МОРДАШОВ. Теперь небось и добрый, а давеча что говорили? Что вы про меня говорили? Я ведь сказал, что уж выберу жениха, и выбрал… То есть наинастоящего жениха выбрал.
ЛЮБУШКА. Ах, я воображаю, как счастлив теперь Антон Николаич!
МОРДАШОВ. Какой Антон?.. Андрей… то есть Август!
ЛЮБУШКА и МАРФА СЕМЕНОВНА. Как Август?
МОРДАШОВ. Ну да… я уж Антона побоку… Он не годится… То есть положительным образом не годится.
ЛЮБУШКА. Это отчего?
МОРДАШОВ. Я уж это знаю, отчего… Твой жених — Август Карлыч Фиш.
ЛЮБУШКА. Этот урод!.. Нет, воля ваша, я за него не пойду!.. Лучше век останусь в девицах, а уж не пойду.
МОРДАШОВ. А вот посмотрим, как не пойдешь!.. Я этого хочу, слышишь?.. Наистрожайшим образом хочу!
ЛЮБУШКА (со слезами). Боже мой, боже мой, как я несчастна!
МАРФА СЕМЕНОВНА. Иван Андреич, я долго молчала, но, воля твоя, это уж ни на что не похоже!.. Это уж просто каприз! Ну за что ты губишь дочь? Ну отчего не хочешь выдать ее за Антона Николаича? Такой прекрасный человек! Так он нравится Любушке…
МОРДАШОВ. Не хочу я мою дочь выдавать за фиту.
МАРФА СЕМЕНОВНА. Как за фиту?
МОРДАШОВ. Его фамилия начинается не с ферта, а с фиты.
МАРФА СЕМЕНОВНА. Ну так что ж за беда?
ЛЮБУШКА (со слезами). Слышите, какая пустая причина!
МОРДАШОВ. Пустая причина… вы глупы! Положительным образом обе глупы! А приданое-то? А белье-то? А посуда? А серебро-то?.. Понимаете ли: серебро! Ведь там везде «Аз и Ферт»!..
МАРФА СЕМЕНОВНА. Так только-то?..
ЛЮБУШКА. Так из-за этого только делать меня несчастной?
МОРДАШОВ. А что ж мне прикажете, бросить, что ли, все это?.. Делать новое приданое? То есть положительным образом все новое?.. Нет уж, и так денег много пошло.
МАРФА СЕМЕНОВНА. Иван Андреич! Прости меня: виновата!
МОРДАШОВ. Что? Что еще такое?
МАРФА СЕМЕНОВНА. Ведь белье-то все уж я продала.
МОРДАШОВ. Как продала?
МАРФА СЕМЕНОВНА. Да, продала Сонечке Морозовой, что вышла на прошлой неделе за Фролова… Видишь, им вензеля-то пришлись кстати.
МОРДАШОВ. Продала, не спросясь меня… Не спросясь-таки решительно меня…
МАРФА СЕМЕНОВНА. Да выгодно дали, так я и соблазнилась больше получить, чем самим стоило.
МОРДАШОВ. Больше!.. А где деньги?
МАРФА СЕМЕНОВНА. У меня целехоньки… Я отложила их, чтоб купить нового полотна… Вот они хотели и серебро у нас купить, да серебро-то продать уж я побоялась.
МОРДАШОВ. А им оно нужно? И теперь нужно?
ЛЮБУШКА. Как же, папенька… Мне еще вчера опять писала Сонечка.
МОРДАШОВ. И хорошие деньги дадут, то есть положительно хорошие?
ЛЮБУШКА. Как же, папенька, хорошие.
МОРДАШОВ. Ну, так можно продать. Признательно сказать, мне и самому этот Фиш не по нутру… Да вот беда — у нас еще остается фаянсовая и фарфоровая посуда с вензелями.
ЛЮБУШКА. Ну уж, посуда что за важность!..
МАРФА СЕМЕНОВНА. Конечно, что за важность,
В эту минуту слышен стук разбитой посуды.
МОРДАШОВ. Это что? Это еще что?
МАРФА СЕМЕНОВНА. Что-то разбили.
МОРДАШОВ. Это, верно, опять Акулина напроказила. (Кричит.) Акулька! Акулька!
Те же, Акулина, потом Фадеев.
АКУЛИНА (вбегая в среднюю дверь впопыхах и прямо бросаясь в ноги Мордашову). Батюшка! Отец родной, виновата! Не погуби!
МОРДАШОВ. Что ты там разбила?.. Что разбила?
АКУЛИНА. Ох уж, и сама не знаю что! Кажись, с дюжину тарелок, да миску, да салатник, да подливальник… да еще что-то…
МОРДАШОВ. Из какой посуды? Из какой посуды?
АКУЛИНА. Ох уж, и сама не знаю из какой… Барыня дала мне ключ и говорит: достань, говорит, новую посуду…
В это время показывается в дверях Фадеев и, остановясь, подслушивает.
МОРДАШОВ. Так ты это перебила мой английский сервиз?
Акулина. Ох уж, не знаю английский или какой… Только не весь, видит бог, не весь… А ведь барыня как дала ключ, так еще сказала: «Смотри, говорит, осторожнее вынимай…» Вот я и пошла в шкаф и отворила… и все ладно, и думала взять осторожно. Взяла под мышку салатник — и ничего… Положила в него подливальник — тоже ничего. Взяла вот в эту руку миску — и то ничего. Да захотелось за один раз уж и тарелки снести… Как потянула их к себе, да захватила вот этой рукой, уж и сама не знаю, как грех случился… Вся-та дюжина так вот и грянула на пол… А тут со страха, что ли, и миска, и салатник, и подливальник туда же… Батюшка! Родной! Не погуби.
МОРДАШОВ. В рабочий дом тебя! В исправительное заведение!
Акулина. Родимый, не погуби!
МОРДАШОВ. На каторгу, то есть положительным образом на каторгу!.. А прежде еще я заставлю тебя за всю посуду заплатить… наитиранским образом заставлю… Все именьишко твое продам.
АКУЛИНА (кланяясь). Родимый! Не погуби. (Хнычет.) Ох, я несчастная! Ох, я горемычная!
МОРДАШОВ. А посуду бить ничего? То есть наирешительно ничего?
АКУЛИНА. Что делать, коли грех такой.
МОРДАШОВ. Легко ли… разбить мой английский сервиз с вензелями…
ЛЮБУШКА (в сторону). И слава богу.
МАРФА СЕМЕНОВНА. Иван Андреич, ну уж простите ее.
АКУЛИНА. Матушка моя, родная!
МОРДАШОВ. Молчать, молчать! И слышать не хочу.
ФАДЕЕВ. Позвольте хоть мне ей помочь.
МОРДАШОВ. А, ты опять-таки пришел?.. (В сторону.) Правду сказать, этот уж куда лучше того… да и человек ремесленный, то есть положительным образом ремесленный!.. Теперь же и вензеля все к черту.
ФАДЕЕВ. Я было не хотел идти к вам, но мне слишком дорого счастье Любовь Ивановны… Прежде, однако ж, позвольте мне помочь вашей беде… У меня есть прекрасный фарфоровый сервиз. Он достался мне случаем на аукционе… Позвольте мне им заменить ваш и выкупить грех вашей Акулины.
АКУЛИНА. Красавец мой! Касатик! Ясный сокол! Вот уж добрейшая душа.
МОРДАШОВ. Благородно! То есть положительным образом благородно. Ну уж, когда так… дари ж твой сервиз невесте.
ФАДЕЕВ. Иван Андреич!..
ЛЮБУШКА. Папенька! Добрый папенька!
МАРФА СЕМЕНОВНА. Вот уж теперь опять и я скажу, что добрый отец.
МОРДАШОВ. Ну! Ну! Ни слова больше. (В сторону.) Мне главное, что свадьба-то обойдется без лишних расходов. Ну да и человек-то, по всему видно, хороший попался. (Акулине.) А тебя бог простит. Только берегись у меня в другой раз.
АКУЛИНА. Уж будьте благонадежны… Уж не возьму в другой раз столько посуды.
Те же, Фиш.
ФИШ (входя в среднюю дверь). Извозчик готов-с… Насилу нашел-с…
МАРФА СЕМЕНОВНА и ЛЮБУШКА. Опять явился!
МОРДАШОВ. Напрасно и искал: мы не поедем.
ФИШ. Как так-с? Но ведь вы хотели ехать со мною?
МОРДАШОВ. Разве для того, чтоб свезти тебя в тюрьму… То есть наивернейшим образом в тюрьму.
ФИШ. Помилуйте, да ведь вы хотели сделать меня своим зятем?
МОРДАШОВ. Атанде! Не в свои сани хотел залезть. То есть положительно не в свои сани хотел залезть.
ФИШ. Нет уж, это бесчестно, подло.
МОРДАШОВ. Это что? Да уж ты иначе начал поговаривать? Ты осмеливаешься мне грубить?.. А тюрьма?
ФИШ. Да разве я вам должен?
МОРДАШОВ. Батюшки, я ведь ему отдал вексель!.. Подай вексель!!.. Подай мой вексель.
ФИШ. Нет уж, он разодран в мелкие кусочки и плавает теперь в Екатерининском канале.
МОРДАШОВ. Злодей, он украл у меня полтораста целковых…
Фиш убегает.
Постой же, я с тобой сам управлюсь!.. Где он? Убежал, то есть положительно убежал. Плакали мои денежки!.. А все вензеля! Все проклятые вензеля! Все это Аз и Ферт!.. Кончено! И другу и недругу закажу выделывать на приданом вензеля… то есть положительным образом…
МАРФА СЕМЕНОВНА. Полно, пойдем: обед готов.
МОРДАШОВ. Постой, Милюта. Мне еще нужно исполнить здесь одно поручение, одно наинужнейшее поручение. (Поет к публике.)
Пьеса наша, как хотите,
Нельзя сказать, чтобы плоха…
Нет, позвольте, извините, это не то… решительно это не то!.. Извольте видеть, в чем дело, в чем дело, в чем самое-то настоящее дело… Переводчик, или, как вам назвать его вернее, переделыватель, автор, что ли!.. Ну кто бы ни был, все. равно… Только он говорит мне… положительным образом говорит: «Послушай, Мартынов…» Он, впрочем, мне не говорит ты, но уж это моя привычка… Извините, это моя неисправимая привычка. «Послушай, говорит, Александр Евстафьевич Мартынов! Я написал тебе два окончательные куплета, то есть положительным образом написал два куплета…» Он, впрочем, не сказал: положительным образом… это опять моя неисправимая привычка. «Ну так ты, говорит, выбери, который хочешь, — решительно, который хочешь…» Я взял, прочел и пришел в недоумение, то есть истинно пришел в недоумение… В одном, изволите видеть, он отстаивает пьесу, хвалит актеров, хвалит вас, словом — наирешительно и нас и вас хвалит; а другой куплет… Пропеть его разве вам? Извольте, пропою, то есть наивернейшим образом пропою… и уж там что хотите делайте… положительно что хотите делайте.
