместе. Чем ближе вы к ней подойдете, тем больше ослабнут ваши защитные механизмы и тем менее болезненно будет для вас открыть эту причину.
Сесили. Это как светская игра?
Фрейд. Да. Игра в истину. Согласны?
Сесили дружески берет Фрейда за руку.
Сесили. Вы хотите, чтобы мы вылечились вместе?
Фрейд. Да. Взаимно.
Сесили. Попробуем.
Фрейд. Идите сюда! (По его просьбе она встает.) Ложитесь на постель.
Пока она ложится, Фрейд берет стул и садится.
Сесили. Где вы? Мне не нравится, когда я вас не вижу.
Фрейд (встает). Когда я вылечусь, то буду садиться за головами своих пациентов. Тогда я буду всего лишь их свидетелем. (Онберет стул и ставит его перед Сесили.) Но сейчас пока не время, вы правы. (Усаживаясь у изголовья.) Начинайте.
Сесили. С чего?
Фрейд (слабо улыбаясь). Со свободных ассоциаций. С чего хотите.
Пауза. Лежащая на постели Сесили начинает говорить, не глядя на Фрейда.
Сесили. У вас возникает когда-нибудь чувство беспричинной вины?
Фрейд. Да. Постоянно.
Сесили. Вот и у меня тоже. Когда я больна или ноги отказывают, жить еще можно: кажется, что мое тело искупает мою вину. Но если я здорова, то меня совесть терзает. Наверное, я сделала что-то очень дурное. В прошлом. Нет мне прощения, доктор, ведь у меня было замечательное детство. Отец повсюду возил меня с собой.
Роскошная столовая.
Гости рассаживаются. Хозяйка дома обращается к отцу Сесили.
Хозяйка дома. Йозеф, вы сядете справа от меня. А ваша дочь – напротив.
Сесили садится. Ей шесть лет, на стул положили подушки, чтобы она могла дотянуться до стола. Она кажется маленькой дамой. Господин лет пятидесяти, который сел по правую руку от Сесили, весело ей кланяется.
Господин. Мадемуазель, мое почтение. Я восхищен соседством с вами.
Сесили серьезно кивает головой и протягивает руку для поцелуя.
Голос Фрейда за кадром. Позже Сесили. Гораздо позже! Тебе будут целовать руку, когда ты выйдешь замуж.
Господин (улыбаясь). Позвольте мне составить исключение.
Он кланяется и целует Сесили руку.
Голос Фрейда за кадром. А где была ваша мать? Кадр исчезает. Комната Сесили.
Сесили. Дома. (Снеприятным смешком.) Она была домоседкой.
Гостиная в большой квартире.
Входит в сопровождении двух служанок госпожа Кёртнер; она гораздо моложе (по крайней мере, лет на восемнадцать), но еще более строга. Оглядывает гостиную, словно офицер, принимающий парад.
Госпожа Кёртнер. Дайте мне мои белые перчатки.
Служанка подает ей пару белых перчаток. Надев их, она подходит к софе, наклоняется и проводит по ней рукой.
Выпрямившись, смотрит на перчатку и замечает на ней пятна от пыли.
Госпожа Кёртнер (обращаясь к служанкам). Кто вытирал пыль?
Одна из служанок. Я, мадам.
Госпожа Кёртнер сует ей под нос руку в пыльной перчатке.
Госпожа Кёртнер (властно, но без гнева). Вытрите еще раз.
Сесили (ей двенадцать лет) вбегает в гостиную. Она в шляпке, с ранцем. Хочет поцеловать мать.
Позади матери мы видим очень красивую, строго одетую женщину. Это гувернантка Сесили.
Госпожа Кёртнер (строгим голосом). Сесили!
Госпожа Кёртнер показывает ей на домашние туфли, стоящие на пороге салона; этот жест позволяет нам заметить, что в этой роскошной просторной комнате голый, великолепно, до блеска натертый паркет без ковров.
Сесили надевает домашние туфли и, волоча ноги, идет целовать мать: она утратила то искреннее чувство, которое бросило ее к матери. Она обиженно подставляет лобик, делая заученный реверанс.
Госпожа Кёртнер. Ступай делать уроки, дитя мое!
Повернувшись спиной к матери, Сесили подходит к гувернантке, которая нежно улыбается ей.
Голос Фрейда за кадром. Устраивала ли ваша мать в доме такие же роскошные, блестящие приемы?
Сесили (голос за кадром). Никогда. Однажды вечером отец устроил званый ужин. Это было в отсутствие мамы.
За большим столом ужинают гости. Мы видим отца, сидящего напротив дочери.
Сесили(голосза кадром). Отец говорил мне: будешь хозяйкой дома.
Сесили (ей десять лет), серьезная и торжественная, занимает место хозяйки: она как бы играет роль своей матери.
Слуга разносит блюдо. Какой-то господин, слева от Сесили, накладывает себе. Это молодой и робкий человек.
Маленькая Сесили (обращаясь к господину). Но как мало вы себе положили! Дайте вашу тарелку! Я сама вам положу!
Слуга подходит к гостю с правой стороны и подносит блюдо к Сесили, которая ловко подхватывает прекрасный кусок жаркого и кладет на тарелку гостя.
Гость (смущенно и рассеянно). Благодарю, мадам.
Все гости смеются.
Господин Кёртнер (живо). Еще не мадам, дорогой мсье.
Женщина лет сорока. Нет, мадам. Она – мадам. Он прав: эта малышка – законченная хозяйка. Она всем нам еще покажет.
Другая женщина. Предлагаю называть ее мадам honoris causa [1].
Господин Кёртнер, весьма польщенный, из вежливости возражает.
Господин Кёртнер. О! Не балуйте ее.
Сесили, – щеки у нее раскраснелись, вид несколько лукавый – принимает эти комплименты с невозмутимым спокойствием.
Голос Фрейда за кадром. Где же была ваша мать?
Голос Сесили за кадром. В горах, у нее обнаружили хрипы в легких. (Кадр исчезает.) Это был плохой год. Я боялась, что она умрет. Все время боялась. Ночью мне снились кошмары. Я видела ее в гробу.
(Эти слова прерываются громким криком маленькой Сесили за кадром.)
Комната. Ночь. Зажженный ночник на столике возле Сесили.
Сесили в рубашке сидит на постели. В другом конце комнаты другая кровать, побольше. Гувернантка Магда проснулась. Но вид у нее еще заспанный.
Маленькая Сесили. Магда! Магда! Я так испугалась.
Магда приподнимается, опершись на локоть, она благожелательна, но несколько раздражена. Магда в рубахе с большим декольте.
